Особенно если помещение не проветривалось. В затхлой духоте резко пахло целебным отваром, как на болотах, где трясина внезапно засасывает проходящих путников.
Гу Юнь и Шэнь И были настолько измучены физически и морально, что всю дорогу молчали. Лишь когда они покинули дворец, Шэнь И обеспокоенно спросил:
— Как твои глаза?
Гу Юнь покачал головой.
Шэнь И не понял, что это значит — «все хорошо» или «все плохо». Тщательно все обдумав, он пришел к выводу, что в поместье о Гу Юне некому будет позаботиться, поэтому приказал кучеру ехать прямиком в поместье Шэнь.
В столице до сих пор не сняли военное положение. По обеим сторонам дороги не было видать ни души. Если опустить шторку, снаружи доносился лишь стук колес. Шэнь И устало вздохнул и придержал дрожащую паровую лампу над головой, которая отбрасывала длинную тень на лицо Гу Юня. Щеки у того впали, а под глазами появились темные круги. Когда маршал забрался в повозку, то сразу сложил руки на груди, завалился на бок и закрыл глаза. Ему было совершенно неинтересно, куда его собрались везти.
Шэнь И не будил его, пока они не добрались до места. Ехать было недалеко, но Гу Юнь успел задремать. Он открыл глаза, все еще не до конца проснувшись, но прохладный утренний ветерок его взбодрил. Стоя у главных ворот поместья семейства Шэнь, Гу Юнь прищурился и спросил:
— Тут вспомнил кое-что. Говорят, старик Шэнь приболел?
На улице Шэнь И не мог открыть ему правду, поэтому закашлялся, а затем улыбнулся и лукаво подмигнул.
Гу Юнь поддержал его игру:
— Сегодня я пришел с пустыми руками, негоже навещать больного, прикованного к постели, без...
— Ох, ничего страшного, — горько ухмыльнулся Шэнь И. — Ты вернул его сына домой в целости и сохранности, для отца это самый лучший подарок... Да уймись уже!
Последняя фраза предназначалась злосчастному пернатому небожителю, богу-хранителю входа.
Похоже, сегодня этот страж дома пребывал в отличном настроении, потому не спешил демонстрировать свое красноречие... лишь с любопытством глазел на Гу Юня, вытянув шею. Но когда Шэнь И обругал птицу за то, что она всего лишь размяла крылышки, она обозлилась и решила как можно громче поприветствовать гостей:
— Скотина! Паршивец! С такой мрачной рожей сегодня помрешь, а завтра похоронят!
Шэнь И промолчал.
Этот предводитель рода уважал только старика Шэня. При виде хозяина птица всегда радостно заливала «Да приумножатся богатства господина!», зато остальные двуногие удостаивались от хохлатой майны лишь «Трепещите, твари».
Гу Юнь сохранял хладнокровие. Похоже, ему не впервой было выслушивать птичью брань. Он щелкнул пальцами. Резкий порыв ветра сбил птицу с насеста, и она упала — только перья полетели все стороны. Хохлатая майна отступила перед сильным противником и после недолгого молчания тихо пропела:
— Желаю милостивому господину счастья и благополучия, пусть имя его будет записано в золотой список [3].
Генерал Шэнь чудом сохранил постную мину.
С улыбкой на губах Гу Юнь вошел во двор. Правда, стоило ему скрыться из виду, как птица резко передумала и злобно завопила:
— Бе-бе-бе!
Ни один разумный взрослый человек весом в сотню цзиней [4] не станет спорить с пернатым двуличным грубияном. К несчастью, Аньдинхоу не внял голосу разума. Услыхав, что птица позволяет себе кричать ему вслед, он вернулся назад, снял висевшую у парадного входа клетку с гвоздя, открыл ее, выволок стража ворот и сказал Шэнь И:
— Передай своему старику, что эту тарахтелку я забираю с собой. На днях куплю ему новую.
Шэнь И, у которого птица уже в печенках сидела, прослезился:
— Конечно, забирай! Не передать словами, до чего я тебе благодарен!
От испуга «страж ворот» нахохлился и завопил:
— На помощь! Мужа хотят убить, а!
... Гу Юнь сжал птичью шею.
Прикорнувший у ворот слуга тут же прибежал, сонно потирая глаза. При виде Гу Юня он засуетился, поприветствовал и проводил его внутрь.
Когда они скрылись во внутреннем дворике, Шэнь И огляделся. Убедившись, что рядом ни души, он понизил голос и спросил:
— Так где сейчас Его Высочество Янь-ван?
Гу Юнь медленно покачал головой.
— Так ты тоже ничего о нем не слышал? — удивился Шэнь И.
— В Янчжоу мы потеряли с ним связь. — В одной руке Гу Юнь держал птицу, другой тер переносицу до тех пор, пока она не покраснела. Для начала он кратко поведал Шэнь И о своем путешествии: — Он попросил сяо Цао подменить его и присмотреть за Ян Жунгуем, пока ведет тайное расследование. От одного из своих телохранителей я узнал, что Янь-ван, судя по всему, вместе с людьми из цзянху отправился искать свидетелей среди беженцев. На прощание он оставил лишь короткую записку «все хорошо, не переживайте» и приказал им возвращаться в столицу, а о нем не беспокоиться. Больше он ни разу не выходил на связь. Поскольку Ян Жунгуй от имени принца поднял мятеж, мне ничего не оставалось, кроме как вернуться в столицу, чтобы помочь усмирить беспорядки. Я оставил в Янчжоу нескольких верных солдат и попросил генерала Чжуна направить своих людей, чтобы те провели тайное расследование, но...
После тяжелого дня его все равно съедала тревога.
Шэнь И не знал, как его поддержать. Наконец он протянул руку и ободряюще сжал плечо Гу Юня.
— Ты уже позабыл, до чего талантлив наш Янь-ван? Да, он скрытен, но знает свое дело. Все у него будет хорошо. Вспомни, он еще в детстве странствовал по свету в компании старины Чжуна. Ему не впервой. Не переживай.
Впрочем, судя по сведенным бровям Гу Юня, вряд ли в ближайшее время он сможет расслабиться.
Оставалось лишь сменить тему:
— Как там Император поживает?
Гу Юнь вздохнул:
— Не пострадал. Придворный лекарь заявил, что Император потерял сознание от чрезмерного гнева и ему необходим отдых. Честно говоря, тошнит меня уже от таких советов. Эти лекари всем пациентам твердят одно и тоже. Будь у людей время на отдых, кто бы им пренебрегал?
— А он не сказал, зачем вызвал тебя во дворец? — осторожно спросил Шэнь И.
Гу Юнь ненадолго замер.
— Сказал. Спросил у меня: «Если небесные хляби разверзнутся, а великая река выйдет из берегов, сможет ли тогда морской змей отрастить рога? [5]»
Шэнь И задержал дыхание. Если морской змей может отрастить рога и стать драконом, то и они могут добиться успеха. Намек тут был довольно прозрачен.
— И ты...
Чуть погодя, Гу Юнь продолжил:
— Я сказал ему, что согласно легендам драконы и морские змеи — близкие родственники, оба способны повелевать стихиями. Но если морской змей, пожелав отрастить рога, оставит великую реку без присмотра и позволит ей разлиться, разве не приведет это к беспорядкам? Как бы морской змей не навлек на людей беду [6].
— ... Ты прямо так и ответил Императору?
— М-м-м, — протянул Гу Юнь.
По правде говоря, на этом их беседа не закончилась.
Правитель находился в расцвете сил, но, опираясь о изголовье кровати, больше напоминал смертельно больного.
— Что покойный Император сказал тебе перед смертью? — ни с того, ни с сего спросил его Ли Фэн.
Гу Юнь долго разговаривал с покойным Императором перед его кончиной и до сих пор прекрасно помнил все сказанное тогда. Правда, услышав вопрос, он ненадолго задумался и выбрал самое безопасное изречение:
— Император сказал вашему подданному, что слишком большая удача может обернуться несчастьем. Мы должны ценить свое счастье, и знать, когда действовать, а когда лучше отступиться [7].
Ли Фэна поразили его слова. Он замер, глядя на первые рассветные лучи, несколько раз повторил про себя «большая удача может обернуться несчастьем», а затем сменил тему:
— ... А-Минь рассказывал нам о том, как над ним в детстве издевалась варварка. Дяде об этом известно?
Гу Юнь был готов ко всему, но слова Ли Фэна застали его врасплох. Он не понял, к чему это вообще было.
Вдруг за окном раздался треск — под сидевшей на дереве птичкой сломалась ветка. Перепуганная, она взмахнула крылышками и взмыла в небо. Это происшествие привело Ли Фэна в чувство. Его усталое выражение лица и замученный вид мгновенно исчезли. Он выразительно посмотрел на Гу Юня, но в последний момент решил промолчать и, махнув рукой, отпустил его.
