— Сердце обычного человека трудно постичь, что говорить об Императоре, — тяжело вздохнул Шэнь И.
— Устал я, — пожаловался пришедший в себя Гу Юнь.
— Да уж, — посочувствовал ему Шэнь И. — Здесь творится сплошное беззаконие. Загнанные в угол люди так и норовят воспользоваться беспорядками ради извлечения личной выгоды... Куда приятнее сражаться на границе... Хотя самое беззаботное время в моей жизни — это когда я трудился механиком в институте Линшу. Порой, Цзыси, столица напоминает мне Пещеру шелковой паутины [8]. Повсюду таятся опасности. Может, нам с тобой пора сбросить с плеч эту тяжкую ношу, найти подходящее местечко да открыть вместе небольшой магазинчик. И с голоду не помрем, и мозолить глаза никому не будем. Торговать будем... Скажем, маслом и шестеренками для механизмов. Что ты об этом думаешь? [9]
— Ты спятил? — Гу Юнь окинул его пренебрежительным взглядом. — Представь, как ты весь день перепачкан в масле и обслуживаешь таких же вонючих и грязных покупателей. Мне не нравится. Если и буду я чем торговать, то косметикой, чтобы каждый день ко мне приходили красавицы и красавцы.
Когда Шэнь И об этом услышал, то не выдержал и расхохотался:
— Его Высочество Янь-ван хоть в курсе твоих амбициозным планов?
Гу Юнь подхватил его смех, но вскоре резко помрачнел. Перед Шэнь И ему не обязательно было притворяться, скрывая свое беспокойство и печаль.
Где сейчас Чан Гэн?
Допустим, ему удастся благополучно вернуться в столицу, но как они будут объяснять это Ли Фэну? Смогут ли братья общаться, как ни в чем не бывало после того, как от имени одного из них подняли восстание?
Шэнь И продолжил молча наблюдать за Гу Юнем. Когда речь снова зашла о Янь-ване, тот не счел нужным притворяться, что все в порядке. Впервые Гу Юнь настолько сильно о ком-то переживал. Это до того потрясло Шэнь И, что он не смел и рта открыть.
В последние годы обстановка в мире царила неспокойная. Где-то люди начинали вести разгульный образ жизни, подобно иностранцам отринув любые условности между мужчиной и женщиной. Где-то известные конфуцианские семейства, наоборот, все более рьяно блюли приличия, кричали, что никто больше не соблюдает этикет, и строже отчитывали детей и домочадцев.
Шэнь И всегда казалось, что мир жесток. Бывает, что за тремя днями пылкой влюбленности через пару дней следует размолвка, способная разрушить все договоренности сватов. Но когда речь заходила о браке, как правило людьми руководил холодный расчет. Поэтому если посторонние не спешили вмешиваться, оценив все риски, молодые супруги могли проглотить обиды и остаться со своими нареченными.
Для сторонников традиций все было просто — достигнув полагающегося возраста, они сочетались браком. Когда не успевших толком узнать друг друга молодых людей вынуждали жить вместе, это ничем не отличалось от разведения свиней, лошадей или крупного рогатого скота.
Молодоженам принято желать, чтобы цветы были прекрасны, а луна полна [10]. Но ждало ли их настоящее супружеское счастье, чистое точно нефрит, зависело от воли слепого случая. Количество искренней любви в мире конечно. Часть достается безумцам, часть дуракам, но разве хватит остатка для всех остальных?
Крайне редко кому-то доводилось так сильно любить друг друга, как Чан Гэну и Гу Юню.
Хотя они и не демонстрировали глубину этого чувства при посторонних, Шэнь И хорошо знал Гу Юня. Если тот и пересек черту дозволенного между приемным отцом и сыном, то лишь потому, что не мог разлюбить Чан Гэна.
Вспомнив об этом, Шэнь И невольно вздрогнул. И снова превратился в квохчущую наседку.
— Цзыси, — понизив голос, обратился к нему Шэнь И. — Не хочется накликать беду, но ты никогда не думал, что вы будете делать, если в будущем между вами возникнет размолвка?
Долгое время Гу Юнь хранил молчание, но все же не стал оставлять вопрос без ответа. Когда они почти дошли до заднего двора, Гу Юнь вдруг прошептал:
— Я уже думал об этом. Я не знаю.
Шэнь И потерял дар речи.
Ни одна нерушимая любовная клятва не звучала столь трогательно.
На заднем дворе старик Шэнь, якобы прикованный к постели, крайне энергично практиковался в боевых искусствах и помирать в ближайшей время явно не собирался. Старик от души обрадовался гостю и подозвал его, чтобы поделиться секретом долголетия. Заодно отец Шэнь И предложил маршалу Гу позаниматься вместе ушу, сосредоточившись на технике туйшоу [11].
Из опасения, что отец переоценил свои силы и Аньдинхоу в ходе тренировки впечатает его в стену, Шэнь И вежливо отклонил приглашение и увел гостя отдыхать.
Проспал Гу Юнь аж до самого вечера. Не успел он до конца проснуться, как к нему вломился Шэнь И:
— Император требует, чтобы ты срочно явился во дворец.
Гу Юнь поспешил исполнить приказ государя. На месте он был потрясен, увидев своего телохранителя, оставленного защищать Чан Гэна. Его явно потрепало за время долгого пути. Выглядел он ужасно — израненный и весь в крови. Сердце Гу Юня бешено застучало в груди. Он облизал губы, стараясь держать себя в руках, и отвесил Ли Фэну полагающиеся поклоны.
— Дяде не стоит церемониться. — Ли Фэн сильно осунулся. С трудом поднявшись с кровати, он спросил у солдата: — Что с Янь-ваном?
Солдат склонил голову и доложил, обращаясь к Гу Юню:
— По приказу великого маршала ваш покорный слуга сопровождал и охранял Его Высочество и господина Сюя во время их расследования эпидемии в Цзянбэй. Когда выяснилось, что Ян Жунгуй что-то замышляет, нам пришлось отправиться в Северобережный лагерь, где мы и потеряли связь с Янь-ваном. Позднее, когда Ян Жунгуй выдвинулся на север, великий маршал не знал, держит ли тот Янь-вана в заложниках или принцу удалось сбежать. Поэтому часть людей он взял с собой в столицу, а остальных оставил в Янчжоу, поручив им искать возможные следы Янь-вана...
Солдат говорил в точности то, чему Гу Юнь его учил. На самом же деле, когда Чан Гэн решил внедриться в преступную организацию Шахай, то бросил охранников в Янчжоу.
Перед отъездом Гу Юнь приказал им подольше задержаться в Янчжоу и продолжить поиски Чан Гэна. Он не мог успокоиться, пока его не найдут.
Гу Юнь нахмурился, охваченный дурным предчувствием.
— В руках у Ян Жунгуя оказалась фальшивка, — перебил его Ли Фэн. — Тебе удалось в итоге найти следы а-Миня?
Солдат вытащил из-за пояса письмо.
— Ваше Величество, прошу, взгляните.
Почерк в письме был Чан Гэна — только писали явно в спешке, менее аккуратно, чем обычно. Еще и с брызгами крови.
У Гу Юня онемели кончики пальцев. До него наконец дошло, что имел в виду Чан Гэн, говоря о том, что боится только вида его крови, когда перевязывал ему раны после битвы за столицу [12].
Ли Фэн взял в руки письмо и по мере прочтения все сильнее хмурился. Наконец он со вздохом неожиданно передал его Гу Юню, но больше не произнес ни слова.
Все силы, похоже, ушли на то, чтобы не выдать своей тревоги и нетерпения.
Начиналось письмо довольно обыденно, пусть и написанное было выдумкой. В нем рассказывалось о побеге из лап Ян Жунгуя. Потом Янь-вану не повезло попасть в лапы преступной организации Шахай, где он узнал, что часть беженцев Ян Жунгуй заключил в тюрьму и втайне казнил, а часть присоединилась к разбойникам. Принц решил искать свидетелей среди беженцев. Вместе с господином Сюем он проник в логово разбойников, чтобы провести расследование. Каким-то образом Чан Гэн убедил Сюй Лина последовать приказу.
Дальше начиналось нечто странное...
Чан Гэн кратко излагал все, что слышал и видел в логове у Шахай. Творимое Ян Жунгуем беззаконие с каждым днем все сильнее его ужасало. К несчастью, когда Янь-вану наконец удалось убедить разбойников проследовать вместе с ним в столицу, внутри организации произошел раскол.
Хоть они и позаботились о беженцах, разбойники есть разбойники и не любят государственных чиновников. Пошли слухи, что Янь-ван внедрился в Шахай, чтобы сдать их властям. С каждым днем споры и драки между разными группировками внутри преступной организации становились все ожесточеннее.
