– Лилия, милая, я тебя спасу, спасу… Только немного подожди…
Часть вторая
Глава первая
Декабрь 18** года, двадцать пять лет назад
Крым, Таврическая губерния
Скальная гряда Шайтан-Кюзгусси
горного комплекса Шайтан-Калаяр
Снежная буря надвигалась на Чертовы скалы. Старенькая палатка у подножия отвесной скалы просвечивала изнутри от невысокого пламени шведской спиртовой горелки. Порванный и зашитый в нескольких местах брезент трепетал на ветру, кое-как защищая пятерых исследователей, а точнее – трех с двумя половинками: проводника экспедиции рыбака Остапа Нестеренко, приват-доцента Старокузнецкого института Афанасия Гусева, его пятилетнего сынишку Ванюшу с товарищем-одногодкой Енюшей Родиным и «вечного аспиранта» сорокалетнего Дениса Смородинова. Молодому овдовевшему ученому сына оставить было не с кем – вот он и таскал его с собой во все экспедиции, мол, пусть историк растет. А в этот раз сынишка упросил взять своего друга Женю, такого же маленького любителя приключений.
Эта экспедиция должна была стать венцом карьеры Гусева и, без всякого сомнения, вывела бы в люди Смородинова. Представьте только! Малоизвестные провинциальные историки вышли на след сокровищницы Ахмет‑бея! Впрочем, след – это слабо сказано! Здесь все было пропитано древними схватками, бесчисленными богатствами и древним черным колдовством. Где-то, совсем рядом, израненный крымский разбойник пал бездыханным среди бесконечных пещерных лабиринтов, сжимая в окровавленных руках легендарное «Зеркало шайтана»! Алмаз, исторгнутый врагом пророка из недр земли людям на погибель!
Историкам не спалось, они шептались в спальниках, чем ужасно раздражали и Нестеренко и Ванюшу. Енюша же, не привыкший к таким большим переходам на свежем морозном воздухе, моментально заснул и сейчас тихо сопел с присвистом, как маленький чайник, выпуская из ноздрей тоненькие струйки пара.
– Афанасий Ильич-с, – простуженно скрипел Смородинов. Хоть он был старше коллеги почти на десять лет, почтительно называл его по батюшке, соблюдая субординацию как по положению, так и по достижению. – А что, ежели найдем мы «Зеркало шайтана», а оно нас и погубит?
– Трусов оно губит, Дениска, – отвечал Афанасий, терпеливо укачивая сына, – а храбрецам помогает! Бояться не надо никогда, тогда и в живых останешься.
– Папа! – прошептал Ванюша, тихонько, чтобы не разбудить Енюшу. – Папа! А расскажи мне легенду про «Зеркало шайтана»!
– Ваня, спи! – беззлобно прикрикнул Афанасий. – Я тебе тысячу раз ее рассказывал!
– Ну, расскажи в тысячу первый!
Нестеренко всхрапнул в седые усы, напоминавшие длинные клыки моржа.
– Розкажи, панич, и я зараз послухаю, – густым басом пророкотал он.
– Ну, слушайте, – улыбнулся Гусев.
Ему самому очень нравилась эта старинная легенда, тем более что здесь, среди крымских скал, витал ее древний и таинственный дух.
– В небольшой долине среди гор, спрятанная от всего мира, находится святая святых ислама – город Мекка и мечеть Месджед аль-Харам. Внутри ее стоит огромный черный куб – «камень» Кааба. Именно к нему больше тысячи лет пять раз в день обращаются взоры мусульман всего земного шара. В этом кубе находится «белый яхонт», который подарил Адаму сам Аллах. Но от людских грехов и страданий небесный камень стал черным как ночь.
– Це знаю. Це мени наши татары говорили, – улыбнулся Нестеренко.
– Да. Но мало кто знает, что враг рода человеческого решил не ударить в грязь лицом. На седьмом круге ада, в пламени Джахима, мерзкие демоны слепили из человеческих душ и корней ядовитого дерева Заккум кристалл, блестящий, как зеркало. «Смотрите, люди, – похвалялся шайтан, – как красив и ярок мой камень. Разве он сравнится с черным голышом, что сотворил Создатель?» Глупые люди приняли в дар волшебный кристалл. Но стоило их предводителю глянуть в самое его сердце повнимательнее, как пал он мертвым: все человеческие грехи отразились от зеркальной глади адского камня и прожгли насквозь слабую душу!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Ой! – пискнул Ванюша, но не с испугом, а с восхищением.
– Много бед натворил камень шайтана, – продолжал Афанасий, подтягивая пуховый спальник Ванюше до самого носа. – Много племен и народов он истребил, когда воинственные военачальники, замотав глаза черными шелками, вслепую несли его впереди своего войска. Сеял он огонь и пламя до самого неба, стоило лишь его потереть. Но наконец шестеро царей, великих и храбрых воинов, решили навсегда скрыть его от человеческих глаз! Нашли они простодушное и незапятнанное пороками племя среди бескрайних пустынь и вручили им камень на хранение. Седобородый старейшина зарыл кристалл где-то за редкими юртами и передавал секрет из поколения в поколение, пока не прискакала туда тысяча разбойников под командованием самого Ахмет‑бея. Этот крымский злодей разграбил полмира, жег тысячами церкви, каравеллы, крепости и бастионы… что для него было ничтожное нищее племя? Он запытал всех до единого, нашел и забрал бесценный камень, обернув его дорогой парчой, и, когда с богатой добычей добирался до своих кораблей, именно здесь, среди Шайтан-Кюзгусси, настигли его казаки атамана Червеня. Бей даже не успел воспользоваться волшебным камнем и вместе с ним в ужасе спрятался среди пещер, где и нашел свою смерть… Тогда…
– Тише, паныч, – прошептал, словно паровой котел, Нестеренко. – Заснул твой хлопчик. Гаси керосинку.
– Ну и слава богу, – улыбнулся Гусев. – И мы ляжем. Покойной ночи.
– Перечекали б бурю, ваше благородие, – пробурчал рыбак, закутываясь в овечьи шкуры. – Старый Шайтан-Калаяр нежданных гистей нэ любыть.
– Нечего ждать. – Гусев закрутил рукоятку горелки, отчего в палатке стало совершенно темно. – Я уже все понял, вон с той стороны этой отвесной скалы… Как вы ее называете на вашем диалекте?
– Чортове Зеркало.
– Как есть зеркало. Блестит как алмаз! Только черная-черная. Вот мы туда заберемся и приступим к поиску… Вход должен быть где-то наверху, не видный постороннему глазу. Но в то же время на виду… Да и высота-то полверсты, смех один. Поди если брякнешься, отряхнешься да дальше побежишь! Только представьте, сокровищница Ахмет‑бея в полверсте от нашей палатки!
– Вы бы, Афанасий Ильич, не спешили в таких делах, – рассудительно ответил Смородинов. – Сокровища от нас никуда не убегут, они тут уже триста лет лежали и еще пролежат. А вот жизнью рисковать никак нельзя…
– Отстань, Дениска, – отмахнулся Гусев в темноте, – зануда ты! Бухгалтер ты, а не историк! Верить надо в себя, верить! В нашем деле мало знания, вера нужна! Все, ангела вам! Завтра подъем рано! – и он быстро чмокнул спящего сына, укрыл потеплее Енюшу и плюхнулся на подушку, скрученную из жесткого овчинного полушубка.
* * *
Когда в семье приват-доцента кафедры русской истории в Старокузнецком университете Афанасия Гусева родился сын, всем казалось, что нет на свете счастливее семьи. Но, увы, счастье – как костер перед бурей: горит, освещает все вокруг, а вдруг хлынул дождь, и не осталось ничего – только грязь и пепел.
Как Ванюше сравнялось пять годиков, поехал Афанасий Ильич в очередную экспедицию по пятам Ахмет‑бея – в печально известные Чертовы скалы. Да вернулся оттуда в гробу, с переломанными костями и черепом от падения со скалы. Не прошло и полугода, как умерла от горя жена Афанасия, красавица Анна Митрофановна. Сразу забыли о малыше и коллеги историка, у которых Ванюша играл на коленях, и даже декан факультета, обещавший принять одаренного мальчика после гимназии сразу без экзаменов. А вот адъюнкт Смородинов, на глазах которого разбился Гусев-старший, человек, с которым мало кто общался из-за его странноватых идей, взял мальчишку к себе и вырастил, выучил истории, воспитал и поставил на ноги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Как водится, зима за зимой, лето за летом – пришла пора Ивану поступать в университет. Шестнадцатилетний Ваня с блеском прошел все вступительные испытания, поразив приемную комиссию глубиной и широтой познаний в области истории, естествознания и других наук, а также логикой мышления, не свойственной столь юному возрасту. Так Иван стал студентом историко-филологического факультета Старокузнецкого университета. Был он студентом способным, не самым первым, но одним из лучших на курсе. А его феноменальная память, трудолюбие и желание докопаться до самой сути вещей профессора приводили в пример даже слушателям других факультетов.
