Потому он захотел узнать, как ему поступить с фургоном и со снаряжением, если мы не объявимся в назначенный срок. Я объяснил, что уже отдал необходимые распоряжения: если я не вернусь через год, то фургон отправится туда, откуда приехал, а нас следует объявить пропавшими без вести. Но, прибавил я, не стоит за нас опасаться, ибо, будучи великим чародеем, я знаю наверняка, что мы обязательно возвратимся, причем гораздо раньше означенного срока.
Туземец в ответ лишь пожал плечами, с сомнением покосился на Иссикора, и на том разговор завершился.
Я убедил вождя племени выделить нам троих проводников, знающих дорогу через холмы; еще им предстояло нести наши запасы воды. Мы условились, что эти трое должны отправиться в обратный путь, как только впереди покажется болото. Ничто на свете не могло вынудить местных жителей подойти хоть на шаг ближе к владениям Хоу-Хоу.
Покончив со сборами, мы вышли из деревни, оставив Мавуна с Индукой едва ли не в слезах: они словно заразились унынием вождя туземцев и тоже думали, что больше уже никогда нас не увидят. Конечно, по Хансу никто из них слез бы проливать не стал, поскольку оба ненавидели его столь же сильно, как он сам ненавидел их, но вот со мной все обстояло иначе — эти зулусы, смею сказать, любили меня, насколько они вообще способны были кого-то любить.
Мы постарались взять с собою лишь самое необходимое: оружие (я прихватил свою двустволку «экспресс» и пару револьверов), патроны, сколько смогли унести, кое-какие лекарства, одеяла и прочее, смену одежды и запасные башмаки для меня, — а также множество емкостей для воды, в том числе две облитые парафином жестянки, что свисали с палки, словно ведра на коромысле. Еще мы прихватили табак, изрядный запас спичек и свечей и мешок вяленого мяса — билтонга — на случай, если не будет возможности разжиться свежей дичью. Звучит, согласен, не слишком внушительно, но, забегая вперед, скажу, что, прежде чем мы преодолели пустыню, у меня возникло стойкое желание выкинуть половину этого добра. Да и через холмы, оказавшиеся весьма коварными, мы вряд ли перевалили бы с таким грузом, не будь при нас троих местных проводников-носильщиков.
Понадобилось двенадцать часов, чтобы достичь вершины гряды, под которой мы встали лагерем, и еще шесть часов на то, чтобы спуститься с нее на следующий день. У подножия гряды с другой стороны стелилась под ногами редкая клочковатая трава, кое-где попадались колючие кустарники, но в целом взгляду открывался почти голый вельд, постепенно сливавшийся с пустыней. На вторую ночевку мы остановились у последней, по словам проводников, речушки, утром наполнили водой все наши емкости — и двинулись вперед через бесплодное песчаное море.
Вам известно, друзья мои, каковы африканские пустыни, ибо мы с вами преодолели по-настоящему жуткую пустыню, когда отправились на поиски копей царя Соломона. Это место, куда меня занесла нелегкая, тоже не отличалось дружелюбием. Начать с того, что было чудовищно жарко. Кроме того, песок порою вздыбливался этакими покатыми склонами, или волнами, на которые приходилось взбираться, а затем спускаться, и это было чрезвычайно утомительно. Иногда встречались чахлые деревца с толстыми листьями и колючими стволами, и неосторожное прикосновение к ним сулило продолжительную острую боль; из-за этих треклятых деревьев нельзя было двигаться в темноте и даже в сумерках, потому что издалека их различить не представлялось возможным: ты поневоле натыкался на очередной ствол, и последствия оказывались весьма печальными.
На преодоление этой омерзительной пустыни мы потратили три дня. Прибавлю, кстати, что она имела еще одну отличительную особенность. Тут и там из песка торчали каменные колонны, отполированные ветром до блеска; они высились этаким подобием обелисков — когда поодиночке, а когда сразу несколько, громоздясь друг на друга. Полагаю, это были остатки горной породы, самые твердые ее остатки, упорно сопротивлявшиеся воздействию ветра и воды, которые за тысячи или даже миллионы лет сумели сточить более мягкие камни и обратить их в пыль.
Эти похожие на египетские обелиски колонны производили странное впечатление, вынуждая заподозрить в них рукотворные памятники. К слову, от них был и практический толк: по этим колоннам наши проводники, привычные к здешним местам, где они охотились на страусов и воровали их яйца, прокладывали путь и определяли направление. Что касается самих страусов, этих птиц мы видели часто, из чего следовало, что пустыня не слишком широка, иначе птицы, обреченные питаться исключительно колючим кустарником, попросту бы в ней не выжили. Кроме страусов, никакой другой живности на глаза не попадалось.
Вознесу хвалу нашей силе воли, благодаря которой мы разумно расходовали взятую с собою воду. Наконец, на третьи сутки пути, тяжело переставляя под палящим солнцем натруженные ноги, мы с гребня очередной песчаной волны увидели вдали нечто зеленое, обозначавшее конец пустыни и начало болота. Проводники сразу же напомнили о моей договоренности с вождем местного племени и заявили, что им, мол, пора возвращаться; ради этого, кстати, мы тоже берегли остатки воды, чтобы наши провожатые не умерли от жажды на пути домой.
Впрочем, после недолгих переговоров туземцы решили идти с нами дальше; когда я спросил почему, все трое дружно обернулись и показали на темные тучи, что клубились в небе у нас за спиной. Как объяснили проводники, эти тучи предвещали песчаную бурю, губительную для всего живого. Посему нам велели ускорить шаг, и мы, уже валясь с ног от усталости, бегом преодолели последние три мили, отделявшие нас от кромки болота. Когда мы достигли тростника, буря разразилась во всей своей грозной красе, но мы продолжали идти, покуда не добрели до места, где тростник рос особенно густо. Там, выкопав руками ямки в иле, мы смогли раздобыть воды, которую тут же выпили, пускай она была грязной и невкусной. В этом месте мы провели несколько часов, пережидая бурю.
Зрелище было поистине пугающим: пустыня скрылась за пеленой взметенного в воздух песка, который грозил засыпать нас даже среди тростника; время от времени приходилось вставать и отряхиваться. Застигни эта буря нас посреди пустыни, мы наверняка оказались бы заживо погребенными. А так вышло, что мы спаслись, хотя и наглотались песка, а наша кожа была вся в царапинах и ссадинах от гонимых яростным ветром песчинок.
