бы слепой взор на оборванца.
Рассудок безмолвствовал, равно как и сердце, и Иоанн ступил дальше, ведя опричнину за собой. На том бы и разошлись, да царь заслышал глухой звук. Кто-то из опричников швырнул под ноги вдове чёрствую краюху хлеба. Царь круто развернул лошадь, и взор его во мгновение прояснился. Он обвёл взглядом братию, и безмолвное его повеление было выполнено. Опричники невольно отступились от того милосердного их собрата, который уж исполнился жалостью ко вдове.
Иоанн медленно поднял руку, указывая на нищенку и её ублюдков. Опричник с поклоном спешился и, обнажив шашку, скоро расправился с ними. Гибель наступила до милосердного быстро. Царский слуга поднял взгляд на владыку, как вдруг его пронял мертвецкий хлад, и всё существо его взвелось. Он узрел тот взор на себе, тот безмолвный приказ. Скуратов спешился, держа в своих руках тяжёлую секиру.
– Словом и делом, государь! – только и успела вознестись мольба, как Григорий рубанул грудь опричника, пробив кольчугу.
Братия оцепенела, наблюдая за расправою. Иоанн же развернул Грома и поехал прочь, будто бы ничего и не сделалось, покуда Малюта оттаскивал тело опричника прочь с дороги, волоча его к прочим безвестным трупам.
* * *
Зал Новгородского кремля взаправду завален был неземным великолепием. Злато да самоцветы затмевали взор, куда ни глянь. Иконы блистали драгоценными камнями в окладах золотых, лёг послушными волнами ласковый шёлк, вилась парча с плетущимися узорами. Княжеские венцы и скипетры покоились средь сих сокровищ.
Фёдор преступил порог, оглядывая свезённое богатство. И дивился же молодой Басманов грудам драгоценным, будто бы бескрайним, тем паче что видел своими очами, как немало богатств попросту выбросили в реку. Средь сих благ валялся ничком Васька Грязной, блаженно лыбясь, пропуская мимо ушей своих всякую брань.
– Ты погляди – что бы ни творилось, а он снова нарезался наглухо! – сплюнул Морозов, пиная груду награбленного. – Как ты, сука, пьёшь-то, когда эдакое ж творится-то?
Металл отозвался перезвоном, и Грязной поморщился от сего шума.
– Это вы лучше поделитесь-ка хитростью, как вы на трезву голову нынче ходите, когда эдакое творится-то? – протянул Грязной, потирая загудевшие виски. – Того и свихнуться недолго.
Фёдор чуть улыбнулся краем губ, глядя на то.
* * *
Кромешная безлунная ночь укрыла мраком те зверства, коим предали Новгород. Небо застилалось горьким дымом. По смрадным телам бегали крысы, жадно искусывая плоть. Отрубленные головы ссохлись на холоде. Безумно распахнутыми очами глядели они, со впавшими щеками, залитые кровью, и пики пронзали их у основания али уж как придётся. Стихли улицы, и лишь огни, дожирающие некогда чудесные терема, прищёлкивали точно клыками, жадно глодая свою добычу.
Генрих переломил треснутое древко копья через колено и бросил к догоравшим головёшкам. Оружие уж сослужило своё. Штаден недолго глядел на головёшки, объятые пламенем. Языки мерно дрожали, заставляя воздух подрагивать. Немец размял плечо и, чуть прищурившись, обернулся через плечо, и адская боль пронзила его насквозь.
Тело Штадена пробудилось быстрее и ярче, нежели разум. Стремительно он отломил стрелу, ибо именно сим и поражён был немец. Выстрел пришёлся в бровь, прошибив кость. Неведомая сила, пьянящая и рвущая, наполнила тело Штадена. Всё застилал туман, покуда Генрих сцепился врукопашную. Сознание медленно прояснилось, когда Штаден ощутил, как его костяшки уж содрались в кровь о бездвижное тело. Немец поглядел на руку свою и по глубокой ране разумел – в пылу схватки схватился за нож ладонью. Рассудок слабел, уступая пылающему огню боли.
* * *
Фёдор вбежал в комнату. Его взгляд в ужасе метался по комнате, по кровавым тряпкам, валявшимся на полу. В нос ударил резкий запах горелой плоти. Алёна уже сидела в покоях спиной к двери. Она повела головой на звук, но не отходила от Штадена и не переставала делать свою работу. Много тряпья, измаранного кровью, уродливо крючилось, раскиданное по столу.
Сам немец был бледен и измождён, но пребывал в сознании. Он опирался судорожно и невольно дрожащей рукой о стол, и стоило Фёдору переступить порог, немец перевёл взгляд уцелевшего глаза на друга. Басманов замер на месте. Жуткий ожог покрывал едва ли не пол-лица немца, а подле него едва ли не на весь лоб занялся страшный отёк. С большим трудом Фёдор пересилил себя, подступаясь к Генриху. Штаден что-то шепнул Алёне, и девушка вложила тряпку с настоем на дяге немцу, и тот сам приложил к своему увечью.
Девица поклонилась Фёдору и вышла прочь. Басманов, всё ещё не в силах молвить и слова, приблизился к Генриху и сел подле него. Штаден обхватил Фёдора за затылок, притянув к себе, и они уткнулись лоб в лоб. Генрих тихо, но чётко, до жути чётко молвил всего пару слов. Басманов тотчас же поднялся на ноги вне себя от ужаса. Сердце забилось, норовя вырваться.
– Нет! – отсёк Фёдор, выставляя руку вперёд себя и мотая головой. – Я не понял слов твоих.
– Тем лучше для тебя, – согласно кивнул немец, отведя взгляд, ведая силу собственного откровения.
Фёдор прикусил губу, глядя на друга, на его увечье. Сглотнув, Басманов провёл по своему лицу и невольно ухватил себя за волосы. Он не мог поднять взгляд на Штадена.
– Но я всё решил, – добавил Генрих, – и ежели ты…
– Закрой пасть! – глухо перебил его Фёдор. – Царь велел уже взыскать с виновников, и…
– Тео! – перебил Штаден.
Басманов насилу посмотрел на рану и тут же отвёл взгляд.
– Только не сейчас, – замотал головой Басманов. – Слишком опасно. Иоанн бдит как никогда прежде. По всем границам рыщут, пуще прежнего во сто крат.
Генрих глубоко вздохнул, протирая лицо, до сих пор снедаемое страшной агонией.
– Не вздумай дурить. Прошу, – взмолился Басманов. – Я помогу тебе.
Генрих отбросил тряпьё, подошёл к Фёдору, и они крепко обнялись с неведомой доселе пылкостью и духом.
* * *
Морозов брёл с Малютой, поглядывая сквозь арки на тонкие полосы горького дыма, восходящие с Новгорода. Скуратов остановился да тоже поглядел – кому ж не годно глядеть на старания свои.
– Свершилось, – усмехнулся Морозов, осеняя себя крестным знамением.
Малюта последовал тому примеру да всяко справился:
– Об чём ты?
Морозов кивнул на догорающий город.
– Боле нету врагам нашим никакого крову, – довольно молвил опричник.
– Будто бы врагов под нашим кровом нету, – пожал плечами Малюта.
Морозов чуть свёл брови да вопросительно мотнул головой. Григорий молчал, и Мороз сам смекнул.
– Тебе всё щенок этот покою не даёт? – молвил тот, поглаживая бороду.
Скуратов лишь пожал плечами да отмахнулся. Морозов похлопал Малюту по плечу:
– Не тебе одному, Гриш, не тебе одному.
* * *
Фёдор явился в свои покои да не мог остаться наедине со своими
