документами?
Юлька нервно ходила из угла в угол комнаты, бубня себе под нос:
— Письма я забрала, в своем ноутбуке всю информацию стерла. Хорошо, что я подсуетилась и забрала Алисин загранпаспорт. Тогда можно было попытаться под ее паспортом выехать в Штаты, загримироваться, изменить прическу. А теперь что делать, что же делать? В наследование можно будет вступить только через полгода, а тогда уж точно во всех документах будет отмечено, что Воронова Алиса Владимировна благополучно скончалась в возрасте двадцати восьми лет. Что же делать?
— Дорогая, а если ты знала, что письма лежат в верхнем ящике стола, то зачем ты всю Алискину спальню переворошила, что там искала? — подал голос Олег.
— Что?? Но я ее спальню не переворачивала, я думала, это ты сделал! — изумилась Юля.
— Нет, я не делал!
— И я не делала!
— Тогда кто же?!
Вопрос завис в воздухе, ни мои бывшие приятели, ни тем более я не знали, кто же так усиленно покопался в моих вещах.
Глава 13. Чует, нечистым духом…
Ну конечно, и как это я сразу не догадался.
Разгадка была на поверхности. И подсказала мне разгадку ни много ни мало самая простая чашка крепкого кофе, точнее, даже не сама чашка, а кофейная гуща и остатки кофе, которые оставили на белоснежном блюдечке отпечаток тонкого полумесяца.
Покопавшись в Интернете, я убедился, что и 21 августа, и 19 сентября, и 18 октября было полнолуние, а следующее ожидается теперь 17 ноября.
Так что же — еще один пункт в поддержку моей теории?
Маньяк, действующий по велению луны и лунного цикла?
А может, какой-нибудь черно-белый маг или сатанист, которому для ритуалов нужно строго определенное время и влияние луны?
Нужно будет побеседовать со специалистами по оккультным наукам и разузнать, как связаны девушки-красавицы в черном и смерть от остановки сердца ночью в полнолуние.
Но если так, то жертв могло быть и больше. Нужно поискать загадочные смерти девушек 20 июля и 18 июня — в прошлые полнолуния.
Маньяки чаще всего педантичны и просто помешаны на точности в мелочах.
Скорее всего, бедных девушек, убитых ранее, похоронили, посчитав их смерти несчастными случаями. Так бы получилось и в нашем случае, если бы не погибла Светлана Федоркина, падчерица очень известного чиновника из столичной мэрии, который надавил на внутренние рычаги, чтобы этим делом всерьез занялись, тут оказалась к месту и Алиса Воронова, которой «посчастливилось» попасть в сводку полиции города Химки.
Думая о расследовании, я уже набирал на сотовом номер домашнего телефона отца Ольги Большаковой.
По документам у Ольги из родственников был только отец — Сергей Владимирович Большаков, именно он и занимался ее похоронами.
С пятой попытки трубку все-таки сняли.
— Апле!! Кто это?? Алле… — послышался невнятный грубый бас.
— Здравствуйте. Вас беспокоит следователь Иван Еремин. Я хотел бы поговорить с вами о смерти вашей дочери, — официальным тоном представился я.
— Ольги? Приезжай. Новороссийская, дом пять. Захвати бутылку, — снова невнятно просипел грубый голос.
— Что, простите? Бутылку? — переспросил я. Но мой собеседник уже отключился.
Бутылку? Странно.
Но раз отец Ольги дома, а по документам было отмечено, что прописана она по адресу: улица Новороссийская, дом пять, квартира сорок шесть, я отправился на перекладных в сторону Москвы.
* * *
Улица Новороссийская встретила меня грязной пыльной и старой обшарпанной пятиэтажкой, дом номер пять. Если бы не близость к метро «Люблино» — район и вовсе можно было бы считать неблагополучным.
Старые хрущевки по всей Москве методично сносят, на их месте вырастают ярко-оранжевые кирпичные башни, но, видно, до старого дома номер пять на улице Новороссийской очередь еще не дошла.
Крайний подъезд выглядел запущеннее всех остальных.
Я пару минут безрезультатно нажимал на домофоне номер квартиры — сорок шесть. На звонок никто не отвечал.
Да что же это такое?
Я приехал рекордно быстро, если учитывать расстояние из Химок до Люблино, а меня и в дом не пускают.
Я присел на покосившуюся скамейку у подъезда и принялся звонить с мобильного на домашний телефон Сергею Владимировичу.
Результат точно такой же — тишина. Получается, он не дождался, ушел куда-то, может, в магазин, может, на прогулку.
Сергей Большаков официально нигде не работает, скорее всего, придется дожидаться его у подъезда. Но как же я его узнаю, если никогда в жизни не видел? Об этом я печально размышлял, все еще пытаясь дозвониться Большакову одновременно и по домашнему телефону и по домофону.
Так, бесцельно тыкая по кнопкам, я услышал за своей спиной тихий интеллигентный голос:
— А вы к кому это так в сорок шестую квартиру звоните? Ольги уже давно тут нет!
Быстро развернувшись, я увидел перед собой опрятную улыбающуюся старушку в светло-сером плотном пальто и ярко-малиновом берете, задорно надвинутом на лоб. У ног бабульки жалось мохнатое создание, которое только по недоразумению природы можно было бы отнести к семейству собачьих. Ланселот смог бы проглотить подобного «песика», не прилагая и малейших усилий.
Собачка даже не решалась тявкать на меня, грозного незнакомца в ее глазах, а всего лишь крупно тряслась и беззащитно жалась к ногам своей хозяйки.
— Так вам в сорок шестой чегой-то надо? — грозно насупив брови, снова осведомилась бабулька.
— Добрый день. Я к Большакову Сергею Владимировичу пришел, мы с ним договаривались, а он дверь не открывает, — не ясно для чего, я выложил всю информацию.
— К Сереге, что ли? А то сказал, «Сергей Владимировичу» — его так сколько лет никто не называет, после того как его с нормальной работы уволили. И не откроет он тебе сейчас, семь часов вечера уже — он давно зенки свои залил. Пьянствует уже целый месяц не просыхая, после того как дочку похоронил. Его более-менее вменяемым только в обед увидеть можно, когда за очередной бутылкой в магазин ползет.
— Да, где-то в обед я с ним по телефону и разговаривал, — вздохнул я, — я как раз с ним о его дочери и хотел поговорить.
— Об Ольге? А вы, собственно говоря, кто такой? — проявила бдительность обладательница малинового берета.
— Извините, не представился. Следователь Иван Андреевич Еремин, — сунул я свое удостоверение под нос бабульке.
Она его внимательно осмотрела, зачем-то даже понюхала, после с неким сожалением выпустила из рук.
— Я Елизавета Федоровна Овсянникова, соседка Большаковых. Живу в квартире сорок семь. Как раз рядышком, дверь в дверь. От Сереги вы сегодня ничего толкового не узнаете. Его разве что завтра где-то в обед попытайтесь поймать, и то не знаю.
