— Только не это, — отмахнулась она. — Это уже вчерашняя сенсация. Налетчики с равным успехом могли вломиться в любой банк. Или пункт обмена валюты.
— Ах, в любой! — заметил я саркастически. — И что, любопытно, они там, дражайшая Ольга Сергеевна, похитили?!
— Положим, ничего. — Журналистка осталась спокойна, как дамба во время шторма. — Они попросту не успели. Служащие воспользовались скрытой сигнализацией и вызвали наряд.
— Нет, Ольга Сергеевна, — продолжил я в том же духе. — Они очень даже успели! Они успели застрелить Семенова и взять в заложники Трубача.
— Не только Трубача, — возразила она. — Еще четверых. Заложники им были нужны, чтобы прорваться через милицейский кордон. Они на всех надели одинаковые вязаные шапочки, лишив тем самым снайперов возможности открыть прицельный огонь, и ушли по заранее подготовленной схеме.
— Но троих они сразу отпустили, — продолжил я ее рассказ. — Троих они отпустили сразу! А вот Трубача зачем-то взяли с собой и убили только спустя четыре месяца! Почему?!
Она промолчала.
— Потому, — ответил я сам на свой вопрос, — что Семенов с Трубачом и являлись истинной целью их налета! Вам это не приходило на ум?!
— Нет, — честно призналась она. — На это моей фантазии не хватило. Слишком абсурдная идея: устраивать вооруженное ограбление, рискуя попасть в засаду, ради того, чтобы подстрелить охранника и похитить другого. А затем четыре месяца прятать его по неизвестной причине, откармливать, словно кабанчика на убой, и…
— Вот именно! — перебил я ее. — И заказчик так думал. Да что думал! Он знал, что вам это на ум не придет. И никому не придет!
Я достал из кармана список Ивана Ильича и передал газетчице.
— Оставьте себе. Я его наизусть затвердил. Это — живые и мертвые. И у меня есть основания полагать, что живых в скором времени станет еще меньше.
— Я должна все осмыслить и взвесить. — Просмотрев список, девушка убрала его в кофр вместе с диктофоном.
— Взвесьте, — согласился я. — Взвесить надо. Авось, пока будете взвешивать, еще кого-нибудь прихлопнут.
Расстался я с ней, будто пациент, неудовлетворенный диагнозом врача. При этом понимая: она права. Права, подвергая мои доводы сомнениям. Права на все сто пудов.
Федор Максимыч накормил меня ужином с водкой, выпил сам для компании, сменился, и мы дружной семьей отправились на улицу Рубинштейна.
— Женщина может сыграть только самое себя! — рассуждал Федор Максимович, взбодренный алкоголем. — Именно поэтому в средневековом театре их на сцену не пускали! К чему, спрашивается, лезть на котурны и оставаться в собственном образе?! Нет, Сашка! Здесь была не дискриминация! Здесь был эстетический критерий! Стоящих актрис я берусь у беспалого по пальцам пересчитать!
Дарья вернулась раньше и встретила нас в самом траурном настроении.
— Опять выпил?! — помрачнела она еще больше, глядя, как Федор Максимович мажет шапкой по крючку вешалки.
— Что ты, Дарья! — всполошился мой тесть. — Мне же нельзя!
Дарья увернулась от его объятий и скрылась в комнату.
— Дети, Сашка, это ягоды жизни! — вздохнул Федор Максимыч. — У тебя дети есть?!
Вопрос его меня обескуражил, но он тут же спохватился, принес тысячу извинений и начал стаскивать пальто.
Свет в комнате был погашен. Дарья, с ногами забравшись на диван, смотрела телевизор без звука.
— Кумарин роль Нинке Сазоновой отдал, — сказала она, когда я присел рядом. — Тварь белая. «У нее, — заявляет, — фактура больше характеру соответствует». А сам на Нинкину грудь, сволочь, пялится.
Я погладил ее по голове.
— Дарья у нас талантище! — Федор Максимыч зажег свет и, споткнувшись по пути о ковер, добрался до кресла. — Ей бы во МХАТ! Агафью Тихоновну играть или жену Командора! Как ее?..
— Сама знаю! — пробурчала Дарья. — Ты это стервецу Кумарину скажи!
— Настоящая актриса, такая, как ты, любую роль потянет, — продолжал ее задабривать Федор Максимыч. — Это же только средневековые мракобесы женщин до сцены не допускали! Женщины, они вообще!
Почувствовав на себе его косой взгляд, я постарался остаться невозмутимым.
— Когда уезжаешь? — спросила Дарья, после того как Федор Максимыч отправился на покой.
— Завтра, — ответил я. — Утром.
Посчитав свою миссию в Санкт-Петербурге условно завершенной, я хотел вернуться в Первопрестольную до того, как слух о моем пребывании здесь докатится до противной стороны.
ГЛАВА 11
МАРГИНАЛИИ
Подобравший меня за чертой города белобрысый водитель с наколкой «Гена» между большим и указательным пальцами, в широкополой фетровой шляпе и клетчатой байковой рубахе, клюнул носом и тут же встрепенулся:
— Ты со мной разговаривай! Не то в кювет улетим! Маруха моя всю ночь мне спать не давала!
Вид у этого ковбоя действительно был бледный. Глядя на него, становилось понятно, почему коренные жители Нового Света прозвали колонистов «бледнолицыми».
— Жена? — поддержал я диалог для пущей безопасности.
— Дочка старшая! — Дорога пошла на подъем, и водитель пошуровал «кочергой» в коробке передач. — Вчера месяц исполнился! Она у меня «сова»! Вся в отца! Мы тоже по ночам чаще фуры гоняем! По ночам дорога чистая!
— А младшей сколько?! — поинтересовался я чуть более живо.
— Младшей-то?! — Ковбой почесал затылок. — Чего не знаю, того не знаю, чувак! Младшую мы родим, когда на квартиру денег скопим! Вот скоро начальник колонны добавить обещал!
Слушая вполуха его болтовню о жизни дальнобойщиков, о том, как он оттягивался прошлым летом в Гурзуфе, об интригах вокруг таможенного терминала и о бандитах с большака, я посматривал в окно.
Автофургон уже миновал Торжок и несся в направлении Клина. С утра выпал первый снег, и пустые черные поля, тянувшиеся вдоль шоссе, кое-где остались помечены его иероглифами. Пометки на полях. Маргиналии. «Марго» по-латыни значит «край», как заметила бы любимая девушка Журенко. Край родной, навек любимый…
— А в прошлом годе Парфенова тормознули! — продолжал травить свои байки водитель. — Загнали трейлер в лес, напоили чувака водкой до бесчувствия и привязали к дереву! Груз, девкам ясно, ищи-свищи! Хорошо, сам живой остался! Разве что комарье покусало!
Внимая его «сто первой» жуткой рассказке о злодеяниях разбойников, я чувствовал себя, как мирянин Клим из новеллы Чехова «Пересолил». Впору было прыгать на ходу и давай бог ноги! Шофер же мой, наоборот, отлично обжился в образе буйного землемера.
Есть такое выражение: «беду накликать». Народная примета оттого и примета, что свойство имеет спорадически сбываться. Белобрысый дальнобойщик Гена все еще поминал лютых шишей, когда автофургон обогнали грязные «Жигули» и остановились впереди у кромки темного леса. Из «Жигулей», размахивая жезлом, выпрыгнул резвый инспектор в демисезонной форме одежды — плаще и зимней шапке.
«А вот и мои «полярники», — почему-то определил я с первого взгляда. — Операция «перехват». Верно, Игорь Владиленович Бузникину дозвонился».
С его возможностями и полномочиями отправить на трассу пикет было не задачей.
— Сейчас бабки тянуть начнет, шакал поганый! — Гена, притормозив у обочины метрах в десяти от «Жигулей», отогнул солнцезащитный козырек над лобовым стеклом и достал документы.
Инспектор скорым шагом направлялся к нам, прижимая к бедру укороченный автомат. Я сунул руку за пазуху и в который уже раз снял «беретту» с предохранителя.
— Ну что, командир?! — бодро спросил дальнобойщик, опуская боковое окошко. — Левак ищете?! У меня все пучком!
— Следовать за «Жигулями»! — Запрыгнув на подножку кабины, инспектор направил ствол автомата в грудь водителю. — Поехали! Ты, рядом, тихо сидеть! Не рыпаться! Стреляю без предупреждения!
Последние слова были адресованы мне. Побледнев еще сильнее, Гена отпустил сцепление, и мы тронулись. «Жигули» взяли с места одновременно с автофургоном.
«В лес едут. — Я смотрел, как грязная легковушка свернула с шоссе в укатанный кювет и выползла на грунтовую дорогу. — Ковбоя жаль. У него дочка старшая — «сова». А в «Жигулях» еще трое. Это много».
Инспектор, висевший на подножке кабины, не сводил взгляда с нас обоих.
Автофургон тяжело перевалил через обочину, выпрямился и медленно покатил по просеке между рядами деревьев. Углубившись метров на пятьсот в березняк, «Жигули» замерли. Экипаж машины легковой вышел на дорогу во всеоружии: обрез, ТТ, насколько я успел заметить, и еще автомат. Двое направились к нам, а третий — хоть и низкорослый, зато с автоматом — остался на месте. Дальнобойщик Гена бросил на меня встревоженный взгляд.
— Тормози! — Инспектор ткнул его стволом в грудь, и автофургон остановился.
