котором он писал: «На этой неделе получил я от брата Федора письмо, в котором он извещает меня о несчастии, постигшем семейство наше. Видимо, провидению угодно было вновь поставить на пробу твердость нашего духа и заставить нас до дна испить чашу горести. Мы теперь круглые сироты, без матери и без отца. Не говорю уж о себе и о брате: мы, слава Богу, в летах… но эти бедные малютки… Боже мой. Боже мой! что они тебе сделали?! Из деревни я не получил еще никакого известия, а брат пишет очень неясно о всем происшедшем; поэтому я почти ничего не знаю подробно. Слышал только, что вы взяли детей к себе, и пролил слезы благодарности! Бог наградит вас за ваше доброе сердце! Дяденька! Тетенька! замените им родителей; не дайте почувствовать им ужасный гнет сиротства; заставьте небо радоваться, ангелов ликовать от вашего доброго дела! бедный Коля, бедная Сашенька!
Не знаю, кто будет опекуном? Если б я не сознавал вполне всех Ваших благодеяний, всего того, что Вы для нас сделали, я не стал бы просить Вас увеличить их еще новым добрым делом, приняв это почтенное звание на себя. Но чувствуя, понимая всю сострадательность Вашего доброго сердца, прошу вас от лица всего нашего семейства, как старший сын покойника — принять братьев и сестер под свою опеку. Кому ж ближе заступать это место, как не Вам, дяденька? <…> С этою же почтою я отвечаю брату и пишу в деревню. Там не знают моего адреса <…>.
Боже мой! Боже мой, какою ужасною смертью умер папенька! два дня на поле… может быть, дождь, пыль ругались над бренными останками его; может быть, он звал нас в последние минуты, и мы не подошли к нему, чтоб смежить его очи. Чем он заслужил себе конец такой! Пусть же сыновние слезы утешат его в той жизни!..» (Достоевский А. М. С. 413–414).
52
После смерти М. А. Достоевского заботу о пятерых младших детях Достоевских (Александре, Николае, Вере, Андрее и Варваре) взяли на себя Куманины, которые, однако, от официального опекунства отказались. Опекуном был назначен сначала каширский исправник Н. П. Елагин, который «занялся прилежным <…> обкрадыванием и в полтора года нанес много вреда наследникам» (Нечаева. В семье и усадьбе Достоевских. С. 61; ЛН. Т. 86. С. 363). После выхода Варвары Михайловны Достоевской замуж за П. А. Карепина 21 апреля 1840 г. (см.: Достоевский А. М. С. 116) опекуном детей стал последний.
53
Юный Достоевский не только сам постоянно, как видно из его писем, читал Шекспира, но и рекомендовал его своим товарищам. К. А. Трутовский вспоминал: «…Федор Михайлович советовал мне читать и многих других русских и иностранных писателей, и Шекспира в особенности» (Достоевский в воспоминаниях. Т. 1. С. 108). В своем объяснительном слове по поводу речи о Пушкине в 1880 г. Достоевский писал о «всемирности, всепонятности и неисследимой глубине мировых типов человека арийского племени, данных Шекспиром на веки веков» (наст. изд. Т. 14, С. 418). Идеи и образы Шекспира нашли отражение во многих произведениях Достоевского (см. об этом: Гроссман Л. П. Гении Европы // Библи отека. С. 89–94; Левин Ю. Д. Достоевский и Шекспир // Материалы и исследования. Т. 1. С. 108–134).
54
См. примеч. 4 к письму 6.
55
См. примеч. 2 к письму 10.
56
Имеется в виду Н. П. Елагин.
57
Сборники стихотворений французского поэта-сатирика А.-О. Барбье «Ямбы» (1831) и «Плач» (1833) стали известны в России сразу же после их выхода в свет. К концу 1830-х гг. они уже имели довольно широкий круг русских читателей. Интерес к ним характерен и для будущих петрашевцев (см.: Алексеев М. П. Огюст Барбье // Барбье О. Ямбы и поэмы. Одесса, 1922. С. XXIX–XXXI). В сатире «Идол» из сборника «Ямбы» Барбье развенчивал культ Наполеона, изображая его жестоким «наездником», взнуздавшим Францию и заставившим ее скакать «по человеческим телам, как по песку, в крови по грудь» до тех пор, пока она не пала сама и не сломала хребет своему «палачу».
58
Эти стихотворения M. M. Достоевского, кроме «Видения матери» (см. письмо 8, примеч. 10), до нас не дошли. Отрывок еще одного его юношеского стихотворения см.: ЛН. Т. 86. С. 328.
59
Сохранился отзыв И. Н. Шидловского о стихах M. M. Достоевского. «Ваша поэзия, — писал Шидловский M. M. Достоевскому 17 января1839 г., — своим изящным характером возвращает меня к младенчеству, к той чистой простоте, чуждой современного суемудрия, байроновского бешеного эгоизма, без которой нельзя внити в царствие Божие…» (Биография. С. 38).
60
В главе восьмой «Евгения Онегина» герой находится в ситуации, сходной с той, которую переживал Шидловский (любовь к женщине, ставшей женой другого).
61
Драма Шидловского «Мария Симонова» и стихотворение его о славе неизвестны (см. также примеч. 11 к письму 8).
62
Вероятно, речь идет об И. И. Бережецком, кондукторе старшего класса, который, по воспоминаниям А. И. Савельева, «был юноша очень талантливый и скромный, тоже, как Достоевский, любящий уединение, как говорится, человек замкнутый, особняк…». «Бывало, на дежурстве, — писал Савельев, — мне часто приходилось видеть этих двух приятелей. Они были постоянно вместе или читающими газету „Северная пчела”, или произведения тогдашних поэтов: Жуковского, Пушкина, Вяземского, или литографированные записи лекций…». Как одно из «особенно выдающихся душевных качеств обоих друзей» Савельев отмечал их «сострадание к бедным, слабым и беззащитным» (Достоевский в воспоминаниях. Т. 1.С. 99-100).
63
Дон Карлос и маркиз Поза — герои драмы Шиллера «Дон Карлос»(1787). Мортимер — героически настроенный юноша, персонаж из его же драмы «Мария Стюарт» (1780).
64
Позднее в статье «Книжность и грамотность» (1861) Достоевский писал: «Да, Шиллер, действительно, вошел в плоть и кровь русского общества, особенно в прошедшем и запрошедшем поколении. Мы воспитались на нем, он нам родной и во многом отразился на нашем развитии. Шекспир тоже» (наст. изд. Т. 11. C. 102).
65
Вопрос о месте Пушкина среди других гениев мировой литературы продолжал занимать
