— Это не люди, а звери, будь они прокляты! — причитали в отчаянии горянки.
— Двоих я узнала… — проговорила одна, все еще дрожа от пережитого страха. — Я прятала свое лицо, они бы меня не отпустили, если б и они меня узнали…
— Кто они? — перебила Сибхат Карчига.
— Ой, нет, нет, нет…
— Образумьтесь! — закричала Сибхат Карчига. — Вас грабят, последний кусок хлеба отбирают, а вы боитесь их назвать?!
— Будь они прокляты, да не смилостивится над ними небо, да покарает их божий гнев!.. Это были Навруз и Сапар.
Теперь Сибхат Карчига сама целыми днями просиживала в укрытии в ущелье Шинка-Шири. Наконец выследили их, когда они через Чертов Мост направлялись на ночлег.
В тот день их было шестеро — в бинокль Сибхат Карчига видела каждого в лицо. С ужасом разглядела она, что среди этих людей — Осман.
«Нет, нет и тысячу раз нет! — закричала она мысленно. — Мой муж на войне!..» Да, да, Осман Акбаров добровольцем пошел на войну, об этом и в газете писали. Из-за плоскостопия его долго не брали, но он добился своего. Она сама его за аул провожала! Что ему делать вместе с Наврузом и Сапаром?! А это действительно они! Вооруженные до зубов, обвешанные гранатами, опоясанные патронными лентами. Они, те самые, что напали на нее тогда, у мельницы.
Сибхат с трудом поднялась. Руки еле держали винтовку, и она перекинула ее через плечо. Бинокль на груди, казалось, тоже потяжелел и клонил к земле,
Прячась за валуны и деревья, Сибхат опустилась к реке. Легла, окунула лицо в холодную воду.
Она долго лежала на берегу. Потом села, вытерлась платочком. И вдруг услышала хриплый голос над собой:
— А я думал — мертвая.
При звуках этого голоса Сибхат представилось искаженное лицо, руки, рвущие на ее груди платье, на груди, к которой еще не прикасался даже солнечный луч,
— А ну встань! Не ты ли нас выслеживала?
Сибхат Карчига, не торопясь, обернулась. Оскаленные, красные от вина, щетинистые рожи. Это вот Навруз, а это Сапар, остальные незнакомые… Постой, постой, а это кто позади всех? Одежда на нем военная, еще не оборванная, и он не зарос, как они, бородой!..
— Вот это сюрприз! — усмехнулся, подкручивая усы, Навруз. — Эй, Осман, иди-ка сюда, погляди!
— Сибхат? — выдохнул Осман и побледнел. — Ну, что уставились? Женщину не видели?..
Сибхат Карчига легко поднялась, отряхнула с себя пыль. «Вот и пришла смерть», — подумала она.
— Женщин мы видели, — захихикал и чахоточно закашлялся Сапар. — Но комиссаршу Сибхат Карчигу не встречали давненько.
— Хватит зубы скалить. Ступайте, я догоню вас.
Осман подошел к жене, протянул ей руку. Сибхат Карчига заложила руки за спину.
— Не очень-то жалует она тебя, Осман! — усмехнулся Навруз. — Трижды ей смерть, это из-за нее мы потеряли друзей в Давла-Када. Это она устраивала нам ловушки.
— Жаль, что я тогда не выжгла на вас клеймо. Может, совесть наконец заговорила бы… — со злой усмешкой проговорила Сибхат. — Хотя какая там у вас совесть…
— Спасибо, что ты сама напомнила нам про тот случай, — сквозь зубы процедил Навруз, расстегивая деревянную кобуру маузера.
— Навруз! Я сказал: идите.
— Все-таки не лежит к тебе моя душа, Ооман. Со всеми твоими полномочиями…
— У тебя будет время проверить их. А свои сомнения можешь высказать в штабе «Эдельвейс». Уходите!
— И ты уходи с ними, — глотнула горькую слюну Сибхат Карчига. Почему-то врезалось в мозг странное, но красивое слово «Эдельвейс». — Их-то я знаю, но как ты мог на такое пойти?! Тьфу! Лучше бы ослепнуть мне, лучше бы собакам бросили меня, чем увидеть своего мужа здесь, с ними.
— Эй, Осман, если ты упустишь ее живую, клянусь, первая же пуля моего маузера достанет тебя!
— Идите отсюда!..
— А чего он нам приказывает? Явился два дня назад — и командует! — Сапар угодливо заглядывал в хмурое лицо Навруза.
— А вот мы и не уйдем. — Навруз с маузером, на изготовку сел на камень. — Вот теперь мы проверим тебя по-настоящему, Осман, кто ты такой есть на самом деле. Ну-ка прикажи ей раздеться!
— Навруз, время дорого. Выполняйте задание! Вы слышите?
— Не слышим. Если надо будет, «Эдельвейс» пришлет к нам другого связного.
— Правильно, Навруз, — поддержал Сапар. — Когда еще у нас будет случай разделаться с комиссаршей?
Осман преградил ему дорогу.
— Хорошо, хорошо… Назад, я сам ее…
— Ну правильно, Осман. Долг, говорят, платежом красен, хи-хи!
Сибхат закричала:
— Не подходи! — и схватилась за свою винтовку.
Осман вырвал у нее оружие. Сибхат упала навзничь. Османа будто толкнул кто-то. Он бросился к жене, сунул ей винтовку в руки.
— Быстро за камни! — шепнул ей Осман, выхватил наган, обернулся и в упор выстрелил в Навруза.
Бандиты кинулись в разные стороны, а Навруз скорчился и уткнулся лицом в реку. Осман выстрелил в Сапара. Осечка. Засвистели пули, и Осман упал.
Тут заговорила винтовка Сибхат Карчиги. Пуля догнала Сапара на склоне, и он, как мешок, покатился вниз, пока, мертвый, не застрял в кустах… Остальные трое, отстреливаясь, окрылись.
Сибхат Карчига подбежала к мужу. Он лежал ничком. Сибхат перевернула его, побрызгала в лицо водой. Осман открыл глаза.
— Как это все некстати, моя Сибхат… Ты не думай обо мне плохо… Что пишут сыновья?..
— Сыновья сражаются с врагом, а не разбойничают в горах, — проговорила она с жестоким укором.
— Прощай, Сибхат, я умираю… Ты… Ты должна сообщить обо всем полковнику, пол-ков-ни…
Сибхат сама закрыла ему глаза. Сумерки сгущались в ущелье. Она с трудом подняла тело мужа и, сгибаясь от тяжести, понесла его к давно заброшенному домику лесника. Она похоронила Османа возле домика.
Так появилась здесь эта безымянная могила.
Что же хотел, умирая, сказать Осман? И кто этот полковник, которому она должна была сообщить обо всем происшедшем?.. Нет, лучше, чтобы никто ничего не знал о ее муже, пусть все думают, что он не вернулся с войны.
Теми же днями немецкий самолет — что это был немецкий самолет, даже дети определяли по звуку, — кружился над Буртау-Шурми, и пять парашютистов были пойманы и обезврежены на склоне Чика-Бах. Правда, в этой операции Сибхат Карчига уже не участвовала. После трагедии в ущелье Шинка-Шири она заболела и попала в больницу, где пролежала четыре с половиной месяца.
А выйдя из больницы, поселилась в этом уединенном домике рядом с могилой Османа и согласилась работать лесником… Нелегко было разобраться в обстоятельствах последней встречи с мужем. Она не могла поверить, что он оказался среди предателей. Но ведь своими глазами видела… И мучилась, никому ни о чем не говорила. Одна хранила тайну безымянной могилы.
Только спустя несколько лет после окончания войны Сибхат получила бумагу из военкомата, что ее муж Осман Акбаров, отважный разведчик, пропал без вести при выполнении особого задания командования…
— Ваш чай уже, наверно, остыл, — улыбнулась соседка по купе, которая успела накормить малыша и уложить его спать.
— Да, да, — очнулась от задумчивости Сибхат Карчига. — Сейчас я попрошу горячего.
— Вы попробуйте с чаем мой пирог, — предложила, улыбаясь, соседка.
— Спасибо, доченька. Сын уже уснул?
— Да.
— А сколько ему?
— Пять месяцев.
— А как назвали сына?
— Османом. Это наш Османчик! ― И мать, улыбаясь, поправила одеяло малыша.
3
Братская могила была обнаружена экскаваторщиком через тридцать три года.
Останки погибших перезахоронили в новом поселке, на центральной усадьбе совхоза. А боевые реликвии, личные вещи погибших хранятся в музейном уголке совхозного клуба. Среди них самые приметные — серебряная, с чернью, ложка работы кубачинских мастеров и нож-финка, сделанный в ауле Харбук. Разве могла их не узнать Сибхат Карчига…
— Это ложка Гасана, сына моего, а нож— Гусейна.
Слез на глазах у матери не было. Она их выплакала за все эти годы. В далеком краю встретили ее незнакомые, но добрые, отзывчивые люди, встретили как мать героев, защищавших эту землю. В честь матери героев у братской могилы был устроен митинг. И мать бросила на могилу горсть родной земли, далекого отсюда Дагестана…
— И теперь я вправе, — сказала она, — поставить моим сыновьям-близнецам на перекрестке наших горных дорог плиты-памятники. Спасибо вам, люди Карелии, за доброту.
— Это тебе спасибо, мать, за героев твоих, за то, что ты их воспитала.
Сибхат Карчигу провожали всем совхозом. Просили приезжать в любое время, ведь она теперь близкая этой земле, родная этим людям…
4
Если вы будете в горах Буртау-Шурми, если будете на машине подниматься к Верхнему Хребту, то на самом оживленном перекрестке трех дорог — это место называется Чишили — увидите два совершенно одинаковых каменных резных надгробия с одной и той же дагой рождения и смерти. Это памятники двум братьям-близнецам Гасану и Гусейну, детям Сибхат Карчиги и Османа Акбарова.
