Однако я ошибался, а всё из‑за того, что изначально опирался на недостоверную и неполную информацию, полученную от Эрика Тролля. Скандинав так ярко и красочно расписывал счастливое и добропорядочное общество всеобщего равенства и братства, которое царило в СРР, что другие прибалтийские анклавы ни мной, ни командирами отряда как возможные будущие партнёры просто не рассматривались.
Впрочем, Эрик ввёл меня в заблуждение не специально и зла за поражение своих братьев‑викингов под Мальмё на нас не держал. Он давно уже не был в этих краях и о том, что творилось на территории Ленинградской области и Прибалтики последние пару лет, знал чрезвычайно мало. Оттого всё происходящее с нами в этот день мы воспринимали не так, как могли, если бы владели более полными сведениями об изменениях в жизни Сестрорецка за минувшие полгода.
Итак, сегодня «Ветрогон» вошёл в Финский залив. День начинался просто замечательно. Солнечное раннее утро и спокойное море. Мы со Скоковым стоим на ходовом мостике и разговариваем о какой‑то ерунде. Радиосвязь работает, через час‑другой мы собираемся вызывать на связь Сестрорецкий радиоцентр, и тут на открытой частоте раздаётся истошный женский крик:
— Помогите!!! Спасите!!! Убивают!!! Кто‑нибудь, на помощь!!! Умоляем!!!
Кроме этих слов более ничего, треск динамика — и всё смолкает. На несколько секунд мы с кавторангом замираем в ступоре. В крике было столько страдания и боли, а на заднем фоне ещё и маленький ребёнок плакал, что долетевший к нам через радиоэфир крик о помощи по нервам ударил очень сильно.
— Что это было? — задал я Скокову риторический вопрос.
Капитан фрегата пожал плечами:
— Хрен его знает!
Взяв в руки укавэшку, я вызвал корабельную радиорубку:
— Кум, это Мечник. На связь!
— На связи! — не замедлил с ответом командир БЧ‑4.
— Крики слышал?
— Да.
— Можешь определить, далеко это от нас и какой пеленг?
— Сигнал был чёткий, так что, скорее всего, радиоточка находится недалеко. А пеленг мы не засекали, но если сигнал пойдёт вновь, то сразу определим.
— Понятно. Отбой связи!
Пока я разговаривал с радиорубкой, Скоков колдовал вокруг экрана радара, включал разные режимы работы, отсекал помехи, запускал одному ему известные программы и, провозившись пару минут, сказал:
— Четырнадцать миль практически прямо по курсу есть одиночная цель. Скорость — шесть с половиной узлов, траверз городка Локса. Если перейдём на полный ход, то за тридцать пять минут домчим.
Скоков посмотрел на меня, и я, согласившись с его предложением, быстро принял решение:
— Полный ход, и играй боевую тревогу. Непонятно, что там за судно, но крики настолько душераздирающие, что людей требуется спасать. Мало ли что. Может, тонут, а возможно, что‑то иное…
Не дослушав, капитан сразу начал отдавать команды:
— Машинное отделение, полный ход! Команде фрегата и десанту боевая тревога! Боцманской команде аврал, приготовиться к проведению спасательной операции!
Стремительно увеличив скорость с семнадцати узлов экономного хода до тридцати узлов полного, рассекая узким стальным корпусом серые балтийские волны, фрегат устремился вперёд, и через двадцать семь минут мы увидели тех, кто нуждался в спасении и молил о помощи. Прямо по нашему курсу, всего в трёх милях на воде горела большая парусная шхуна, которую обстреливал из мелкокалиберных орудий и пулемётов двухтрубный винтовой пароход, водоизмещением от восьмисот до девятисот тонн.
— Сергеич, — обратился я к капитану фрегата, — заходи между пароходом и парусником. Остановим бой, разберёмся, кто здесь и кого уничтожает, а уже после этого и определимся, кто нам друг, а кто просто так, мимо проходил.
— Понял.
Фрегат заложил крутой поворот и, не сбавляя скорости, обошёл разваливавшуюся на части горящую шхуну по левому борту, а я взял трубку радиотелефона и на открытой волне вызвал пароход:
— Говорит капитан Александр Мечников! Неизвестный пароход, немедленно прекратить стрельбу, лечь в дрейф и выйти на связь! Всякая попытка оказать сопротивление будет сразу пресекаться! Жду вашего ответа!
Мне никто не ответил, хотя антенны радиосвязи на пароходе были видны, и вместо того, чтобы сбавить скорость и прекратить стрельбу, пароход только усилил обстрел обломков парусника. Не менее трёх тяжёлых станковых пулемётов били по барахтающимся в воде многочисленным людям, а пара пушек калибра 45–50 мм разбивали в щепы каждую целую доску, за которую могли бы зацепиться эти бедолаги, среди которых было немало женщин и детей.
— Мечник, — вышел на связь Кум, — пароход пытается вызвать берег. Но передатчик у них слабенький, мы его сигнал помехами забили.
— Хорошая работа, связь. Продолжайте следить за эфиром.
— Есть!
— Игнач, — посмотрев на безжалостную расправу над гражданскими людьми, я вызвал командира артиллеристов, — на связь!
— БЧ‑2 на связи!
— Подави огневые точки парохода и ударь ему под винты, но аккуратно, чтобы судно осталось на плаву.
— Сделаем всё красиво, с ювелирной точностью! — пообещал пластун.
Проходит всего несколько секунд, и начинают работать наши АК‑630. Шестиствольные орудия артиллерийского артавтомата раскрутились, каждая из двух установок «Ветрогона» выплюнула несколько коротких, не больше чем по сорок тридцатимиллиметровых снарядов, очередей, и всё смолкло. С дистанции в девятьсот метров, пусть даже и на ходу, наши опытные комендоры заставили замолчать пушки парохода, подавили пулемётные огневые точки и разбили ему винты.
— Крепыш, поведёшь абордажную партию на борт парохода! — отдал я следующую команду.
— Есть! Ты с нами?
— Да, — подтвердил я и, повернувшись к Скокову, сказал: — Сергеич, сейчас десант высадится на пароход, нас не жди, сразу двигай спасать людей.
— Угу.
Скоков согласно кивнул, а я, подхватив находящийся в штурманской рубке АКС и разгрузку с боезапасом, помчался на основную палубу. Пока я на ходу экипировался и спускался, фрегат уже притёрся вплотную к борту парохода, и на него с криками: «Всем лежать, работает десант!» — перескочили два взвода абордажников. Я последовал за ними. Фрегат отвалил от захваченного нами парохода, и я прошёл туда, где была наибольшая суета, то есть на корму.
Разоружённая команда парохода сноровисто тушила небольшой пожар, а несколько наших воинов следили за их работой. Чуть в стороне, подле надстройки, замерли Крепыш и ещё трое бойцов отряда, а напротив них стояли двое мужиков. Первый — приземистый полноватый человек в военно‑морском бушлате чёрного цвета без погон и знаков различия, молчаливый и угрюмый. Второй — смуглый, похож на азиата, пожилой и сухопарый, одет в новенький полевой камуфляж. На его погонах — три больших полковничьих звезды, и в отличие от моряка он нервничает, потрясает в воздухе кулаками и что‑то выкрикивает. Судя по всему, Крепыш общается с главными командирами на борту, и именно они мне сейчас и нужны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
