Утренняя пресс-конференция прошла успешно. Она нарочно ограничила ее по времени. На данной стадии принцип «чем меньше, тем лучше» был вполне оправдан. Чем меньше бросишь намеков, тем меньше их вернется бумерангом позднее, если вдруг получится, что сексуальный преступник более подходит на роль главного подозреваемого, чем муж или – не дай бог! – не установленный пока еще неизвестный. Другая цель пресс-конференции заключалась в том, чтобы привлечь к активному поиску Сандры Джонс как можно больше глаз и ушей. Найти пропавшую живой означало уберечь всех от больших неприятностей. С начала расследования прошло тридцать семь часов, но Ди-Ди все еще не утратила надежду. Надежды этой оставалось меньше и меньше, но все же…
Расположившись в комнате для наблюдения, Ди-Ди положила на стол перед собой блокнот и две ручки. Миллер уже сидел на стуле, поближе к двери, с задумчивым видом поглаживая усы. Ди-Ди решила, что усы ему следовало бы сбрить, поскольку они чуть ли не в голос требовали наличия выходного костюма цвета морской волны, а видеть детектива в таком костюме она никак не хотела. Однако эти выводы сержант оставила при себе. Мужчины бывают болезненно чувствительны по отношению к тому, что касается лицевой растительности.
Она снова поиграла ручками. Динамики уже включили, и они слышали все, о чем говорилось в комнате для допросов. В свою очередь, Марианна вставила в ухо миниатюрный наушник, посредством которого могла принимать вопросы и комментарии тех, кто находился в комнате для наблюдения детективов. Она уже попросила их сосредоточиться. Согласно установившейся практике, продолжительность беседы определялась возрастом ребенка, на каждый год которого отводилось пять минут. Таким образом, у них имелось примерно двадцать минут для того, чтобы попытаться получить информацию от потенциального свидетеля в лице четырехлетней Клариссы Джонс.
Стратегию они сформулировали заранее: сначала – ключевые вопросы для определения степени надежности и возможностей Клариссы как свидетеля, потом – более специфические вопросы, касающиеся последних событий вечера среды. Охватить все за отведенное время представлялось практически невозможным, но Марианна особо подчеркнула, что работать нужно тщательно, так как последующие беседы с ребенком на одну и ту же тему – дело рискованное. Не успеете вы и глазом моргнуть, как адвокат объявит, что полиция оказывает психологическое давление на впечатлительного, ранимого ребенка. По мнению Марианны, у них было не более двух попыток, причем одну из этих попыток Ди-Ди уже использовала, когда расспрашивала Клариссу в доме Джонсов утром в четверг.
Дежурный сержант сообщил, что Джейсон с дочерью прибыли в Управление, и Марианна тут же спустилась на первый этаж, чтобы как можно быстрее, пока Ри не успела в полной мере ознакомиться с ассортиментом предлагаемых здесь впечатлений, сопроводить их наверх. Некоторых детей вид одетых в форму мужчин и женщин буквально завораживал, но большинство просто-напросто пугались. Общение с незнакомым человеком – само по себе нелегкое испытание для ребенка, даже если он и не проглотил язык от страха.
Услышав шаги в коридоре, Ди-Ди и Миллер повернулись к двери, и сержант поймала себя на том, что так и не смогла избавиться от беспокойства. Допрашивать ребенка в двадцать раз хуже, чем отбиваться от репортеров или стоять навытяжку перед новым замом начальника отдела. На репортеров, да и на нового зама – в большинстве случаев – ей было, в общем-то, наплевать, но дети – это совсем другое.
Когда она впервые допрашивала ребенка, двенадцатилетнюю девочку, та спросила, не хотят ли они посмотреть ее меню, а потом достала из заднего кармашка сложенный в малюсенький квадратик обрывок бумаги. Отчим составил для нее своеобразный прейскурант сексуальных услуг: подрочить – двадцать пять центов, отсосать – пятьдесят, трахнуться – один доллар. Когда-то девочка взяла из его бумажника двадцать долларов, и он заставил ее «возвращать заем» таким вот образом. Вот только в последний раз отчим, получив услугу, отказался платить, и двенадцатилетняя девочка разозлилась до такой степени, что пришла в полицию. Да, эта комната слышала немало печальных историй…
Шаги прозвучали уже за дверью. Ди-Ди услышала голос Марианны.
– Кларисса, ты бывала когда-нибудь в волшебной комнате?
Ответа не прозвучало, и Ди-Ди решила, что девочка, скорее всего, просто покачала головой.
– Тогда сейчас я отведу тебя в особенную комнату. Там есть красивый коврик, два стула, может быть, какие-то игрушки. Но особенная эта комната потому, что в ней особенные правила. Я все тебе о ней расскажу, но сначала давай скажем «пока-пока» твоему папе. Он подождет тебя здесь и, если понадобится, будет рядом, но волшебная комната только для нас двоих, для тебя и меня.
И снова никакого ответа.
– Послушай, а этого паренька как зовут?.. Ох, извини, это же девочка. Крошка Банни, да? И как я сразу не догадалась по розовому платью… А что, Крошка Банни, тебе ведь нравятся большие розовые цветы? По-моему, должны нравиться… Ох, что-то я разболталась. Пойдем, сама и увидишь. Я все тебе покажу и расскажу немного про магию.
Дверь открылась, и в комнату вошел Джейсон Джонс. Двигался отец Клариссы как-то скованно, словно на автопилоте. На лицо его вернулось замкнутое выражение, столкнувшись с которым впервые, Ди-Ди долго не могла решить, скрывается за ним полный психопат или настоящий стоик. Закрыв за собой тяжелую дверь, он чуть настороженно посмотрел сначала на Ди-Ди, потом на Миллера. Сержант пододвинула в его направлении распечатанный бланк и черную чернильную ручку.
– Вам надо подписать. Здесь сказано, что вы даете согласие на допрос вашей дочери уполномоченным судебным психологом, действующим от имени Управления полиции Бостона.
Джейсон посмотрел на нее удивленно, словно спрашивая, неужели это еще имеет какое-то значение? Тем не менее он без лишних слов поставил свою подпись, вернул Ди-Ди бумагу и сел на самый дальний от наблюдательного окна стул, откинувшись на спинку и сложив руки на груди. Между тем Марианна и Ри вошли в комнату для допросов. Девочка отчаянно вцепилась в потрепанного бурого зайца с длинными болтающимися ушами.
Марианна закрыла дверь, прошла на середину комнаты, но вместо того, чтобы опуститься на один из красных складных стульчиков, села, скрестив ноги, на розовый коврик и провела по нему ладонью, словно приглашая Ри сделать то же самое.
Ди-Ди взяла стоявший на столе беспроводной микрофон.
– Разрешение подписано. Можете начинать.
Марианна едва заметно кивнула и на мгновение коснулась пальцами уха, в котором был спрятан приемник.
– Что ты о нем думаешь? – спросила она, обращаясь к Клариссе и указывая на розовый коврик. – Красивый цветок, правда? Он похож на подсолнух, вот только розовых подсолнухов, по-моему, не бывает.
– Это ромашка, – пискнула Ри. – Они растут у моей мамы.
– Ромашка? Ну конечно! А ты разбираешься в цветах.
Девочка все еще стояла, сжимая своего потрепанного зайчика и теребя пальцами его длинное ухо. Этот безотчетно повторяющийся жест отзывался у Ди-Ди приливом жалости. В детстве она и сама делала точно так же. У нее тоже была мягкая игрушка. И ее длинные уши свисали с лысой головы.
– Я уже говорила тебе, что меня зовут Марианна. Марианна Джексон, – бодро продолжала психолог. – Моя работа – разговаривать с детьми. Этим я и занимаюсь. Разговариваю с маленькими мальчиками и девочками. А это, чтобы ты знала, не так просто, как кажется.
На лбу у Ри появилась тоненькая морщинка.
– Почему? – впервые за все время спросила она.
– Во-первых, потому, что для разговоров с маленькими мальчиками и девочками есть особые правила. Ты знала об этом?
Ри придвинулась поближе к розовому коврику и покачала головой.
– Как я уже говорила, это волшебная комната, и здесь действуют четыре правила, – Марианна подняла четыре пальца и стала загибать их по одному. – Первое. Мы говорим только о том, что случилось на самом деле. Не о том, что могло случиться, а о том, что случилось по-настоящему.
Ри снова нахмурилась и сделала еще шажок.
– Ты ведь знаешь, чем отличается правда от лжи? – Марианна опустила руку в корзинку с игрушками и достала плюшевую собачку. – Если я скажу, что это котик, это будет правдой или ложью?
– Ложью, – не задумываясь ответила девочка. – Это собачка.
– Очень хорошо. Итак, это правило номер один. Говорим только правду, о’кей?
Ри кивнула и, как будто устав стоять, опустилась на пол, на самый краешек розового коврика.
– Второе правило, – продолжала Марианна. – Если я задаю вопрос, а ты не знаешь ответ, то так и говоришь. Понятно, да?
Ри кивнула.
– Сколько мне лет, Кларисса?
– Девяносто пять.
Марианна улыбнулась немножко грустно.
– А откуда ты знаешь, сколько мне лет? Ты уже спрашивала меня или тебе кто-то сказал?
