— Ты сам не лучше, — буркнул Король.
Шурка принялся намыливать руки.
— Садитесь, мальчики, — сказала старуха.
Король уже загребал ложкой, кидая горячее варево в рот, жевал обжигаясь.
— Моя сестра, — сырым голосом вдруг произнес дворник. — Ее арестовали. Как твою маму. Как твоего папу.
Шурка уронил мыло в тазик.
— По ошибке? — спросил он.
Ему хотелось сказать этим людям что-то хорошее. Ведь не виноваты они в том, что сестра дворника оказалась шпионкой! Не они собирали и передавали врагам секреты. Не они вредили советским людям.
— Вашу сестру схватили по ошибке?
Дворник стукнул ладонью так, что ложки подскочили.
Король пролил суп на скатерть.
— Это не ошибка!
Ухо дернулось.
Старуха подошла и ласково заткнула его хлебным мякишем.
А дворник говорил:
— Она ни в чем не виновата. Как и твоя мама! Как и твой папа! Это не ошибка, раз хватают тысячи невиновных, тысячи честных людей. Тысячи — это не ошибка. Они хватают невиновных. И знают это!
— Дорогой… — с упреком сказала старуха.
Шурка смотрел на них во все глаза.
А Король тихо потянул к себе фотографию. Она исчезла в его кармане.
— Мы столько стояли в этой очереди, чтобы передать ей еду, теплые вещи, — тихо заговорила старуха. Шурка вдруг вспомнил, как мама кидала в чемоданчик рейтузы и меховые рукавицы. Старуха покачала головой. — Мы всю ночь стояли.
— И вся очередь таких же невиновных! Сотни! Каждый день! Тысячи! Понимаете? — сдавленно выкрикнул дворник.
— Тихо, тихо, — с испугом зашептала старуха.
Король опустил ложку.
— Нам пора, — сказал он, выбираясь из-за стола.
— Что вы, мальчики. Что вы! Отдохните. Поспите, — засуетилась старуха.
Но Король уже был у двери.
Старуха положила руку ему на плечо.
— Ошибка?! — взвизгнул он. Старуха отшатнулась. — Ошибка, да?! Из-за вас! Из-за таких, как вы, всё!
— Мои папаша и мамаша тоже против советских людей были. А меня не спросили! А я, может, не нанимался в беспризорники! Я дома жить хочу! Я со всеми быть хочу! Из-за них всё! Из-за вас! Гады!
— Подожди! — Шурка рванулся за ним. Они сбежали по лестнице. Пробежали двор.
Только на набережной Шурка нагнал его.
— Ты что?
— Отвали. Это же не их карточка, ясно.
— Ты куда?
Король остановился. Переложил фотографию во внутренний карман, запахнул плотнее пиджак.
— Ты что, к Тумбе?!
Король пожал плечами.
— Ну и что.
Шурка не мог слова вымолвить. К Тумбе? Король нимало не смутился.
— А ты что, зимой дуба дать хочешь?
— Я думал, у тебя есть план!
— У меня есть план. Пойдем и сдадимся в Серый дом.
Шурка решил, ему послышалось.
— Сами? В Серый дом?!
Король, наверное, чокнулся.
— Ты дорогу туда помнишь? Ну пошли. Чего? Шурка стоял как приклеенный.
— Ты с самого начала это задумал! — осенило Шурку.
Задумал — и просто всё время дурил его.
— Ты же сказал, там жрачка и одеяла. Всё готовое. Всё подадут. На тарелочке, — раздраженно возразил Король. Сунул руки в карманы. На рожице его появилось нетерпение. — Ну что, покажешь дорогу или нет?
Не получил ответа.
— Ну тогда я сам. Адьё!
— Погоди! — бросился за ним Шурка. — Да ты…
— И вовсе я не собираюсь кричать их глупые лозунги и бить в барабан.
— Да они тебя…
Король сплюнул. И лениво проговорил:
— Подкормимся там. Одежду получим. Зиму пересидим. А весной снова в бега.
Король уставился на него своими голубыми глазами, ожидая ответа.
…Как мог Шурка объяснить, что в Сером доме переламывали всех? Смелых, добрых, наглых, сильных, застенчивых, умных, бойких. Любых. Все они превращались в одинаковые серые тени. Ходили строем. Покорно работали. А главное…
Король не дослушал его.
— Неинтересно, — сказал он. — Не больно-то и надо мне твоей помощи. Сам найду.
Повернулся и пошел прочь.
— Мальчик! Мальчик! — раздался голос за спиной.
Старуха спешила к нему из арки.
— Куда же ты без пальто выбежал?
Она подала Шурке его пальто. Помогла попасть в рукав.
— А где твой товарищ?
Шурка не успел ответить. Она всё поняла.
— Он приведет их сюда, — сказала старуха. Посмотрела на Шурку.
Он уже понимал, кто такие «они».
Те, что арестовали маму и папу. Те, что заперли его в Сером доме. Те, что в своих черных автомобилях шарили по городу, собирая жертвы.
Старуха смотрела на воду. Волны плескались и шлепали по гранитной стенке.
В животе у Шурки сжалось. Сейчас она его прогонит. Опять он останется один. Невидимка на серых непонятных улицах.
Старуха молча положила ладонь Шурке на голову. Провела по волосам. А затем крепко прижала к себе.
— Ничего, мальчик.
Слезы впитывались в ее пальто.
— Я его сюда привел, — плакал Шурка.
— До вечера они сюда не сунутся, — к ним подошел дворник. В руке у него была метла.
А на носу он забыл очки в золотой оправе. Очки были из комнаты с книгами и не вязались с метлой и фартуком. — Они только по ночам ходят, — успокоил он обоих.
Шурка ладонью вытер щеки.
— А днем почему не ходят?
— Света боятся.
— Надо бежать и всем рассказать! — решительно сказал Шурка. — Невиновных хватают. Это что же такое!
Но старуха и дворник не слушали его.
— Боязно мне что-то, — сказала она.
Они посовещались одними глазами.
— А где твоя тетя живет? — обернулась к Шурке старуха. За столом он успел рассказать про тетю.
— За мостом.
У Шурки опять задрожали губы. Сейчас она спросит адрес. Он не знал, как называлась улица, не знал номера дома. Зачем ему было их знать? Ведь раньше у него были папа и мама. И Таня. Знали они.
— В Ленинграде много мостов, — отозвалась старуха.
— Тучков мост? — стал перечислять дворник. — Дворцовый? Троицкий? Литейный?.. Эй! Слышишь? Охтинский?
Шурка даже рот раскрыл.
— В Ленинграде? Вы сказали — в Ленинграде?
Старуха посмотрела недоуменно.
— И здесь есть Эрмитаж? — встряхнул ее за руку Шурка.
— Конечно. Только при чем здесь…
— И зоопарк?
Старуха кивнула:
— Да, но…
— И Петропавловская крепость?!
От радости Шурка схватил их обоих за руки. Между ним и дворником торчком стояла метла — как четвертый в хороводе.
— Сумасшедший! Что ты скачешь?
— Прекрати нас кружить.
А Король ему врал. Но зачем? Зачем выдумал не-Ленинград? Боялся, что Шурка удерет и он, Король, снова останется на улицах один? Бедный. Шурка не чувствовал злости.
— Мост! — радостно кричал он. — Возле Петропавловской крепости! Там тетя живет.
— Чего ж ты сразу не сказал?
— Чего ж ты плакал?
— Поезжайте на троллейбусе, — посоветовал дворник.
— Мы пешком. А потом на трамвае.
— Удачи, — дворник пожал Шурке руку и пошел обратно в арку.
— Он не настоящий дворник, да? — спросил Шурка.
Встревоженное лицо старухи разгладилось.
— Он был ученым. Профессором.
— Как это?
Шурка почему-то опять вспомнил Тумбу и фотографию дамы в шляпе. Мама и дочка. Может, и Тумба была совсем не тем, кем стала?
Но ответить старуха не успела.
Шурка охнул.
— Мальчик, ты что?
Внезапно закружилась голова. Обмякли колени. В животе ворочалось, толкалось, перекувыркивалось.
— Тебе плохо? Сядь!
Он привалился спиной к гранитному столбику.
Старуха суетилась рядом. Делала много ненужных движений. Поправляла ему воротник. Сняла соринку. Потрогала лоб.
— Я мужа позову. Посиди здесь.
— Не надо.
Шурка поднялся. Внутри давила страшная тяжесть.
— Ты точно не болен?
Шурка помотал головой. Он боялся признаться, как ему худо.
— Идемте.
Они пошли.
— Король хороший. Не думайте.
— Я знаю. Его просто запутали. Они многих сбивают с толку.
Шурка старался дышать потихоньку. С ним творилось что-то не то.
— Ты хорошо себя чувствуешь? Зеленый весь.
— Хорошо, — ответил он.
Шурка старался про это не думать. Придет к тете Вере — там будет болеть. А сейчас нельзя. Нельзя пугать своим самочувствием старуху — один он не дойдет.
Та вроде поверила Шурке. Ускорила шаг.
Они подходили к широкой площади. Серые дома хмуро смотрели темными окнами. Серые тучи низко висели над ней.
— А зачем? — спросил Шурка. — Зачем Ворон это всё устроил?
— Ворон? — переспросила старуха. Ее брови удивленно подпрыгнули. — Ворон?
Площадь пробуравил свист.
Старуха резко остановилась.
Посреди площади стоял милиционер в блестящей каске, во рту свисток. Он крутанулся на месте. Сделал знак жезлом: внимание! А потом: стойте!
Движение по обе стороны площади замерло.
Через площадь, стуча барабанами, сверкая горнами, шли школьники. Они шли на большой парад. К самой главной площади.
