– Нет, мэм, – ответил Джейсон и тут же пожалел о своей поспешности. Пользуясь привычными с детства фразами, он неизменно соскальзывал на характерный южный акцент.
Сержант Уоррен ответила не сразу. Заметила или пропустила эту особенность его произношения?
– Буду говорить откровенно, – резко начала она.
Относительно ее откровенности у него были сильные сомнения, но делиться ими он не стал.
– Нам крайне важно поговорить с вашей дочерью. Время уходит, и, возможно, Ри – единственный свидетель случившегося с вашей женой.
– Я знаю.
– Тогда дайте согласие на то, чтобы с ней поговорил наш психолог. Ее зовут Марианна Джексон, и она отличный специалист. Мы договорились с ней на десять утра.
– Хорошо.
Молчание. Потом:
– Вы согласны?
– Да.
Долгий вздох на другом конце линии – не ожидала.
– Джейсон, мы ведь еще вчера просили вас об этом, и вы отказали. Почему же теперь согласились?
– Потому что беспокоюсь о ней.
– О вашей жене?
– Нет. О дочери. По-моему, она не очень хорошо со всем этим справляется. Может быть, разговор со специалистом пойдет ей на пользу. Я ведь не чудовище, сержант. И интересы дочери для меня дороже всего.
– Тогда в десять. У нас. Нейтральная территория всегда лучше.
– Папочка?
– Можете меня не убеждать, – сказал Джейсон в трубку и повернулся к дочери. Ри стояла в дверях и смотрела на него так, как всегда смотрят дети, безошибочно угадывая, что взрослые говорят о них. – Сегодня мы встретимся с одной милой леди, – сказал он, относя трубку ото рта. – Не беспокойся, милая, все будет хорошо.
– Там кто-то есть, папочка. За дверью.
– Что?
– Кто-то за дверью. Разве ты не слышишь?
Он прислушался и услышал. Скребущий звук, словно кто-то пытался войти.
– Мне надо идти, – сказал Джейсон и, не дожидаясь ответа, положил трубку на место. – А теперь в гостиную. И побыстрее, милая. Я серьезно.
Он жестом усадил Ри на пол возле диванчика, а сам встал между ней и тяжелой входной дверью. Звук повторился, и Джейсон прижался к стене рядом с окном. Он изо всех сил старался держаться естественно, хотя нервы уже дрожали и звенели от паники. Первым, что Джейсон увидел, выглянув наружу, была стоящая на прежнем месте, у тротуара, машина без опознавательных знаков с сидящим за рулем и безмятежно попивающим кофе полицейским. Потом он заметил, что ни у двери, ни возле окна никого нет.
Звук, однако, раздался снова. Негромкий, скребущий…
– Мяяяу.
Ри вскочила с пола.
– Мяяяу…
Ри метнулась к двери. Не успел Джейсон сдвинуться с места, как она ухватила ручку торопливыми пальчиками и потянула изо всех сил. Он, пусть и с опозданием, стал открывать замок.
Ри распахнула дверь, и в комнату неторопливо и с важным видом вплыл Мистер Смит.
– Мистер Смит! Мистер Смит! Мистер Смит! – Ри обхватила рыжего кота обеими руками и сжала так сильно, что животное протестующее взвыло.
А потом вдруг выпустила его, бросилась на дверь и разревелась.
– Но мне нужна мамочка! – жалобно пропищала она. – Хочу мамочку!
Джейсон бессильно опустился на пол. Притянул поближе дочку. Посадил себе на колени. И долго, пока она плакала, гладил ее темные курчавые волосы.
Глава 13
В первый раз я изменила Джейсону, когда Ри было одиннадцать месяцев. Не могла больше. Бессонные ночи, однообразный, выматывающий ритуал: покормить, присмотреть, сменить подгузники, покормить, присмотреть, сменить подгузники. Я уже записалась на онлайн-курсы колледжа, и если не кормила и не меняла подгузники, то что-то писала, читала и решала, пытаясь вспомнить курс математики за среднюю школу.
Что еще хуже, в голове у меня как будто разрасталась тьма. Дошло до того, что в каждом углу моего собственного дома мне мерещился приторно-сладкий запах гниющих роз. Я боялась уснуть, потому что знала – среди ночи проснусь от трескучего, разносящегося по коридору голоса матери: «Я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Я знаю кое-что, чего не знаешь ты…»
Однажды я поймала себя на том, что стою у раковины на кухне и тру руки колючей проволочной щеткой. Я пыталась стереть собственные отпечатки пальцев, содрать вместе с кожей ДНК. И вот тогда я поняла, что та тьма – это моя мать, пускающая корни у меня в голове.
Есть люди, которых недостаточно просто убить.
Я сказала Джейсону, что должна уехать. На двадцать четыре часа. Может быть, завалиться в какой-нибудь мотель, заказать обслуживание, перевести дух. Я показала ему брошюру с рекламой спа-центра от «Фор сизонс» и списком предлагаемых услуг. Все было до нелепости дорого, но я знала, что Джейсон не откажет, – и он не отказал.
Чтобы побыть с Клариссой, мой муж взял выходной на пятницу и субботу.
– Не спеши возвращаться, – сказал он мне. – Отдохни. Расслабься. Я понимаю, Сэнди. Правда.
И я отправилась в отель, номер в котором стоил четыреста долларов за ночь. Деньгам, предназначенным на спа-процедуры, нашлось другое применение. Я прошлась по Ньюбери-стрит, купила мини-юбку из микрозамши, черные туфельки на шпильках от Кейт Спейд и серебристый с блестками топ с бретелькой через шею – с таким не требуется носить бюстгальтер. Потом завернула в «Армани-бар» и начала поход оттуда.
Не забывайте, мне было только девятнадцать. Я помнила все трюки, которых, поверьте, знаю немало. Девушка в топе с блестками и туфельках на шпильках пользовалась популярностью. До двух часов ночи я отплясывала на коленях у грязных старикашек и румяных мальчиков из Бостонского университета, а в перерывах заправлялась вискарем «Грей гуз».
Кожа зудела. Чем больше я пила, чем больше танцевала, чем больше виляла бедрами в руках какого-нибудь незнакомца, лапавшего мою задницу и прижимавшегося пахом к моим разведенным ногам, тем сильнее становился жар. Я хотела пить всю ночь. Хотела танцевать всю ночь.
А еще я хотела трахаться – до потери памяти, пока не завою от ярости и похоти. Я хотела трахаться – пока не лопнет голова и тьма наконец развеется.
Я не стала спешить с последним выбором. Отбраковала старичков. Они хороши, когда надо купить выпивку, но могут не удержаться в седле, стараясь угнаться за девушкой вроде меня. В конце концов я ушла с одним из университетских жеребчиков. Стальные мышцы, тестостерон бушует в жилах и туповатая ухмылка «ух-ты-она-уходит-со-мной».
Он отвел меня в свое общежитие, где я показала ему кое-какие штучки, которые можно делать, свесившись с двухъярусной кровати. Потом, закончив с ним, оттрахала заодно его соседа по комнате. Бакалавр номер один отключился и ничего не имел против, а второй, чокнутый ботаник с атрофированными мышцами, был не только крайне признателен, но и оказался в своем роде полезен.
Я ушла сразу после рассвета, оставив в качестве сувенира трусики на дверной ручке, спустилась в метро и вернулась в отель. Швейцара, когда он меня увидел, чуть не хватил удар. Наверное, принял за проститутку – или, извините, высококлассную девушку по вызову, что, если подумать, было для меня существенным повышением. Но я показала ключи от номера, так что не впустить меня он просто не мог.
Я поднялась в номер, почистила зубы, приняла душ, еще раз почистила зубы и свалилась на кровать. Проспала, как мертвая, пять часов, а когда проснулась, поняла, что впервые за несколько месяцев чувствую себя вменяемой.
А потом, как вменяемый человек, собрала в кучку юбку, туфельки, топ и все выбросила. Еще раз приняла душ, выскоблила щеткой руки, пропахшие спермой, по́том и водкой с лаймом, смазала цитрусовым лосьоном синяки на груди и ребрах, стертые в кровь бедра и искусанные плечи. Переоделась в серые брюки и сиреневую водолазку. И отправилась домой, к мужу.
Буду хорошей, твердила я себе всю дорогу. Отныне я буду хорошей.
Но в глубине души я знала, что сделаю это снова.
В том-то и дело, что жить во лжи не так уж и трудно.
Я поцеловала мужа в щеку. Джейсон чмокнул меня в ответ и вежливо осведомился, как прошел уик-энд.
– Чувствую себя намного лучше, – ничуть не кривя душой, ответила я.
– Рад за тебя, – сказал он.
Я посмотрела в его темные глаза и поняла – он прекрасно знает, где я была и что делала. Поняла, но не сказала ни слова. И он ничего не сказал. Жить во лжи означает, помимо всего прочего, не признавать этого. Ты просто оставляешь все как есть, и ложь громоздится, как слон посредине комнаты, которого вроде как не замечают.
Я поднялась наверх. Разобрала сумку. Взяла на руки дочь, прижала к груди и в какой-то момент сделала для себя открытие: шлюха я или не шлюха, прелюбодейка или нет, но она пахнет, а также воспринимает и любит меня так же, как если бы я сидела с ней, читала «Сбежавшего Кролика» и целовала нежно в макушку.
