– Навани… – Он страдальчески поморщился. – Прошу тебя, не начинай. Я устал.
– Отлично. Тем проще мне будет добиться желаемого.
Он зажмурился. «Только этого мне сейчас и не хватало». Видение, противостояние с Адолином, его собственная неуверенность… Князь уже не понимал, что к чему.
Проверка видений была хорошей идеей, но Далинар не знал, что делать дальше, и был очень растерян. Он предпочитал принимать решения и придерживаться их. Однако сейчас это оказалось невозможным.
Это действовало ему на нервы.
– Благодарю за помощь с записями и за готовность сохранить все в тайне, – сказал он, открывая глаза. – Но я вынужден просить, чтобы ты ушла прямо сейчас, Навани.
– Ох, Далинар… – негромко пробормотала она.
Вдова короля стояла достаточно близко, чтобы он мог ощутить запах ее духов. Буреотец, до чего же она красива. Глядя на нее, Далинар вспоминал давно минувшие дни, когда он так сильно жаждал заполучить эту женщину, что чуть было не возненавидел Гавилара, которого она предпочла ему.
– Неужели ты не можешь расслабиться хоть самую малость?
– Правила…
– Все остальные…
– Я не «все остальные»! – перебил Далинар резче, чем намеревался. – Навани, если я забуду о Заповедях и этике, кем я стану? Я дал понять другим великим князьям и светлоглазым, что за свое поведение они заслуживают порицания. Нарушив собственные принципы, я совершу куда более серьезный проступок, чем они. Я стану лицемером!
Она застыла.
– Прошу тебя, – взмолился он, дрожа от напряжения, – просто уйди. Не дразни меня сегодня.
Поколебавшись, Навани вышла, не сказав ни слова.
Она так и не узнала, как сильно Далинар желал услышать еще одно возражение. В его состоянии дальнейшее сопротивление оказалось бы невозможным. Как только закрылась дверь, он рухнул в кресло и шумно выдохнул. Закрыл глаза.
«Всемогущий Всевышний, прошу Тебя. Просто дай знать, что я должен делать…»
53
Данни
«Пусть он подберет упавший титул! Башню, корону и копье!»
Дата: вевахач, 1173, 8 секунд до смерти. Объект: проститутка. Прошлое неизвестно.Острая как бритва стрела вонзилась в дерево рядом с лицом. Каладин почувствовал, как теплая кровь тонкой струйкой потекла из пореза на щеке и смешалась с потом, капавшим с подбородка.
– Держитесь! – заорал он, не переставая бежать по неровной земле со знакомой тяжестью моста на плечах.
Неподалеку – чуть вперед и влево – едва не рухнул Двадцатый мост, когда четверо в первом ряду пали жертвами стрел и их трупы оказались под ногами у остальных.
На другой стороне ущелья лучники-паршенди опустились на одно колено, негромко напевая, словно на них не сыпались градом стрелы Садеаса. Их черные глаза походили на осколки обсидиана. Без белков. Только бесстрастная чернота. В такие моменты – слушая, как люди кричат, вопят, завывают от боли и ярости, – Каладин ненавидел паршенди с той же силой, что и Садеаса с Амарамом. Как они могли петь, пока их убивали?
Паршенди перед их отрядом натянули тетивы и выстрелили. Каладин закричал на них и в тот момент, когда стрелы полетели в его сторону, почувствовал странный прилив сил.
Дротики плотной волной просвистели по воздуху. Десять ударились о дерево возле головы Каладина с такой силой, что мост содрогнулся и во все стороны полетели щепки. Но ни одна стрела не попала в цель.
На другой стороне ущелья несколько паршенди опустили луки, перестали петь. На их демонических лицах читалось изумление.
– Опускай! – заорал Каладин, когда отряд достиг ущелья.
Земля здесь была неровная, покрытая луковицами камнепочек. Каладин наступил на одну лозу, и растение втянуло ее. Мостовики подняли мост, разошлись и опустили его на землю. Шестнадцать других мостовых отрядов достигли ущелья вслед за ними и установили свои мосты. Позади раздался грохот – по плато к ним направлялась тяжелая кавалерия Садеаса.
Паршенди снова натянули тетивы.
Каладин, стиснув зубы, всем телом навалился на боковой деревянный брус, помогая толкать массивную конструкцию поперек расщелины. Он ненавидел эту часть работы, потому что сейчас мостовики оказались совершенно беззащитны.
Лучники Садеаса продолжали стрелять, ведя целенаправленный огонь по силам паршенди, чтобы их отогнать. Как обычно, лучники не тревожились о том, что могут попасть в мостовиков, и несколько стрел пролетели в опасной близости от Каладина. Тот продолжал толкать, истекая потом и кровью, и внутри его родилась гордость за Четвертый мост. Они уже начали вести себя как воины – легконогие, непредсказуемые, взять таких на прицел мог не каждый. Интересно, Газ или люди Садеаса заметят?
Мост с глухим ударом встал на место, и Каладин прокричал отступать. Мостовики бросились прочь, заметались под черными толстыми стрелами паршенди и стрелами лучников Садеаса – полегче и с зелеными перьями. Моаш и Камень вскочили на мост и, перебежав на другую сторону, залегли рядом с Каладином. Остальные спрятались около задней части моста, стараясь не попасться под копыта приближающейся кавалерии.
Каладин выжидал, подгоняя своих людей. Когда все оказались в безопасности, бросил взгляд на мост, утыканный стрелами. Ни одного погибшего. Чудо. Он повернулся, чтобы убежать…
Кто-то, спотыкаясь, поднялся на ноги по другую сторону моста. Данни. Из плеча у молодого мостовика торчала белая стрела с зеленым оперением. Его глаза широко распахнулись и затуманились от боли.
Выругавшись, Каладин бросился назад. Не успел он сделать и двух шагов, как стрела с черным древком угодила юноше в другое плечо. Он упал на мост, кровь брызнула на темные доски.
Лошади не замедлили бег. Каладин неистово рванулся к мосту, но что-то потянуло его назад. Руки на его плечах. Он споткнулся, повернулся и увидел Моаша. Зарычал, попытался оттолкнуть, но Моаш – использовав прием, которому Каладин его сам научил, – повалил его на землю и бросился сверху, прижимая, пока тяжелая кавалерия грохотала по мосту и стрелы со звоном ударялись в серебристые латы.
Землю засыпало щепками от расколотых стрел. Каладин дернулся и затих.
– Он мертв, – жестко сказал Моаш. – Ты ничего не смог бы сделать. Прости.
Ты ничего не смог бы сделать…
«Я постоянно ничего не могу сделать. Буреотец, почему я не могу им помочь?»
Мост прекратил содрогаться, кавалерия врезалась в ряды паршенди и принялась расчищать место для пехотинцев, которые, звеня оружием, побежали следом. Кавалерия должна была отступить после того, как пехота закрепится, потому что лошади были слишком ценными для рискованной затяжной битвы.
