давно растрачен и нужно заботиться о молодом поколении Ордена, а не о нём.
Советник Бахар кивнул:
— Он был очень убедителен. Сказал, что эти сожжённые годы были необходимой жертвой и он вернёт себе их только тогда, когда мы заслужим прощение Императора.
Я лишь покрутил шей, оставив все слова про себя. Уж больно побелел Седой, скрипя зубами. Ну Морщинистый, ну ловкач. Он, случайно, самопожертвование сильнейших идущих не сделал — необходимой жертвой? Ну, скажем, не сжёг в этом походе пять лет жизни — слабак и почти предатель, который даже не прикладывает сил для искупления Ордена?
Советник Бахар, глядя только на Седого, сказал:
— Нам ещё многое предстоит переосмыслить в делах прошлого, учитывая то, что мы знаем, — Седой, всё ещё мрачный, кивнул, и советник Бахар тут же перевёл взгляд на меня. — Глава, мы покинем вас на некоторое время, ещё не прогорит малая палочка, и я вернусь, у вас сегодня первый урок со мной.
Я дождался, когда их шаги стихнут в отдалении, негромко спросил:
— А ты достаточно переосмыслил прошлое, чтобы поговорить со мной?
Рядом со мной оставался всего один человек, так что у Пересмешника не было особого выбора: либо промолчать, как обычно сделав вид, что мои слова его не касаются, либо…
— Не понимаю, о чём вы, господин столь многих людей.
Он решил остановиться на чём-то среднем, смешав несколько возможностей. Но это уже был шаг вперёд за последние дни молчания. Я развернулся, чтобы видеть его лицо, его глаза и его печать, если уж на то пошло. Не всё же восприятием пользоваться. Зато перешёл на мыслеречь, тщательно отмеряя вложенную в неё силу:
— Я говорю о тех изменениях, что произошли с тобой в тот день, когда ты узнал несколько моих тайн.
— Несколько? Не все?
Я вернул Пересмешнику его улыбку:
— Разумеется, не все. Всех моих тайн не знает никто.
— Так же и у меня. Есть тайны, которые не узнает ни один мой господин, как бы хорош он ни был.
— Значит, я хорош, — я кивнул, принимая эту лесть. — Что же, мне не нужны все твои тайны, мне нужен ответ, что изменилось в тот день.
— Неважно, — качнул головой Пересмешник. — У тебя есть гарантии моей верности, чего тебе ещё, господин?
— То, что может объяснить изменения в тебе. Ты больше не пытаешься навредить мне, пьёшь вино с моими старейшинами, изображаешь из себя невозмутимого телохранителя. Что изменилось в тот день? Чего мне ждать от этих изменений?
Пересмешник молчал. Я пожал плечами:
— Нет так нет. Я хороший господин слуг, калек, детей и прочих. Останешься на охране лагеря, передам тебя старейшине стражи Рагедону, служи под его началом без нареканий, и уже через одиннадцать месяцев я выпну тебя прочь. Только заставлю молчать о моих тайнах.
Пересмешник скривился в гримасе:
— Просто отпустить со всеми тайнами? Это слишком опасно. С моей работой я отлично знаю и где достать лучшие в Поясе защитные амулеты и в каком городе купить Жемчужину Чистого Разума, если они не помогут, так что сомневаюсь, что ты так поступишь, господин умных. Это навредит тебе.
Я понял, о каком артефакте он говорит, об артефакте Древних, хотя последний раз я слышал о нём от Точтала во время похода по городу Тысячи Этажей, два года тому назад. Но Пересмешник меня не убедил, хотя из десятка возражений я сказал лишь одно, самое важное для меня:
— Мне навредит гораздо больше, если я не выполню своего обещания и не отпущу.
— Да ладно тебе, господин, играть словами, — махнул рукой Пересмешник. — Разве я не знаю, как это делается? Я же сказал, ты — господин умных. Ты отпустишь, останешься чистый и без Преграды, а я не успею отлететь и на ли от города, как меня перевстретит твой Седой и всё, там я и останусь.
Я ощутил, как свело лицо. Дарсов ублюдок, как он посмел говорить мне такое в лицо? Но я не стал спорить. Так могло случиться, причём даже без моего приказа. Седой мог решить всё сам. И это стало бы неплохим выходом на самом деле, тут Пересмешник прав. Я сдержал слово, Сломанный Клинок и его тайны в безопасности. Но это не мой путь.
Поэтому я процедил:
— Такого не случится. Лично засуну тебя в портал, перекину туда, куда хочешь и лично буду стоять на другой стороне половину дня, не давая никому перейти следом. Этого времени тебе хватит, чтобы сбежать, забиться в нору и успеть запастись вином на год?
— Хватит, — кивнул Пересмешник.
Я коротко подвёл итог:
— Договорились, — сам же клял себя последними словами за свою несдержанность. Едва не вспыхнул на пустом месте.
— Не договорились, — заставил Пересмешник меня застыть. — Мне не нужны эти полдня форы, не нужна свобода через год. Я хочу до самого конца следовать за Сломанным Клинком.
Всё раздражение и гнев тут же вымело из меня, словно порывом шквального ветра. Я даже подался вперёд. Наконец-то, мы дошли до того, что мне требовалось — до откровенности Пересмешника.
— Интересное предложение, — кивнул я и сразу осадил. — Но пока я не услышу причину, я не дам тебе такой награды.
— Награда? — изумился Пересмешник. — Возможность сдохнуть — это награда?
— Скажешь — нет? Тогда через год…
— Господин, — скривился Пересмешник, — давай не будем начинать это заново, — пожевав губами, он перешёл на мыслеречь. — Я ведь знаю суть Сломанного Клинка, знаю, к чему ты ведёшь эту «семью». У нас общий враг. Я давно достиг своего предела, и ни зелья, ни медитации не могут сдвинуть меня дальше, а значит, моя месть невозможна. С тобой, господином отверженных, распущенных, скрывших имя, горящих мщением, у меня есть шанс. Есть надежда, что Сломанный Клинок и ты станете достаточно сильны, чтобы отомстить и за меня.
Я потёр лоб. Этот что, тоже желает уничтожить Императора? Это безумие заразно? С опаской уточнил:
— Ты сейчас о ком?
Пересмешник подался вперёд, словно это могло помочь сделать мыслеречь ещё тише:
— Об Эрзум. Останется кто-то один. Либо Меч, либо Эрзум. Я хочу увидеть, как Эрзум сначала опускают с небес на землю, а затем и стирают с лица земли, я хочу приложить к этому руку. Вы единственные, кто ненавидит их почти так же сильно,
