богослужений, пока моя мама проводила занятия в воскресной школе. Особенно мне нравилось оставаться с миссис Пейтон, потому что ее шею обвивало яркое, но довольно безвкусное боа из двух норок, кусающих друг друга за хвост. На протяжении всего богослужения я мог играть блестящими стеклянными глазами, острыми зубами, мягкой шкуркой и болтающимися хвостами зверьков. Норки миссис Пейтон помогли мне выдержать немало нудных проповедей.
У мистера Понса вокруг шеи животные не вились, но более доброго человека я тогда не знал. У него было шестеро детей, и, казалось, он счастлив только тогда, когда у него на коленях сидит какой-нибудь ребенок. Я мог с довольным видом просидеть все богослужение на руках у этого большого мужчины, и он никогда не уставал. Мистер Понс расхваливал мои рисунки на церковном бюллетене, и рисовал на моих руках забавные мордашки, которые улыбались и подмигивали, когда я складывал определенным образом пальцы.
Мистер Понс запомнился мне своей добротой и густыми волосами в ноздрях, которые были хорошо видны, когда я смотрел вверх, сидя у него на коленях. Если бы вы спросили меня тогда, кто из этих двоих мне нравился больше, я бы, наверное, отдал преимущество именно ему. Мой отец умер, когда мне был всего лишь год отроду, и мистер Понс олицетворял для меня успокаивающее присутствие мужчины.
Позже, став старше и мудрее, я узнал следующие факты: миссис Пейтон была богатой, о чем и свидетельствовало норковое боа на шее. Ее семья содержала преуспевающий автосалон «кадиллаков». В то же время, мистер Понс работал водителем мусоровоза, и его зарплаты едва хватало для обеспечения его большой семьи. Узнав эти факты, я, к своему стыду, понял, что, будь я взрослым, скорее всего, не подружился бы с мистером Понсом. У нас с ним было бы слишком мало общих интересов.
Я рад, очень рад, что в церкви Иисуса Христа из моего детства были оба эти человека. Сейчас я вижу, что церковь должна быть тем местом, где себя будут чувствовать в равной степени принятыми как миссис Пейтон с ее мохнатым боа, так и мистер Понс с его волосатым носом.
Из книги «Много шума из-за церкви»
3 марта
Визит Василия
Я был в составе делегации христиан, приехавших в Россию в 1991 году в период крушения Советского Союза. Поскольку мы неизменно сталкивались с обходительностью и уважительным отношением к христианству, было легко забыть о том, насколько радикально эта страна меняла свой взгляд на религию. Резким напоминанием об этом стал визит Василия.
Не веря своим ушам, Василий услышал по государственному радио сообщение о встрече христиан из США с Верховным Советом и КГБ. Такая неожиданная открытость к религии была для него настолько непостижимой, что он сел на вечерний поезд и 14 часов добирался до Москвы из Молдавии, чтобы увидеться с нами.
Василий был широкоплечим, сильным мужчиной с грубым, обветренным лицом крестьянина и незабываемой улыбкой. У него отсутствовали два верхних передних зуба, и потому, когда он улыбался, через эту брешь было видно, как поблескивают золотые коронки на дальних, коренных зубах.
Когда Василий произнес первые слова, я от неожиданности вскочил. Его голос по уровню децибел приближался к товарному поезду. Я никогда еще не слышал, чтобы человек разговаривал так громко, и вскоре мы узнали причину этому.
В 1962 году Василий был арестован за распространение христианской литературы и сослан в исправительно-трудовой лагерь. Вначале он недоумевал: «Почему я так наказан за служение Богу?» Но однажды утром он вдруг увидел, что Бог таким образом открыл для него новые возможности.
Каждое утро перед восходом солнца заключенные в лагере должны были собираться на открытой площадке для переклички. Лагерное начальство требовало от них строгой пунктуальности. Но не от охранников. В результате тысячи заключенных просто стояли каждое утро по несколько минут на улице в ожидании, ничем не занимаясь. Тогда Василий, который любил проповедовать, решил основать церковь.
Рассказывая нам свою историю в гостиничном номере, Василий говорил все громче и быстрее, активно жестикулируя руками, как оперный певец. После каждого предложения наш переводчик Алексей ловил его за руку и просил говорить помедленнее и потише. Василий каждый раз извинялся, опускал глаза в пол и опять начинал с пианиссимо, которое в течение трех секунд перерастало в фортиссимо. Он просто не мог контролировать силу своего голоса, и причина этого уходила своими корнями в то раннее утро в исправительно-трудовом лагере.
(Продолжение см. 4 марта)
Из книги «В молитве с КГБ»
4 марта
Двухминутная церковь
(Продолжение от 3 марта)
Василий ежедневно проповедовал аудитории, которой просто некуда было деваться. Обычно до появления охранников у него было около двух минут, изредка — пять. По этой причине для завершения одной проповеди ему требовались две недели. Для того, чтобы его могли услышать тысячи заключенных, Василию приходилось кричать, из-за чего он первое время, пока горло не привыкло, постоянно ходил охрипшим. В результате, за десять лет подобных уличных проповедей тысячной аудитории у него развилась привычка говорить очень громко и очень быстро, от которой он так и не смог избавиться.
Выйдя на свободу в 1972 году, Василий направил всю свою энергию на строительство незарегистрированной церкви в своем селе. И вот, 19 лет спустя, когда противление ослабло, он заложил последний кирпич в стену церковного здания и накрыл его крышей. По его словам, Василий приехал в Москву, чтобы поблагодарить нас за все, что мы делаем, привезти нам свежие фрукты из Молдавии и попросить Алексея Леоновича (американского евангелиста белорусского происхождения, известного своими радиопередачами) проповедовать на служении освящения их молитвенного дома.
«Я прожил много лет без ободрения, — сказал Василий, не сдерживая слез. Его голос задрожал, но не утратил ни одного децибела. — Я носил слова этого человека, брата Леоновича, в своем сердце. Он ободрял меня, когда мне связывали за спиной руки». Затем, встав со стула, Василий схватил Алексея за плечи и поцеловал его в русской манере один, два… пятнадцать раз — как он сказал, по числу лет, которые он ожидал возвращения Алексея в Россию.
«А теперь — такие перемены… Просто не верится, — сказал в завершение Василий. — Когда в 1959 году приезжал Билли Грэм, ему разрешили только выйти на балкон, но не проповедовать. И вот, вы здесь, и можете говорить с руководителями нашей страны! Братья и сестры, будьте смелы! Там, откуда я приехал, верующие в эту минуту молятся о вас. Мы верим, что ваш
