молоком в нашем кафе.
Я натянула улыбку, помня, что, какими бы печальными не выглядели эти ребятки, они еще могут оставить чаевые. А затем подошла к столу.
– Тут, наверное, какая-то ошибка, – сказала бабка и сунула мне чек. – В меню кофе стоит…
– Да-да, – сказала я, вскипая. – Семьдесят за латте, тридцать за миндальное молоко.
Увидев, что бабка недоумевает, а дед открывает рот для своей мега-шутки, я сказала:
– Просто миндаль трудно доить.
Сказав это, мне захотелось почистить зубы. А вот Саша булькнул от удовольствия. Бабка, как и вчера, посмотрела на него грозно, мол, дома поговорим. Ну и веселуха. Они реально оба с Альцгеймером. Это пугает. Почему их дочь, любительница заменить масло маргарином, поручает их самим себе? Я бы переживала за своих бабулю и дедулю, если бы у них была такая болезнь. Мало ли, вдруг дорогу домой не отыщут и мне придется искать их под дождем с фонариком?
– Почему вы не предупредили, что оно идет за дополнительную плату?
Плохо так думать о больных людях, но… Они издеваются?
– Я же вчера вам все объяснила! – сказала я, надеясь, что Алины нет поблизости. – За альтернативное молоко доплата! Это в меню есть…
Наверное, все закончилось бы просто отсутствием чаевых. Но я разозлилась, поэтому не сдержалась. Стукнула кулаком по столу, и посуда звякнула, но тихо, будто боялась привлечь мое внимание.
– Глаза разуйте. И уши почистите! А потом высказывайте претензии!
Я поняла, что переборщила, едва сказала это. Если они реально больные, то я после такого попаду в Ад. Но этого я не боялась. А что реально меня пугало, так это попасть в книгу жалоб.
Но бабка не спорила. От моего выступления она стушевалась и, только чтобы не пересечься со мной взглядом, уставилась на руки, ища мелочь по карманам сумки.
Я отошла, чтобы не смущать их. И только потом выдохнула от облегчения. На миг захотелось поблагодарить бабку за то, что она не раздула скандал. Было бы неловко, попади я в книгу жалоб два дня подряд. Интересно, в нашем кафе кто-нибудь таким отличался? Или я буду первым плохим примером?
Но вряд ли бабка обрадуется, если я снова к ним подойду. К тому же они сами виноваты! Вывели меня из себя…
Я наблюдала за ними, когда они встали из-за стола и пошли к двери. Не похожи бабка и дед на больных людей. Так что очевидно – они надо мной издевались.
– Какие-то они грустные, – сказала Маша, когда посетители вышли.
Она глянула на меня, но я ничего не ответила.
Затем подошла к столику и сгребла со стола банкноты и монеты. Только на базе, закрывая стол, я поняла, что они и в этот раз оставили мне на чай.
Пыль на елочных игрушках
Вчера Алина заставила нас с Глебом языками вылизать все поверхности зала. Сегодня они так сияли, что я заскучала по солнцезащитным очкам. Блеск – показатель чистоты. А раз все вокруг чистое, то Алина не придумает нам новых тупых заданий.
Но тут Глеб вышел из каморки с ведром, шваброй и тряпкой. Этому я удивилась так же сильно, как в детстве информации о том, что Верка Сердючка – не женщина.
– Наведите порядочек, – сказала Алина, увидев, что я не бегу ему помогать. – И протрите игрушки.
У меня не было претензий к слову «порядочек». Но Алина, когда была не в настроении, поганила все, к чему притрагивалась. Поэтому беспомощный «порядочек» в ее устах прозвучал так же мерзко, как слова «кушать», «шлепок» или «кастрюля».
– В смысле? Мы же вчера с Глебом тут все убрали!
Алина приложила вытянутый указательный палец к губам. Это значило, что я должна снизить громкость. Но я не могла, потому что иначе мои слова не дошли бы до нее.
– Да я не кричу! – крикнула я. – Просто бесит, когда делаешь-делаешь, а ты говоришь переделывать все на следующий день!.. И не надо тсыкать!
Я передразнила Алину: приложила палец к губам и сказала «тс-с-с», как только что сделала она. Я так старалась, что даже слюна брызнула. Алина брезгливо сморщилась и отступила на полшага.
– Алиса, будь добра, успокойся.
Алина говорила напоказ спокойным тоном. Мол, смотри, Алиса, как себя воспитанные люди ведут. Мне от этих уроков приличий хотелось вести себя еще неприличнее. Я глубоко задышала, надеясь, что это поможет успокоиться. Попытки провалились – Алина так на меня смотрела, будто моя злость была для нее самым милым зрелищем.
– Вчера никто не убирал, – сказала Алиса. – А сегодня это нужно о-бя-за-тель-но.
– Да какого черта! Ты что, рехнулась? Так Новый год отпраздновала, что память отшибло? Мы вчера с Глебом тут полдня все драили! Дра-и-ли-и-и!
Алина смотрела на меня, как на помешанную.
– Алиса, не делай из меня дуру. У тебя вчера был выходной.
– Ты нормальная? – ответила я без капли сомнения. – Это ты из меня дуру не делай.
Алина выдохнула. Теперь успокоиться пыталась она. А я приняла стратегически неверное решение и подлила масла в огонь.
– Давай, – сказала я, взяв ее за руку. – Вдох-вы-ы-ыдох, вдох-вы-ы-ыдох…
Алина выдернула руку и завела ее за спину, словно мне охота еще раз в нее вцепиться. Я ухмыльнулась, но спрятала улыбку, когда Алина рявкнула:
– Не думай, что с такими манерами ты тут задержишься еще надолго!
Она кричала, бесстыдница. А мне запрещает. Это нечестно.
Я ничего не ответила, и Алина резко развернулась. Кончик ее толстого хвоста полоснул меня по лицу. Я тихо айкнула, потирая глаз. Могу поспорить, Алина специально подстроила этот удар.
– Это было ясно еще вчера, – сказала я, но Алина уже не слышала меня.
Оно ушла, видно, чтобы не сорваться и не треснуть меня по голове вот этой своей папочкой. Почему она всегда с ней ходит? Наверное, для важности. Иначе ее никто всерьез не будет воспринимать.
Тут подошел Глеб с ведром мыльной воды и сказал:
– На. Я буду мыть пол, а ты – столы.
Глеб протянул мне ведро, в котором утонула тряпка с мрачным прошлым. Я глянула на нее, сморщила нос и, продолжая держать руки сложенными на груди, сказала:
– Ты поддался на уговоры Алины снова тут все вымыть?
– Да, – произнес Глеб спокойно. – Это же наши обязанности.
Глеб кивнул, и челка упала ему на глаз. Он дунул на нее, но та, приподнявшись на полсекунды, упала еще ниже.
– Возьми… – Глеб протянул мне ведро.
Ему якобы нужна была свободная рука, чтобы поправить прическу, но я на эту манипуляцию не купилась. Я отступила на полшага
