— Тогда давайте сообща решать, — отец пошел ва-банк, — уходить мне из ЦК? Или мы найдем выход?
Отец подчеркнул «сообща» и «мы».
— Вам не надо уходить из первых секретарей, — почти не раздумывая, откликнулся Жуков. — А этих я арестую. У меня все готово.
Отец с удивлением вскинул глаза на Жукова, последние слова, кажется, его не столько ободрили, сколько насторожили, но ни Жуков, ни остальные присутствовавшие его реакции не заметили, им было не до нюансов.
— Правильно, надо их убрать, — без тени колебаний поддержала Жукова Фурцева.
Отец знал ее решительный и властный характер и не удивился таким словам.
— Зачем арестовывать? — забеспокоился Суслов. — И в каких преступлениях можно их обвинить?
Осторожность Михаила Андреевича давно стала притчей во языцех и тоже не удивила отца.
— Правильно говорит Михаил Андреевич, — вступил Мухитдинов, силовое решение ему не импонировало. — Не надо их арестовывать. Все можно решить внутри Президиума или на Пленуме. Пленум вас поддержит, Никита Сергеевич.
Последние слова Мухитдинова прозвучали уверенно, и все согласились: Пленум поддержит. Хрущев, собственно, с самого начала считал, что разногласия следует разрубить на чрезвычайном Пленуме ЦК, потому он и пригласил их к себе. Тем не менее, слова Мухитдинова, уверенный тон, как бы развеяли последние сомнения.
— Спасибо вам за откровенные высказывания, за поддержку, — начал отец. — Надо перехватить инициативу, созвать Пленум. На Президиуме они в большинстве, а на Пленуме большинство станет нашим.
Затем Хрущев, по словам Мухитдинова, весьма нелестно отозвался о Брежневе, назвал его трусом, готовым переметнуться, присоединиться к победителям, вот только он еще не знает, кто победит, поэтому решил посимулировать, отсидеться на даче. Так ли говорил отец, не знаю, но с другой стороны, зачем Мухитдинову придумывать? Лично он с Брежневым практически не сталкивался, относился к нему с прохладным равнодушием.
— Пленум надо собрать поскорее, — отец перешел к практическим делам, — пока они сами на это не решились. Реально ли открыть его послезавтра?
Вопрос отца повис в воздухе, да он и не ожидал ответа, просто размышлял вслух.
— Уже завтра понадобится стянуть сюда членов и кандидатов в члены ЦК, — продолжал прикидывать отец.
Приводимые Мухитдиновым слова, построение фраз — чисто хрущевские, что внушает доверие к точности воспроизведения им событий тех дней, детали происходившего, интонации накрепко запечатлелись с его памяти.
— Вы, товарищ Жуков вместе с Серовым обеспечьте прибытие товарищей с периферии, — отец уже принял решение, голос его обрел властные нотки, он выстраивал диспозицию будущего сражения. — Товарищ Суслов, пригласите Чураева и Мыларщикова (В. М. Чураев, бывший секретарь Харьковского обкома, ныне возглавлял Орготдел Бюро ЦК по РСФСР; с В. П. Мыларщиковым отец в 1950-е годы работал в Москве, теперь Владимир Павлович стал членом Бюро ЦК по РСФСР. — С. Х.), оповестите всех, чтобы люди приготовились. Товарищ Фурцева, займитесь Москвой, проследите, чтобы все явились, и подумайте, в какой форме их правильно сориентировать. Вы, товарищ Мухитдинов, когда прибудут члены ЦК из азиатских республик, в личном плане переговорите с ними.
Отец оглядел собравшихся, кажется всё, ничего не забыл.
— Пленум соберем послезавтра, в пятницу, в одиннадцать часов, — его голос звучал звонко, не слышалось ни тени сомнений.
Казалось бы, обо всем уже договорились, но тут Жукову пришла в голову идея попытаться отколоть Ворошилова от группы Маленкова — Молотова. «Взялся я за эти переговоры по той причине, что мы с ним все же в какой-то степени были родственниками (его внук был тогда женат на моей дочери). Но из переговоров ничего не получилось. Ворошилов остался на стороне Молотова — Маленкова и против Хрущева», — вспоминает Жуков.
Впоследствии Микоян утверждал, что это они поручили Жукову, кроме Ворошилова, поговорить еще с Булганиным и Сабуровым, а САМ он, Микоян, «два раза разговаривал с Булганиным, один раз безуспешно, второй раз — с некоторым успехом, тот стал кое-что понимать». После Булганина он якобы общался еще и с Сабуровым и Первухиным. Жуков о своих переговорах с Булганиным и Сабуровым не упоминает. К тому же, как мы знаем, на совещании у отца в тот вечер Микоян отсутствовал.
Расходились ближе к одиннадцати часам вечера, Мухитдинов запомнил, что на дворе уже стемнело.
Мухитдинов решил не дожидаться лифта, по лестнице начал спускаться с пятого этажа, где находился кабинет отца. Навстречу ему поднимался Серов, он спешил к отцу.
Серову отец доверял. Он сам выдвинул его на столь важный пост, в Москве Серов без отца и дня не продержался бы. О том, что Молотов и другие в открытую требуют его замены, Серов знал.
Я раньше считал, что тем вечером отец разговаривал с Серовым на даче, гуляя по аллеям парка подальше от чужих ушей. Теперь, благодаря воспоминаниям Мухитдинова, мы узнали, что встретились они в ЦК, в кабинете отца. Чужих ушей они не боялись, все «уши» в своем кулаке держал Серов.
Серов догадывался, зачем его позвали. О происходивших в Кремле баталиях он знал все. Он заверил отца в своей преданности, поклялся в верности линии ХХ съезда и заявил о готовности выполнить любые поручения Первого секретаря ЦК.
Разветвленная паутина, которой Комитет госбезопасности со сталинских времен опутывал всю страну, оказывалась очень кстати, но отец ставил себя в двусмысленное положение. Все последние годы он требовал исключить КГБ из политической жизни страны, ограничить его функции борьбой с вражеской разведкой.
Вскоре он сформулирует принцип, согласно которому ни министр обороны, ни министр иностранных дел, ни председатель КГБ не должны входить в состав Президиума ЦК, чтобы ощущение стоящей за их спиной мощи не оказывало давления на высшее руководство страны. Их задача — реализовать решения Президиума ЦК.
До 1964 года ни министр обороны Малиновский, ни министр иностранных дел Громыко, ни сменявшие друг друга председатели КГБ Серов — Шелепин — Семичастный в Президиум ЦК не избирались. Завет отца нарушил Брежнев, при нем министр обороны Гречко, а затем пришедший ему на смену Устинов вошли в состав высшего политического органа страны — Политбюро ЦК. Так теперь именовали его бывший Президиум. Вслед за Гречко в Политбюро избрали министра иностранных дел Громыко и Председателя КГБ Андропова. К середине 1970-х годов эта троица вершила все дела в стране. Противостоять им не решался никто, реальная сила была в их руках. Они собирались втроем, договаривались, а затем утверждали свое решение на заседании Политбюро ЦК.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
