- Он мертв, - коротко ответил Власов, стараясь не показывать своего разочарования этим фактом.
- Хорошо... - женщина чуть расслабилась. Даже попыталась улыбнуться, но это снова причинило ей боль.
- Помощь сейчас будет, - попытался подбодрить ее Фридрих. Вдали и впрямь уже выли сирены. Полицейские и "скорые" спешили к месту происшествия. Настоящие полицейские и "скорые"...
- Мы все... так тщательно... - она, казалось, его не слушала. - Отключили свет, телефон... он бы и пикнуть... но тут... мобильный. Никогда не любила... мобильные...
- Их заговор провалился, - успокаивающе произнес Власов. - Все кончено.
- Нет! - она снова напряглась, даже попыталась поднять голову. - Не кончено... Помните, две бездны... сверху и снизу... вы должны предотвратить...
Голова бессильно упала набок. Фридрих понял, что смотрит на труп, и жалость, которую он только что испытывал к ней, мгновенно сменилась острой брезгливостью. Он распрямился. Опять эта идиотская мистика. Юдская мистика, китайская мистика... К черту всю эту суеверную чушь! Вот он знает совершенно точную примету: если к тебе на всех парах летят полицейские, значит, тебе скоро придется отвечать на кучу неприятных вопросов.
Фридрих скрестил руки на груди и стал ждать, глядя на быстро приближающиеся огни.
Kapitel 57. Тот же день, раннее утро. Москва, Трубниковский переулок, 30.
Фридрих ввалился в квартиру на точке С, тяжело дыша. Он нарочно взбежал на свой седьмой этаж "в форсажном режиме", чтобы взбодриться - ибо еще в машине почувствовал, что бессонная ночь все-таки начинает сказываться, а это ему сейчас совершенно некстати. "В могиле выспитесь", как любят говорить унтеры в учебках. Впрочем, в летном училище так не говорили. Во время наземной подготовки недосып был жестоким, это точно, но перед полетами обязательные восемь часов сна строго предписаны уставом, и не дай бог курсанта поймают в это время за другим занятием - даже если это будет изучение учебной литературы. Тогда, впрочем, против лишней возможности поспать мало кто возражал... Фридрих несколько раз прошелся по кабинету, успокаивая дыхание, затем, взяв с собой нотицблок, направился на кухню, чтобы сварить себе крепкого кофе.
Выяснение отношений с русскими, хотя и не доставило ему удовольствия, отняло меньше времени, чем он опасался. Первыми на место прибыли крипо, не упустившие случая продемонстрировать собственную значимость и сразу же поведшие разговор на повышенных тонах, вплоть до угроз обыскать и задержать Власова до выяснения. (Фридрих, уже, естественно, предъявивший им свое удостоверение, в ответ флегматично пожал плечами - "попробуйте, если всю жизнь мечтали регулировать движение на трассе Хабаровск-Магадан"; полицейский штаб-ротмистр помянул традиционный "не сорок третий год", но тон все же несколько сбавил.) Но криминалистов быстро оттерли прибывшие следом ребята из ДГБ; эти, напротив, были исключительно вежливы и корректны. Фридрих, естественно, не знал, какую группировку они представляют, и насколько осведомлены о творящихся наверху делах. Так или иначе, версия, которую он им изложил, была примитивной, но внешне достаточно гладкой. Поскольку вся израильская группа захвата погибла (за исключением тех двоих, которым, как успел доложить Шрамм, все же удалось уйти), самым удобным было свалить все на нее. Не открывая, конечно, собственной осведомленности, что это были израильтяне. Представители Управления-де лишь осуществляли наблюдение за подозрительной квартирой, когда туда вломились неизвестные, и потом пытались проследить за машиной этих неизвестных. Об обстоятельствах гибели лже-"скорой" Власов рассказал без утайки. Если дэгэбэшники и знали, что на самом деле роль дойчей не ограничивалась пассивным наблюдением за домом, то афишировать это знание было им крайне невыгодно, ибо это означало, что за домом следили и они, но никаких законных мер не приняли - зато подозрения относительно истинной ведомственной принадлежности якобы доповской "суки" становились до неприличия явными. (Фридрих, кстати, не сомневался, что тела сидевших в "суке" будут объявлены обезображенными до полной невозможности опознать - разве что ДНК-анализом, но какое же ведомство признается, что соответствующие образцы ДНК есть в базе данных его собственных сотрудников...) Офицеры Департамента, должно быть, учли эти соображения и предпочли поверить версии Власова - а может, и впрямь не имели даже косвенного касательства к заговору. Больше его не стали задерживать, лишь слегка дружески попеняв напоследок, что дойчи не поставили ДГБ в известность сразу же, "как только события на улице Роммеля стали приобретать неконтролируемый оборот", и пообещав, в свою очередь, держать германских коллег в курсе расследования "этого инцидента". Труп Зайна, как и тела моссадовцев, они, естественно, забрали с собой.
По дороге домой Фридрих, дабы не терять времени, звонком поднял с постели Лемке, пребывавшего в счастливом неведении относительно последних событий. Тот все еще чувствовал свою вину за провал задания по Галле и прямо-таки рвался продемонстрировать усердие и полезность. Власов велел ему составить и сбросить электронной почтой справку по московским банкам, имеющим в названии слово "первый". Теперь самое время было ознакомиться с результатами его работы. Фридрих подсоединил нотицблок к сети и включил питание. Пока грузилась система, он позаботился о закипающем кофе и вернулся к столу, уже осторожно неся чашку с обжигающим черным напитком. Нотицблок тем временем звякнул, подтверждая получение письма.
В коротком списке, присланном Лемке, действительно обнаружился Первый Промышленный банк. Но еще был и Первый Профессиональный. Услугу по хранению в персональной ячейке предоставляли оба. Ехать, как услужливо подтвердил рехнер, было ближе до Промышленного. Однако Фридрих не поленился изучить все присланные сведения и обратил внимание, что Промышленный банк был создан в начале семидесятых, в то время как Профессиональный - аж в 1946 году. Что, кстати, и впрямь свидетельствовало о профессионализме его управляющих - из банков, что, как грибы после дождя, возникали в свежеосвобожденной от большевиков России, пережить череду кризисов сороковых-пятидесятых удалось немногим... Таким образом, если Зайн действительно охотился за бумагами Эренбурга и если эта ячейка имеет к ним отношение, то, скорее всего, она находится именно в Первом Профессиональном. Эренбург бежал из России никак не позже 1960. Хотя, конечно, в первое время бумаги, или что там находится в ячейке, могли храниться в другом месте... Но все же начать Фридрих решил с Профессионального банка. Он еще раз взглянул на адрес: улица Краснова, 18.
Почему этот адрес кажется ему знакомым? Ну конечно - на улице Краснова он стал свидетелем смерти князя. Только не напротив дома 18, а, кажется, слегка до него не доезжая... Стоп. А не в этот ли самый банк направлялся цу Зайн-Витгенштайн? Фридрих испытал знакомое ощущение вставших на место кусков мозаики. Картина получилась следующая. Книга князя существовала в двух экземплярах. Оригинал он держал в банковском сейфе в Москве, а копию передал на сохранение фрау Рифеншталь - не сказав при этом, что это лишь копия, дабы, надо полагать, польстить самолюбию старухи. Экзмепляр в Бурге похитил Гельман. 4 февраля Фрау обнаружила пропажу и, после неких безуспешных изысканий, на следующий день сообщила об этом князю. Тот во взволнованных чувствах помчался проверять, на месте ли московский экзмепляр, но сердце не выдержало, когда до цели оставались буквально считанные метры... А зачем для частного визита в банк, к своей ячейке, понадобилось надевать мундир с орденами? Да очень же просто! Князь очень спешил, и к тому же знал, что творится на московских дорогах в центре в это время суток. Стало быть, он предполагал, что может нарушить правила, и не хотел при этом лишних задержек с допо. Фольки, работающие в дорожной полиции, неподкупны и глухи к мольбам нарушителей, но к героическим ветеранам войны обычно испытывают глубокое уважение, граничащее с благоговением (и фельдфебель Кормер, как помнил Фридрих, не был исключением). Конечно, в случае серьезного нарушения это все равно не помешало бы дорожному инспектору исполнить свой долг. Но в случае какой-нибудь мелочи - скорее всего, дело ограничилось бы замечанием типа "будьте, пожалуйста, поаккуратнее". Это князь просчитал верно, и, возможно, не раз уже этим пользовался...
Но если банк - тот самый, возможно ли, что в ячейке князя хранилось все-таки нечто, относящееся к бумагам Эренбурга? Или что Зайн охотился все же за мемуарами? Скоро это станет ясно, но вообще-то вряд ли. Скорее всего, тут просто совпадение, хотя и не совсем случайное. Просто к услугам одного и того же банка, известного своей надежностью, в разное время прибегли и юдский большевик-германофоб, и дойчский нацист-юдофоб...
