Весть о том, чем занимаются на улице горничная и вторая помощница кухарки, Барни сообщил экономке, затем она стала известна дворецкому и наконец дошла до Джентльмена. Он вызвал их обеих к себе в кабинет. Тэсс тряслась всем телом, от кудряшек до стоптанных подметок на туфлях, но Кэт стиснула ей руку и решительно вздернула подбородок. Она знала, что ее так просто не выгнать. Мать объяснила ей это перед смертью.
— Итак, Кэтрин и Тереза, — начал Джентльмен.
Услышав свое имя, Тэсс задрожала еще сильнее, как будто до этого мгновения она почти надеялась уйти незамеченной. Кэт перехватила взгляд Джентльмена, не желая отводить глаз, хотя для этого ей потребовалось все ее мужество. Кабинет представлял собой внушительную комнату, заставленную книгами, — на стенах сплошь темное красное дерево, на полу темно-красные ковры. Слабый осенний свет лился в высокие окна, отчего кабинет смутно напоминал церковь. Тихий, пахнувший пылью воздух был прохладным и неподвижным. Джентльмену было лет шестьдесят, он был высокий, широкий, похожий на шкаф. Линия челюсти была подчеркнута бакенбардами, хотя сами кости давно заплыли жиром, однако его глаза, пусть маленькие, были живыми и добрыми. Конечно, если только он не напивался и не играл. Он не умел ни того ни другого.
— Я слышал, что вы обе сильно увлеклись политикой, — проговорил он, улыбаясь, как будто эта мысль забавляла его.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр, — заявила Кэт.
Тэсс упорно глядела в пол, безмолвная, как статуя, если бы не ее испуганное сопение.
— Брось, Кэтрин, не разыгрывай передо мной дурочку-служанку, тебе это не к лицу, — упрекнул он ее.
Кэт заморгала и чуть поубавила стали во взгляде, поняв, что распекать их не будут.
— Мы не делаем ничего плохого. Вторая половина воскресенья — наше свободное время. Это не преступление — вступить в политический союз или партию, не преступление — агитировать за них.
— Я всегда считал, что воскресенье для того, чтобы вы могли в это время навестить родственников, заняться шитьем или чтением или иным полезным делом, — мягко предположил Джентльмен.
— Половина воскресенья принадлежит только нам, — упрямо возразила Кэт.
— Кэтрин! Господи, ты такая же упрямая, как твоя мать! — Он коротко рассмеялся.
— Благодарю вас, сэр, — ответила Кэт, едва заметно улыбаясь.
Джентльмен снял очки и положил их на бухгалтерскую книгу перед собой. Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и как будто на минуту задумался. Девушки стояли, застыв, как часовые.
— Да, ты совершенно права: в том, что вы делаете — раздаете брошюры и тому подобное, — нет никакого преступления. Я полагаю, вы не получаете денег за эту работу? Прекрасно. Но в последнее время стоит раскрыть газету — и непременно наткнешься на заметку о том, что какая-нибудь девушка была арестована за очередную глупость, придуманную этими бунтарками в синих чулках. Они заходят слишком далеко. Они противоречат природе, ведут себя совершенно не по-женски. Однако я не из тех, кто запрещает свободу мысли, даже среди своих слуг. Продолжайте, если уж вам кажется, что так надо. Но чтобы я больше не слышал о том, что вас видели на улице выкрикивающими лозунги и пристающими к горожанам, которые идут на заседание своей партии. Я говорю — хватит! Я не потерплю, чтобы из-за подобного экстремистского поведения мой дом снискал дурную славу. Я понятно сказал?
— Но мы можем бывать на собраниях? — уточнила Кэт.
— Вы можете оставаться членами Социально-политического союза женщин и посещать собрания, да. Можете читать литературу, если вам нужно, однако не оставляйте ее на глазах у других слуг. И чтобы я не слышал, что вы пытаетесь навязать свои новейшие идеи другим девушкам.
— Можно нам носить небольшие значки с цветами Союза?
— Пока вы в стенах этого дома — нет, нельзя, — ответил Джентльмен, и его глаза сверкнули. Переговоры всегда доставляли ему огромное удовольствие.
— Но Эмма же носит крестик. Почему же мы не можем носить значок?
— Эмма очень набожна. Если вы хотите носить распятие, то тоже можете. Но я надеюсь, что вы не сравниваете нашего Господа Иисуса с Эммелин Панкхёрст? — Он улыбнулся.
Кэт старалась сохранить бесстрастное выражение лица, однако уголки губ у нее чуть дрогнули.
— Разумеется, нет. Потому что, если бы Господь был женщиной, нам не пришлось бы так упорно сражаться за основные социальные права, — сказала она.
— Если бы Господь был женщиной? Если бы Господь был женщиной! — Джентльмен засмеялся. — Кэтрин, какая же ты смешная! Не нужно было учить тебя читать. В самом деле, похоже, капля знания для женщины преопасная штука! — веселился он. Кэт перестала улыбаться, ее взгляд снова стал стальным. Джентльмен на мгновение замолк. — И взгляд у тебя как у матери… А теперь обе возвращайтесь к работе. — Он отпустил их взмахом руки. — Больше я ничего не хочу об этом слышать.
Кэт развернулась, чтобы уйти и потянула за руку Тэсс, выводя ее из оцепенения.
— Погоди-ка, Кэтрин. Вот, почитай-ка это. Может быть, мы еще сделаем из тебя мыслящую социалистку, быть суфражисткой неприлично, — сказал Джентльмен, протягивая ей стопку брошюр Фабианского общества.
Кэт с жадностью их схватила и прочла название на верхней: «Памфлет № 144. Станок: его хозяева и слуги». Джентльмен знал ее страсть к чтению — он сам ее прививал.
— Спасибо, сэр, — сказала она, искренне обрадовавшись.
Он рассеянно похлопал ее по плечу и отвернулся. Как только они снова оказались под лестницей, Тэсс шумно вздохнула, как будто в течение всего разговора не осмеливалась дышать.
— О боже, я уж думала, он нас вышвырнет на улицу! — заплакала она.
— Не говори глупостей, я же обещала, что ничего не будет, — сказала Кэт, беря ее за плечи и слегка встряхивая.
Тэсс утирала с глаз слезы облегчения и улыбалась.
— Не понимаю, откуда в тебе столько храбрости, чтобы разговаривать с ним вот так! Я бы, наверное, умерла от страха!
— Ты не понимаешь? Неужели трудно догадаться? — серьезно проговорила Кэт.
— О чем догадаться, Кэт? Что ты хочешь сказать? — спросила Тэсс с недоумением.
Обернувшись через плечо, Кэт увидела, что миссис Хеддингли возвышается в темном дверном проеме своей комнаты. Экономка взирала на нее осуждающим взглядом.
— Не важно. Пошли, пора за работу, — сказала она.
После того случая они пару недель не ходили агитировать. А когда пошли снова, то старались держаться подальше от тех магазинов, куда заходит за табаком и спичками Берни.
Эстер застала Кэт наверху подвальной лестницы, застывшую, погруженную в воспоминания. Ее неподвижность беспокоит Эстер, и мгновение она колеблется, не зная, что делать. Наконец Эстер громко кашляет и видит, как девушка вздрагивает.
— А-а, Кэт… Не могли бы вы зайти ко мне в гостиную? — произносит она и идет обратно, а темноволосая девушка следует за ней.
— Мадам? — произносит Кэт и останавливается перед ней, опустив руки.
Эстер хотелось бы, чтобы она либо сцепила их перед собой, либо держала за спиной, однако она не знает, в какие слова облечь подобную просьбу. Просто ей кажется неправильным, что руки просто болтаются по бокам. Эстер будто боится, чтобы руки вдруг не сделали чего-то, что им не положено.
— Кэт… — Эстер улыбается. — Я получаю от миссис Белл некоторые жалобы на вас, потому что вы не всегда проявляете должное уважение… Нет, прошу вас, дайте договорить, — произносит она, когда Кэт, кажется, хочет запротестовать. — Очевидно, вам требуется время, чтобы привыкнуть к здешней жизни, и это вполне естественно после… того, что вам пришлось пережить. Я подробно расспросила миссис Белл о вашей работе, и оказалось, что у нее нет никаких нареканий. Должна сказать, если у Софи Белл нет никаких нареканий, то их ни у кого не может быть!
— Эта женщина меня ненавидит, — сообщает Кэт без всякого выражения.
— Нет! Я уверена, что нет! Если она с вами строга, то только потому, что очень заботится о том, чтобы все было сделано как надо… В любом случае мы с викарием довольны вашей работой и будем довольны еще больше, если вы и дальше останетесь с нами, однако я вынуждена просить вас: выказывайте миссис Белл то уважение, какого она заслуживает. В конце концов, она экономка и проработала в этом доме много лет. Не стоит враждовать с ней, — завершает речь Эстер. Кэт смотрит на нее пристальным взглядом и ничего не отвечает. Эстер надеется, что в данном случае молчание знак согласия. — Ладно, этот вопрос мы решили. Вот, Кэт, это я приготовила для вас. Небольшой подарок, чтобы вы могли украсить свою комнату. — Она протягивает Кэт рамку с картиной, вышитой крестиком.
Кэт мгновение смотрит молча, но, когда она снова поднимает голову, глаза ее блестят от нахлынувших чувств.
