Гребцы старались до седьмого пота и адской боли в руках. Слабая рябь за кормой «Пуссели» подтверждала, что их усилия не напрасны, но Шарп не верил, что «Пуссель» сможет догнать далекий корабль. К вечеру легкий ветерок совсем выдохся. Паруса безжизненно обвисли, и корабль погрузился в зловещее молчание, только раздавались шаги вахтенных офицеров, крики усталых гребцов да скрип штурвала.
На шканцах в сопровождении служанки появилась леди Грейс с солнечным зонтиком в руках. Капитан утверждал, что далекий парус уже можно разглядеть с палубы, но леди Грейс ничего'не видела даже сквозь подзорную трубу.
– Вряд ли они нас заметили, – сказал Чейз.
– Почему?
– Наши паруса скрывают облака, миледи. – Капитан показал на облачную дымку над африканским побережьем.– Паруса просто сливаются с небом.
– Вы уверены, что это «Ревенан»?
– Нет, миледи, не уверен. Возможно, какое-нибудь торговое судно. – Чейз пытался скрыть возбуждение, но в глубине души капитан не сомневался, что напал на верный след.
Брейсуэйт смотрел на Шарпа, словно ждал, что тот подойдет к леди Грейс, но Шарп не двигался с места. Он прислушивался к мягким кошачьим перекатам волн. Внезапно по морю прошла рябь, паруса наполнились ветром, заскрипели снасти и буксировочные тросы натянулись над водой.
– Надо же, ветер с суши! – воскликнул Чейз. – Как нельзя кстати! – Капитан подошел к старшине рулевых, который наконец-то ощутил сопротивление штурвала. – Что скажешь?
– Так-то оно так, сэр, – старшина сплюнул коричневую слюну в медную плевательницу, – да разве ж это ветер? Словно старушечье дыхание.
Ветер лениво шевелил паруса, словно колебался, но в конце концов снова окреп.
– Поднять шлюпки на борт, мистер Хаскелл! – прокричал Чейз.
– Есть, сэр!
– Гребцам двойную порцию рома!
– Есть, сэр! – В голосе первого лейтенанта слышалось недовольство. Хаскелл считал, что капитан балует матросов.
– Тройную! – исправился капитан, желая позлить первого лейтенанта. – За ночь мы срежем угол, – сказал Чейз Хаскеллу. – Все паруса на реи! Никаких огней, и намочить парусину!
Матросы с помощью помп начали поливать паруса морской водой. Капитан объяснил Шарпу, что влажная ткань ловит слабый ветер лучше сухой.
В сумерках ветер усилился, волны бились о черножелтые борта «Пуссели». Ночью офицеры обходили корабль, выглядывая случайные огни. Зажгли только лампу на нактоузе, чтобы рулевой мог видеть компас. Курс изменили на несколько румбов.
Шарп проснулся, снова заснул. Никто не тревожил его сон. Незадолго до рассвета он снова очнулся от дремы и вышел на шканцы. Там он обнаружил почти всех офицеров, даже свободных от вахты.
– Они увидят нас раньше, чем мы их, – расстроился Чейз. На фоне встающего солнца паруса «Пуссели» четко выделялись на горизонте. Некоторое время капитан даже всерьез раздумывал о том, чтобы опустить их. Самые зоркие матросы уже забрались на мачты. – Если повезет, – сказал Чейз, – к закату мы догоним их.
– Так быстро?
– Если повезет. – И капитан суеверно коснулся деревянных перил.
Небо на востоке стало серым, затем заволоклось тучами, но внезапно солнечный луч прорезал горизонт. Словно розовая от краски капля упала с намокшего красного мундира на серые форменные брюки. Корабль несся вперед, вспенивая волны и оставляя за кормой белеющий след. Постепенно розовый стал темно-алым, и вот уже раскаленное светило засияло над африканским побережьем.
– Теперь они точно нас заметили, —вздохнул Чейз. – Смотрите во все глаза! – крикнул он в рупор матросам на реях. – Зря я так, – укорил себя капитан и тут же исправил промах: – Тому, кто заметит парус, недельный рацион рома! – Обернувшись к Шарпу, Чейз добавил: – Пусть напьется до чертиков.
Вскоре на солнце стало больно смотреть. Ночь кончилась, и перед «Пусселью» под пылающими небесами лежал пустой океан. Дальний парус пропал с горизонта.
Капитан Ллевеллин был вне себя от ярости. Потеря «Ревенана» отражалась на боевом духе команды. Офицеры ворчали, понурые матросы слонялись без дела, но капитан морских пехотинцев был по-настоящему зол. Перед отплытием из Англии он загрузил на корабль ящик гранат.
– Гранаты французские, – рассказывал Ллевеллин Шарпу, – и я даже не представляю, что у них внутри!
Скоре всего, порох и фульминат. Сами они из стекла. Поджигаете, бросаете и молитесь, чтобы враг оказался поблизости. Дьявольские штуковины!
Теперь ящик пропал. Он должен был храниться на складе боеприпасов, но капитан и двое лейтенантов перерыли уже половину склада, а гранат пока не нашли. Поначалу Шарп не придал словам капитана пехотинцев значения, но Ллевеллин убедил его, что они попали в серьезный переплет.
– Только подумайте, их ведь мог утащить какой-нибудь идиот! Мы купили эти гранаты на «Випере», когда его ставили на ремонт в доки. Команда «Випера» использовала их при Антигуа, но их капитан посчитал, что гранаты очень опасны. Если Чейз обнаружит их, он меня распнет, и поделом! Им место – на складе, и только там!
На поиски в вонючем, кишащем крысами трюме отрядили дюжину пехотинцев, к которым примкнул Шарп. Ллевеллин не просил его помочь, но Шарп хотел чем-нибудь занять себя, чтобы не поддаться всеобщему унынию. Поиски заняли три часа, и вот наконец серж; и it обнаружил гранаты в ящике с трафаретной надписью «сухари».
– Бог знает, что лежит в ящике, где должны были храниться гранаты! – фыркнул Ллевеллин. – Вероятно, солонина. А все чертов Коупер!
Корабельный стюард по рангу не был равен офицерам, но держался надменно, поэтому его недолюбливали.
– Судьба всех стюардов, – объяснил Шарпу Ллевеллин. – Господь посылает стюардов на землю, чтобы они вызывали всеобщую ненависть. Они должны снабжать корабль всем необходимым, но никогда не справляются со своими обязанностями. Все вещи оказываются не того размера, цвета или формы. А все потому, что, как любой армейский интендант, стюард никогда не забывает погреть руки на казенном имуществе. Наш, наверное, просто украл гранаты, чтобы продать. Вот дьявольское отродье! – Не переставая честить стюарда, Ллевеллин вынул из ящика гранату и протянул Шарпу. – Внутри металлическая стружка. Уж рванет, так рванет!
Шарп первый раз держал в руках гранату. Старые британские пехотные гранаты давно уже не использовались из-за малой эффективности. Шарп поднес гранату к тусклой лампе. Она была из стекла, а фитиль запечатан кольцом из расплавленного воска.
– Поджигаешь фитиль, – объяснил Ллевеллин, – и бросаешь чертову штуковину. Стекло должно разбиться при падении о землю. Тут французишке и придет конец! – Капитан нахмурился. – По крайней мере, надеюсь, что так оно и будет. – Он ласково, словно ребенка, погладил гранату. – Разрешит ли капитан Чейз опробовать их в действии?
– Чтобы на его идеально ровной палубе остались отметины? – спросил Шарп.
– Да уж, – печально промолвил Ллевеллин, – это вряд ли. Впрочем, если дойдет до сражения, я дам несколько гранат своим ребятам. Они заберутся на мачты и станут швырять их на палубу противника. На что-то ж эти штуки должны сгодиться!
– Выбросите их за борт, – посоветовал Шарп.
– Ни за что! И вам не жалко рыбы?
Ллевеллин, у которого гора упала с плеч, велел отнести ящик с гранатами обратно на склад, а Шарп вслед за пехотинцами поднялся на нижнюю палубу, где было не светлее, чем в трюме. Пехотинцы отправились вперед, в носовую часть корабля, а Шарп решил подняться прямо в кормовой салон. Сверху по лестнице кто-то спускался. Шарп хотел уступить незнакомцу дорогу и тут разглядел секретаря лорда Уильяма. Прежде чем решиться поставить ногу, Брейсуэйт боязливо ощупывал ногой каждую ступеньку. Шарп скользнул в каморку хирурга, где красные стены ждали своего часа. Брейсуэйт снял фонарь с крюка рядом с лестницей, нащупал трутницу и запалил лампу. Затем секретарь поставил лампу на палубу и с усилием поднял крышку люка. Оттуда пахнуло затхлой водой и гнилью. Брейсуэйт вздрогнул, но взял себя в руки и полез вниз.
Иногда, рассуждал Шарп, судьба сама ведет тебя. Так было, когда он встретил сержанта Хейксвилла или когда генерал Уэлсли упал с лошади в битве при Ассайе. А теперь вот Малахия Брейсуэйт сам шел навстречу своей судьбе. Шарп смотрел, как лампа Брейсуэйта отбрасывает тени на стены трюма. Спустившись с лестницы, секретарь направился к полкам, где хранился офицерский скарб.
Шарп спрыгнул на лестницу и осторожно закрыл за собой люк. Он старался не шуметь, но шаги заглушал скрип громадной сосновой мачты, которая насквозь пробивала палубы и завершалась килем из древесины вяза. Прочие звуки поглощались чавканьем шести помп, шумом моря и скрежетом руля.
Задняя часть трюма была отделена от передней стеной из бочек с водой и бочонков с уксусом, тянущихся до самого потолка, поддерживаемого балками. Балки опирались на дубовые столбы, которые в мутном свете лампы походили на колонны старой закопченной церкви. Брейсуэйт направлялся к небольшому возвышению напротив полок с офицерским имуществом, которые защищали «дамскую норку» – укрытие, которое считалось во время сражения самым безопасным местом на корабле. Обычно на полках складировали ненужный хлам, но багаж его светлости оказался так велик, что кое-какие вещи сгрузили сюда. Присев на корточки за бочонком с вонючей солониной, Шарп наблюдал, как секретарь забрался на лесенку, достал с верхней полки кожаный саквояж и неловко опустил его на пол. Брейсуэйт достал из кармана ключ, отпер саквояж и зарылся в бумагах. Найдя то, что искал, секретарь запер саквояж, снова вскарабкался на лесенку и принялся неуклюже запихивать его обратно на верхнюю полку. Ему мешала деревянная планка, которую прибивали по краю полки, чтобы при качке вещи йе сваливались на пол. Ушей Шарпа достигло бормотание Брейсуэйта:
