Однако, мои друзья, очевидно, моего мнения не разделяли. Не то, чтоб такие же вопросы не возникали у меня самой. В каком то смысле он был согласен иметь в своей жизни ребёнка. Просто не своего ребёнка. Но та же проблемы возникла бы с любой женщиной моего возраста, так что ему не удалось бы полностью избежать взаимодействия с детьми. Большинство женщин выбирают материнство.
Очевидная долгая пауза на той стороне начала становиться подозрительной.
— Ты послала мне их с какой-то целью?
— Да, мы ведь говорили о том, что брак — устаревшая концепция. И я сочла, что это изумительная философия.
Я часто использовала слово “изумительная” в отношении полиамории. Мортен произносил это “изуми-дельная”. Я любила его акцент. Я любила всё, что имело к нему отношение. И любовь к нему дала мне отвагу двинуться дальше.
— И я хочу сообщить тебе, что мы с Жилем верим в эту философию и решили реализовать её.
Бомба номер раз. Я чувствовала как она падает с моего самолёта в стабильность её жизни и понимала сколько боли она принесёт. Но я больше не могла врать ей.
— Ну, вы можете соглашаться с ней, но я крайне сомневаюсь, что вам удастся реализовать её на практике, — отмахнулась она. Я собралась с духом, подобно библейскому персонажу, препоясывающему свои чресла.
— Но я послала тебе их именно поэтому. Потому, что мы реализовали это на практике. Мы встречаемся с другой парой. Их зовут Мортен и Елена. И они живут в Англии.
Бомба номер два. Я слышала стук мечей и грохот битвы между её безусловной любовью ко мне и её жёсткой викторианской семейной этикой.
— …
— …
— …
— Ты ещё тут?
— Да.
Одно слово. Говорливость моей матери, как правило чрезмерная, была побеждена моим подавляющим превосходством в огневой мощи.
— Это не просто секс. Я люблю его. Мы вместе уже шесть месяцев, — сказала я, надеясь вывести её из шокового состояния потрясением. И добавив лишних три месяца просто на всякий случай, вдруг это важно.
— Что… вы оба?
— Да.
Она вздохнула:
— Почему вам надо выносить это из спальни, в которой оно происходит?
— Кажется, ты не услышала то, что я только что сказала. Это не секс, это любовь. Самое важное, что есть в мире.
— Но это секс.
— Да. Но ещё и любовь.
Мы с Жилем оба были великолепными примерами представителей среднего класса — респектабельного снаружи и подавленного внутри. Наши семьи заботились о том, чтоб их газоны были подстрижены, а машины — вымыты. Их члены всегда платили налоги и имели “нормальные” профессии. Они не выделялись на фоне своих соседей. Но моя мать, в то же время, была способна к состраданию, умна и не склонна судить. Я питала крохотную надежду на то, что она может посмотреть на наше радикальное решение в позитивном свете, как это сделала я. Больше жизни, больше роста и больше любви.
— Я всегда знала, что ты необычна. И таким же должен был стать твой путь. И я люблю тебя так же, как люблю всех своих детей. Безусловно. Я уважаю твоё право выбора. Даже если я не согласна с твоим выбором.
Леди и джентльмены, моя мать. Моя мать сказала эти слова. Удача! Слово повторялось в моей голове, как если бы в неё сидела миниатюрная Кайли Миноуг и пела: Lucky, lucky, lucky… Но я ещё не закончила.
— Мы также планируем переехать в Англию, чтоб жить ближе к ним.
Не столько бомба, скорее просто какая-то чепуха, затесавшаяся в серьёзный взрослый разговор. Как будто кто-то сел широким задом на пианино. Но ей следовало знать это. Я буду жить в часе от её дверей и не было способа “не выпускать это из спальни”, как она предлагала.
— Вы состоите в интимной близости… — я чувствовала, как она осторожно выбирает слова, — все вместе?
— Нет. Но у это очень открытый дом. Ведь мы все участвуем в одних отношениях.
Я чувствовала, как по мере раскрытия подробностей её боль увеличивается, а моя радость, как бы сильна она ни была, не может служить источником счастья для моей матери. Я чувствовала её нарастающее отчаянье, она была подобна самке, потерявшей детёнышей. Она боялась. Я тоже боялась, но не могла показать этого.
— Люди не дадут тебе жить спокойно. Ты выбрала такой сложный путь…
— Я согласна, это выбор. Но я выбрала соответствовать моей природе. Если ты не считаешь, что моя жизнь должна состоять в том, чтоб действовать в соответствии с представлениями общества о “должном”. Разве не такой же образ мыслей приводит к стигматизации гомосексуалов?
— Ты знаешь, не имею ничего против гомосексуалов. Но я бы не хотела этого пути для своих мальчиков. Твоих братьев. Я не хочу, чтобы они испытывали ненужную боль.
— В этом кроется разница между нами. Я считаю, что важнее быть собой.
Чай закончился к концу нашего телефонного разговора. Я поставила Linkin Park, открыла Джек Дэниел и, рыдая, громко запела:
Неужели ты не видишь, что ты меня душишь,
Слишком крепко держа меня, боясь потерять контроль,
Так как всё то, каким ты хотела бы, чтобы я стал,
Рассыпалось прямо у тебя на глазах.
(Перевод песни: http://www.amalgama-lab.com/songs/l/linkin_park/numb.html)
Жиль нашёл меня ещё до того, как я прикончила первую порцию выпивки сказал мне:
— Не создавай ассоциацию между несчастьем и выпивкой, дорогая? Счастливое пьянство, помнишь?
— Жиль, я ранила её. Что мы будем делать, если все отвернутся от нас?
— Мы, определённо, были бы несчастливы, живя в соответствии с ценностями других людей.
Он увлёк меня на диван и поставил эпизод Друзей. Наш эквивалент еды для успокоения. И мы остановились на том, в котором Чандлер встречается с женщиной, у которой есть муж, парень и несколько любовников. Забавно, что в первые сто просмотров смысл всего этого полностью проскочил мимо меня.
— Она полиаморна! — восхитилась я.
— Так что мы не одиноки, — ответил он, сильнее обнимая меня. — Смотри, мы даже представлены в Друзьях!
Сказать отцу… да, это было во многих смыслах сложнее… но не потребовало выпивки или Друзей в конце.
Мы с Жилем звали его Клинт Иствуд за полное неприятие идей, которые не могут быть подвергнуты проверке, его привычку говорить “проклятье” и его средне-американский акцент. Рождённый в Индианополисе, он покинул США в двадцать лет, но акцент оставался неизменным и спустя пятьдесят лет. Сейчас ему было семьдесят семь и я опасалась эффекта, который могут оказать на него мои отношения… У меня были иррациональные мысли о сердечном приступе, который могут вызвать мои новости. Смерть от полиамории. Так что я затягивала это настолько, насколько могла.
Так как он был практическим экономистом и вовсе не оратором, я решила, что лучшим вариантом будет электронная почта. Его ответ был таков:
