— Счастье-то какое, — ответила я язвительно, подумывая добавить какую-нибудь грубость.
Но не перед доктором же вредничать со своим «женихом». Мне пришлось выслушать последние врачебные наставления, пообещать быть спокойнее и не подвергать себя стрессам. Как тут не подвергать, если по больнице шляются всякие и называются моими мужьями?!
Мы с Ильей отошли в сторонку, и я зашипела как гадюка:
— Ляля, что ты тут потерял?!
— Вызволял принцессу из заточения в башне советской застройки, — ухмыльнулся Ларионов. — Поверь, мне пришлось применить всю свою дипломатию, чтобы врач смирился с тем, что теперь ты под домашним арестом.
— Спасибо. Только я об этом не просила.
— Знаешь, в чем проблема? — Илья положил ладонь на моё плечо. — Мне плевать. Я не хочу, чтобы женщина, которая вынашивает моего ребенка, существовала в таких условиях. Тебя тут всё равно ничем не лечат, врач сам признался. Они якобы восстанавливают твой покой. Ну и какой смысл прозябать в больнице, если восстановиться можно и дома?
— Спасибо, — повторила куда искреннее, ибо устала от ничегонеделания настолько, что готова была лезть на стены. — Ляля, за всё спасибо. Только… тебе ведь этот ребенок даром не нужен. Живи ты своей жизнью, уезжай в Прагу. Всё будет нормально.
— Ни за что. Я уеду только тогда, когда ты родишь дочь. Иначе не смогу спокойно спать. Собирайся. Отвезу тебя домой.
Надо признать, что из палаты я уходила едва ли не вприпрыжку. Наконец-то не будет тупых разговоров, сочувственных лиц и безвкусных обедов! Ура! Где-то внутри меня расцветала вселенская благодарность к Ларионову, но вслух я этого, конечно, не произнесла.
Нафиг, а то зазнается.
Впрочем, не стану отрицать очевидных вещей. Мне понравилось то, что он не сдался после прошлой нашей перебранки. Остался, замучил врача, но добился своего. Может быть, у нас остался крохотный шанс на счастливый финал?..
Нет, — одернула я себя, — Ларионов сам обмолвился, что его беспокоит состояние ребенка. Неужели он собирается предъявить на него свои права?
Черт!
Ладно, подумаем о внезапно объявившемся отце и причинах его заботы в другой обстановке. Время у нас есть.
Я влезла в машину Ильи и скептически принюхалась. Салон сохранил аромат его туалетной воды: кофейной горечи, еловых ветвей. Но к приятному запаху прибавилось кое-что ещё. Сигаретный дым. Въедливый, жесткий, он забивался в нос и горло, заставив меня надсадно кашлять
— Ты теперь куришь? — осуждающе глянула в сторону Ильи, выруливающего с больничной парковки.
— На нервной почве, — просто отозвался тот.
— Либо ты бросаешь, либо даже приближаться ко мне не смей.
— Так точно! Знаешь… я по этому скучал, — ответил Ларионов с улыбкой.
— По моим претензиям? — Я опешила, потому что ожидала любой реакции, но точно не радости. — Тебя некому пилить?
Он рассмеялся, но так ничего и не ответил. Только ямочки в уголках губ стали ещё отчетливее.
* * *
В квартире нас встречал ошалевший от одиночества Пашка. Нет, кота кормила и даже вычесывала сердобольная Вика, но без хозяйского внимания он загибался. Счастливое существо поползло по моей штанине, вцепившись в кожу всеми когтями. Я — почти без ругательств — стянула с себя кота. Необъятная сумка с вещами (Вика притащила в больницу половину моего гардероба) была брошена Ларионовым на тумбочку.
Мы помолчали. Илья встал в проходе, скрестив руки на груди и напрягшись всем телом. Помнил, видать, чем закончилась его последняя встреча с этими стенами.
— Как видишь, защитник у меня имеется. Спасибо, что довез, — сказала ему умиротворенно.
— Итак, секса между нами всё равно не будет, — задумался Ларионов, улавливая мои мысли. — Кроме того, я не стану раздеваться и уж точно не позволю меня связывать. Чем займемся?
— В смысле, чем займемся? Я наконец-то помоюсь по-человечески, а ты сгинешь с глаз моих долой.
Легкое пожатие плечами. Кажется, другого ответа никто не ждал.
— Договорились. Но я приду завтра.
— Кто сказал, что тебя пустят? — фыркнула и выпихнула его за порог.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Щелкнул замок, и я улыбнулась, опершись плечом на дверь. Ларионов ради приличия назвал меня «упертой ослицей», но ненависти в голосе не чувствовалось. Скорее — неприкрытое веселье.
За дверью всё утихло, хлопнули двери лифта. Можно расслабиться. Стоило только подумать о ванной, наполненной пеной с ароматом роз, как завибрировал мобильный телефон. Его купила Вика на замену разбитому. Если честно, первым делом я решила, что неугомонный Ларионов попытается высказать мне всё, что думает.
Но на дисплее высветилось «Мамуля». Так, это не к добру. Звонки от мамы никогда не предвещали чего-то хорошего и сопровождались язвительными комментариями. Либо кто-то женится (в отличие от тебя, Илона), либо кто-то рожает (и тебе пора бы обзавестись потомством, Илона), либо кто-то помер (вот и ты помрешь в одиночестве, Илона).
Я ответила с плохо скрываемой опаской:
— Да?
— Илона, я понимаю, что ты там в своих столицах совсем зазналась, но я уже немолода и в любой момент могу скончаться, — вывалилось на меня вместо приветствия. — Чем ты таким важным занимаешься? Всё деньги зарабатываешь? О родной матери совсем забыла небось?
Понеслось…
Мне досталась исключительно замечательная мама, у которой было всего одно дурное качество: она любую ситуацию доводила до абсурда. В детстве я была хилой и болезненной девочкой — потому что на меня наложили порчу. В юношестве плохо питалась — значит, употребляла наркотики. Страшно даже вспоминать мамину реакцию на то, как меня рвало после студенческой попойки.
«Ранняя беременность! Тень на весь наш род!», — плакала моя родительница ровно до тех пор, пока не убедилась, что всему виной дешевый алкоголь, а не чьи-то сперматозоиды.
Мама любила домысливать, прокручивала любую ситуацию в голове столько раз, что в конце невинный диалог казался ей настоящим скандалом.
Вот и сейчас. Она умудрилась выбить меня из колеи первым же своим предложением. Я тупо уставилась на свои ногти, подбирая ответ, который не вызвал бы после себя цепную реакцию.
— Мамуль, я про тебя не забыла. Просто было некогда позвонить.
— Конечно, это ж так сложно, — возмутилась мама и добавила: — Я жду тебя на этой неделе в гостях. Делай что угодно, проси, чтоб тебя подменили, отпуск бери или увольняйся, но до воскресенья ты должна оказаться дома! Всё, слышать не хочу твоих отговорок. Жду.
Я обреченно застонала и сползла по двери на пол.
Только не это!
Представляю, как вваливаюсь к маме с животом, который идет впереди меня, и без какого-либо намека на мужа. От кого заделала? Ой, да от какого-то бармена, не обращай внимания. Мы с ним перепихнулись в туалете, а потом всё пошло как по маслу.
Дальнейшую реакцию предугадать несложно. Мама рухнет в обморок, затем назовет меня каким-нибудь неприличным словом, а в итоге все родственники, вплоть до троюродных дядьев, узнают, что в семье Арефьевых затесалась дочь-потаскуха.
Разумеется, о беременности я никому не сообщила. Вначале сомневалась, что всё получилось. Боялась спугнуть, знала, сколько бывает выкидышей на ранних сроках. Ну а потом не смогла подобрать правильных слов. Мы с мамой никогда не были особо близки, и я оттягивала признание до последнего.
Катастрофа!
В голове стремительно завертелись шестеренки. Думай, Илона, думай. Ответ должен лежать на поверхности. Нет безвыходных ситуаций. Живот ты точно не спрячешь, а вот насчет мужа…
Точно!
Я кинулась на балкон.
— Ларионов! — закричала, перевесившись через периллы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Илья отошел на добрый десяток метров, но благодаря тому, что внутренний двор был пуст, всё услышал. Мужчина поднял на меня взгляд и задумчиво почесал переносицу.
— Вернись!
— Зачем? — крикнул в ответ, сложив ладони рупором.
В соседнем окне появилось худощавое, высохшее лицо. Соседка тетя Зоя чуть ли не бинокль захватила, чтобы подсмотреть за увлекательной сценой.