улыбку сдержал: они с Валерией обожали доедать еду после праздничных ужинов на следующий день. Опять же: какая она молодец.
— Тогда можно сказать Ире, чтобы сложила мне это в какую-то кастрюльку? — спросила Людмила. — Я ее потом верну Андрею. Моя мама о таком блюде даже не слышала, а уж батя… Он как раз сегодня ночью вернулся… Устал, кашлял…
— Люда, о чем ты спрашиваешь! Разумеется, пусть Ира тебе все сложит, что осталось. У нас много судков с крышками. И посмотри, что из выпивки осталось. Моя мама лечила нам всем кашель глинтвейном — горячее красное вино, сливочное масло, сок лимона и ваниль. Давай я лучше сама пойду в кухню. Все соберу, уложу.
— Да ты ж моя дорогая, — Людмила обняла Валерию. — У меня прямо слов нет. Андрей, тогда давай посмотрим, что нам сделали по рекламе. Только что прислал художник, я как-то засомневалась. Пока Лера будет собирать мне еду. Извини, что сейчас, но мне утром надо дать распоряжение.
Когда Валерия вошла в столовую с пакетами, в которых стояли судки с разными блюдами и бутылками с шампанским, красным и белым вином, Андрей и Людмила сидели на диване и внимательно рассматривали фото на ее айфоне. В полном молчании.
— Так, — произнесла Людмила. — По твоему дыханию чувствую, что это ужас кошмарный. И что делать?
— Где ты нашла этого художника, извини за выражение? — подавленно спросил Андрей. — Какая же это реклама? Это призыв: бегите, кто может, от таких тупых и безвкусных людей. Какие-то допотопные фигуры. Дикарская символика не пойми чего. И по-моему, эти кричалки-слоганы с грамматическими ошибками. Я просто в этом не силен, но выглядит безграмотно.
Валерия подошла к ним, села рядом и тоже посмотрела снимки.
— Да уж, — сказала она. — Точно люди-дикари. Похоже на карикатуру, только не смешно. И да: ошибки есть.
— Где я нашла? — задохнулась от обиды Людмила. — Сам пришел, конечно. Художники на дорогах не валяются. И большим талантам не особенно охота рекламировать наш трудовой подвиг. Надо что-то придумать, где-то поискать. Я правильно вас поняла: исправить это невозможно?
— Совершенно верно, — кивнул Андрей.
— Да… Проблема. Дело в том, что вторую Дину мне никак не найти. С ней была чудесная случайность… Дай бог, кстати, ей здоровья и просто выкарабкаться, если ты в курсе.
— Ты о чем? — в ужасе спросил Андрей.
— Господи, ты не знал? Я даже не подумала. Дина в тяжелом состоянии в больнице. Ее муж избил до полусмерти. Чуть ли не все кости переломал.
Так закончилось торжество по случаю помолвки. Людмила уехала. Валерия лежала без сна до утра в спальне, пытаясь осознать масштаб случившейся беды. Дело не в страшной истории, рассказанной Людмилой, а в реакции Андрея на нее. Он никогда не произносил при ней этого имени — Дина. Его жену, с которой развелся много лет назад, звали Ольгой.
Андрей остался неподвижно сидеть на диване. Он застыл в горе и своей вине как в бочке с цементом. Пока он строил тут идеальный дом покоя, защищенный от жизни, Дину убивали. Здоровый мужик калечил ее нежное, хрупкое, миниатюрное тело. Ее прекрасное лицо. Она не отбилась бы даже от ребенка. Она просто женщина-подарок, редкая статуэтка, которую воруют варвары исключительно с целью разбить.
Она пришла к нему подписывать договор об услугах пиар-агента пять лет назад. Андрей уже знал, что тут отказать невозможно: начальнику ее порекомендовал крупный бизнесмен с большими связями. Девушка оказалась несмелой, небрежно одетой: состаренные джинсы, все в потертостях и дырках, и черная майка на узких бретельках. Худенькая, нежная, с очень красивым лицом за прядями светлых волос. Мотив рекомендации налицо. И где тут работник… Он удивился, увидев в анкете, что Дине Васильевой уже тридцать один год. И там было написано, что она в разводе. Дело есть дело, и Андрей спросил у соискательницы, какая у нее концепция продвижения их бизнеса.
— Концепция? — пожала плечами Дина. — Я сама не художник, не творец, я просто охотница за талантливыми людьми. У меня есть вкус, так иногда говорят. И я никому ничего не навязываю, просто пытаюсь понять то, что предлагают. И принимаю. Или категорически нет.
Андрей сразу в это поверил. И в то, что она умеет находить таланты, и в то, что никто не устоит перед ней. Как это началось у них… Случайно и практически мгновенно. Что это было? Не роман и не любовь, как говорил он себе в самых тайных мыслях. Это был выход на абсолютную свободу чувств и желаний, как в открытый космос. И безошибочное попадание в западню, в стальной капкан бесконечных мучений. Но почему-то казалось, что дороже и этой свободы, и этого капкана нет ничего на свете.
Вскоре Дина объявила бугру, который ее устроил в их компанию, что уходит от него. Он в кровь разбил ей лицо, пригрозил: «Живи пока и бойся». Ничего ему, конечно, не было. Андрей погибал от гнева, ненависти и жалости. Но он был бессилен. Просто старался радовать, ласкать свою любовницу — вечное дитя. Дина оправилась, вернулась к работе… И ее стал домогаться, оккупировать и пытаться присвоить очередной отмороженный олигарх. А она, как всегда, не смогла от него отбиться… Андрей сказал, что отпускает ее. Дина заплакала и ответила, что она никуда не хочет от него уходить. Что она просто не умеет справляться с дикой силой. Но она что-то придумает.
— Не трудись, — ответил Андрей. — У тебя не получится. Это же надо: ты тот редчайший вариант женщины, которому даже деньги и роскошь совсем не нужны. Но ты — врожденная, генетическая жертва. Спасти тебя просто нереально. А погибать заодно — прости, я не готов.
Она ушла, и вскоре Андрей прочитал заметку о том, что свадьбу олигарха Герасимова с Диной Васильевой сыграли на его вилле в Италии.
…В ночь после своей помолвки Андрей мысленно расстрелял свое сердце за те жестокие слова. За то, что не просто отпустил, а практически прогнал. И, главное: все так точно предвидел.
Утром бледная Валерия с красными, воспаленными глазами вошла в столовую с подносом, поставила на столик у дивана кофе и тосты. Спросила:
— Ты любил эту несчастную Дину?
— Я сходил по ней с ума, — ответил Андрей. — И продолжал сходить с ума, когда она ушла от меня, когда вышла за этого подонка. А сейчас мой тупой ум полетел окончательно. Я знал, что так будет. Я виноват во всем. Извини, Лера, за откровенность. На дипломатию не осталось сил.
— Поняла. Тогда и я спрошу без дипломатии: ты бросишь меня прямо сейчас? И в
