Мысли у трактирщика Суня и Чан Гэна, к счастью, сходились. Они не собирались жертвовать жизнями несчастных мятежников, подставляя их под пушки Северобережного лагеря. Уж лучше обратить орудия против иностранцев, чтобы императорский двор услышал истошные вопли поверженного врага.
Таким образом Чан Гэн и Сюй Лин продолжили скрываться под личиной вольных купцов с юга, а трактирщик Сунь помог им спрятаться. По стечению обстоятельств в тот день Ляо Жань приехал в логово бандитов спасти всех живых существ от страданий [2]. Благодаря его давно налаженным связям им легко удалось встретиться с влиятельными лидерами армии мятежников.
Как известно, язык у Янь-вана был хорошо подвешен — он мог легко подстроиться под собеседника, а робел только перед Гу Юнем. Его дар красноречия не имел равных. Чан Гэн мог провести кого угодно, если ставил себе такую цель. Спустя месяц он снова контролировал ситуацию. Поначалу разбойники пороли горячку, но со временем остыли и готовы были обсуждать преимущества и недостатки его плана.
Чан Гэну удалось убедить всех главарей Шахай, включая трактирщика Суня, послать своих людей на переговоры с императорским двором. Всех, за исключением одного упрямого идиота, на дух непереносившего чиновников.
И тут Северобережный лагерь, все это время занимавшийся поисками Янь-вана, решил выступить. Обстановка вновь накалилась.
Чан Гэн знал, что фальшивый Янь-ван прибыл в столицу. Тайное стало явным, и все теперь были в курсе, что настоящий принц пропал где-то в Янчжоу. Раз дело касалось похищения самого циньвана, Северобережный лагерь больше не мог сидеть сложа руки.
Сначала Чан Гэн заверил мятежников, что все обойдется, затем лично написал письмо, где выразил надежду, что Северобережный лагерь не будет совершать необдуманных поступков, иначе все его труды пойдут прахом.
Кто бы мог подумать, что что-то пойдет не так.
Некоторые вещи нельзя предугадать. После того как Янь-ван прибыл в логово разбойников, все пошло наперекосяк. Когда в преступной организации Шахай планировали заговор, то из соображений безопасности следовали принципу «у хитрого зайца по три норки» [3]. Каждые десять дней разбойники перебирались на новое место. Последнее их укрытие располагалось на холме над шахтой, каких в Цзянбэе имелось великое множество. Опытный механик подсказал бы Чан Гэну, что из-за подземных шахт его деревянная птица не сможет покинуть гору, поскольку магнитные поля часто сбивают стрелку компаса [4].
Какой бы удивительной ни была деревянная птица, в брюшке у нее располагался специальный магнит, необходимый, чтобы установить связь с другим магнитом — у связного из Линьюань, который всегда носил его при себе. Деревянные птицы могли беспрепятственно парить только высоко в небе. Поскольку птица Чан Гэна никак не могла взлететь, кружа над шахтами, вскоре магнит в ее брюшке пришел в негодность.
В итоге птицу использовать не удалось. Чан Гэну ничего не оставалось, кроме как выбрать менее надежный способ — попросить Ляо Жаня доставить письмо. Именно это послание и привез в столицу солдат Гу Юня.
Именно после этого что-то опять пошло не так.
Четверо главарей Шахай были людьми необразованными. Подобно престарелым крестьянам они любили внимать хуабэням в храме Городских Богов [5]. От их прозвищ мороз шел по коже — вдохновлялись они небесными владыками. Так первый главарь разбойников звался Владыкой Небесным, второй — Владыкой Земным и так далее [6].
Трактирщика Сунь величали Владыкой Людей, а Владыкой Небесным являлся тот самый упрямец, что затаил невероятную злобу и люто ненавидел императорский двор.
Когда-то этот задира сдерживал данные обещания, а люди готовы были пойти за ним и поднять восстание, но со временем из признанного лидера он вдруг превратился в обычного разбойника. Тщательно все обдумав, он пришел к выводу, что виной всему Владыка Людей, и раньше-то не горевший желанием сражаться с Северобережным лагерем. Он обиделся на трактирщика Суня — мол, тот слишком дрожит за свою шкуру — и подкупил его поверенного, чтобы найти у врага слабое место, а затем уничтожить.
Это имело несколько неожиданный результат. За пять-шесть дней шпиону не удалось найти у трактирщика Суня слабое место, зато он заметил, как поздно ночью буддийский монах Ляо Жань покинул их логово, чтобы встретиться с людьми Императора.
Столько лет Владыка Небесный называл этого мужчину братом, а тот оказался верным псом Императора. Он страшно разозлился. Главарь разбойников и так не шибко-то доверял монаху, но теперь его доверие окончательно рухнуло.
Чан Гэн быстро сориентировался. Не дожидаясь обвинений от Владыки Небесного, он собрал всех главарей и уважаемых членов Шахай и признался, что является императорским ревизором. Момент был выбран неудачный, но лучше признаться самому, чем быть обвиненным в предательстве. Конечно, Чан Гэн мог убить Владыку Небесного, но в цзянху так дела не делались. Эти лихие люди были менее прозорливы, чем придворные чиновники. Если бы принц не смог с ними сейчас совладать, это бы снова все испортило.
Повсюду стоял громкий недовольный гул — Владыка Небесный растревожил бандитское гнездо. Янь-ван смело взял в руки нож для рубки дерева, воткнул его в стол и невозмутимо заявил:
— Давайте поступим согласно обычаю. Три удара ножом и шесть отверстий [7].
Многих это успокоило, но хитроумного разбойника так просто не провести. Кровь Владыки Небесного вскипела от ярости. Без лишних слов он первым ударил Чан Гэн ножом. Принц понимал, что если не выдержит удара, то провалит испытание, поэтому не стал уклоняться.
Его поступок ошеломил мятежников. При виде крови все, особенно главари, смекнули, что Янь-ван ни в коем случае не должен погибнуть в их логове, тем более так недостойно. Иначе их непременно обвинят в измене и пути назад не будет — останется лишь умереть. Поэтому они поспешили простить Янь-вана и остановить кровопролитие. Владыка Небесный пришел в еще большую ярость и объявил, что его люди выходят из рядов Шахай.
Из-за внутренних разногласий восстание пришлось отложить. Трактирщик Сунь отправил с Чан Гэном своих людей, чтобы они ночью его охраняли. По пути их несколько раз пытались убить люди Владыки Небесного, в результате чего почти все подчиненные трактирщика Суня отдали жизни, исполняя отданный им приказ.
Но если от мастера Ляо Жаня, не способного снять тяжелую броню [8], еще мог быть какой-то толк, то Сюй Лин в бою был совершенно бесполезен. Мастеру боевых искусств легче войти в пучину дракона и логово тигра, чем пытаться скрыться и защищать при этом нескольких человек.
Чан Гэна ранили. Ему давно не приходилось так тяжело. Когда он грудью закрывал господина Сюя, то получил еще одно ножевое ранение. К счастью, благодаря урокам барышни Чэнь, ему чудом удалось остановить кровотечение.
Ляо Жань свернул листик, чтобы набрать воды из горного ручья, и напоил Чан Гэна. У него нашлось и лекарство для лечения подобных ран [9]. Чан Гэн сделал глоток и вздохнул. Немного набравшись сил, он попытался поднять себе настроение и поддел Сюй Лина:
— Подойди и присядь, Минъюй. Нет худа без добра. Не горюй по мне, пока я не испустил дух.
Сюй Лин утер слезы рукавом и, попричитав «какой позор», снова всхлипнул:
— Этот нижайший чиновник стал обузой Вашему Высочеству.
Чан Гэн в ответ лишь мягко рассмеялся:
— После осады столицы иностранцами старший брат Минъюй усердным трудом выучил иностранный язык. Что теперь планируешь делать? Неужели хочешь вернуться в прошлое и обучиться боевым искусствам, чтобы разбивать валуны грудью?
Сюй Лин промолчал.
Чан Гэн продолжил:
— Гляди, вон мастер Ляо Жань сохраняет спокойствие, а не ревет.
Этот бесстыдный монах ответил на языке жестов: «Ничтожный монах подвел и не смог защитить Ваше Высочество. Ему остается лишь зажечь лампу долголетия [10], молясь за Ваше Высочество, и целыми днями читать сутры, пока вы не пойдете на поправку».
— Благодарю. Величие и красота Будды и Бодхисаттвы внушают трепет — того и гляди они даруют мастеру дар речи. Случись подобное чудо на самом деле, не жалко и помереть совсем молодым.
