– Завтра утром я буду звонить в магазин, чтобы сделать заказ. Подумай, чего бы тебе хотелось на будущую неделю.
– А почему просто не сходить и не купить?
– Не люблю выбираться из дому.
Таких хороших новостей Сьюзен не слышала вот уже много лет.
– Спокойной ночи, Юджин. Спасибо.
– Спокойной, солнышко.
Юджин вздохнул и вышел в коридор. Он громко хлопнул по одному из тотемов.
– И главный приз присуждается, – сказал он, – «Мисс Вайоминг». Ну и дела.
На следующий день Сьюзен проснулась в полдень от ритмичного электрического звука, доносившегося из подвала. Она – дома у Юджина. Перевернувшись на другой бок, Сьюзен тихонько замурлыкала.
За окнами проехал мини-фургон. Внизу по-прежнему отчетливо и негромко что-то грохотало. Она надела висевший на двери комнаты халат и прошла вниз, к дубовой двери под главной лестницей. Сверкающие ярко-зеленые лучи вырывались из-за двери, как будто дверь защищала Сьюзен от вторгшихся инопланетян. Она открыла дверь, за которой оказался подвал. Юджин, в широких брюках, носках и футболке, работал на ксероксе, выдававшем сотни копий почтовых отправлений. Тут же располагались полки с кипами чистой бумаги, папками и дисками, содержащими тысячи американских и канадских имен и адресов, которые, как скоро предстояло узнать Сьюзен, были составлены одной фирмой в Вирджинии, занимавшейся демографическим учетом и сбором информации о доходах и расходах.
Юджин бросил взгляд на стоявшую на лестнице Сьюзен.
– Доброе утро, солнышко. Одеты мы, как я вижу, неформально.
На стенах, окружавших рабочее место Юджина, были развешаны дюжины деревянных и бархатных табличек с изображением облаков, солнца, снега и цифр, обозначающих температуру от 30 до 120 градусов. Сойдя по ступенькам, Сьюзен взяла бархатное солнце.
– Ого! Я сегодня действительно солнышко.
Заметив неодобрительный блеск в глазах Юджина, она повесила солнце обратно на орбиту.
– Спасибо, – сказал Юджин, продолжая свой ежедневный ритуал. Сьюзен подошла поближе и встала за спиной Юджина, чтобы получше разглядеть бумаги. Он обернулся.
– Ты умеешь работать с копировальной техникой?
– Помнится, когда мы ставили «Семейку Блумов» и сценаристы начинали задирать нос, я стопорила процесс распечатки. И знаешь, как я это делала? Писала на каком-нибудь клочке бумаги НЕИСПРАВЕН и прилепляла на крышку ксерокса. И все эти люди с IQ выше, чем температура в Палм-Спрингс, ни разу не осмелились что-нибудь предпринять против моих бумажек.
Сьюзен взяла деревянную плашку с цифрой 110°.
– И часто ты используешь эту?
– Псд конец. Несколько раз. Когда погода с ума сошла.
Сьюзен села на стул, продолжая наблюдать за Юджином.
– Когда «Семейку Блумов» отменили, Гленн, главный сценарист, набрал в соломинку для коктейлей «Ньютра-свит», потом открыл крышку ксерокса и вылил весь «Ньютра-свит» прямо внутрь. Для ксерокса нет ничего хуже. Вырубил аппарат напрочь. Пришлось его выкинуть.
– Этот дом – зона, свободная от ядерного оружия. И пока ты здесь, мы не потерпим никакого саботажа.
И все же он не смог удержаться от улыбки.
Ксерокс издавал ритмичный звук. Глаза у Сьюзен горели, в мыслях царил сумбур.
– Тебя вытурили с телевидения, потому что ты малость того?
– Нет, – ответил Юджин, сортируя бумаги. – Они меня не вытурили. Я получил производственную травму и уволился до срока.
– Получил травму, сообщая вечерний прогноз погоды?
– Выходит, что так. Хочешь узнать, как это случилось? Меня придавило автоматом с кока-колой.
– На работе?
– В студии, так что я получил страховку и профсоюзные выплаты – все тип-топ. Они установили говорящий автомат с кока-колой, который весил, пожалуй, на тонну больше обычного. Так вот этот ребенок, маленький урод, хам в бейсболке, стал трясти автомат, стараясь выбить из него банку-другую, короче, вся эта махина рухнула на него и раздавила, как пустую картонку. Я случайно проходил мимо, и мне расплющило правую стопу. Вот смотри…
Юджин стянул носок, и Сьюзен нагнулась, чтобы рассмотреть его правую ногу, которая, сплошь в шрамах и рубцах, напоминала карту Индианы, разделенную на маленькие, похожие на округи, участки.
– Узнаю знакомые места, – сказала Сьюзен.
– Точно, крошка. Парня сразу насмерть, а я потом еще месяцев семь не мог ходить. А они тем временем притащили новенького, посвежее, побойчее и поулыбчивей, чем я, и отзывы о нем были, как о королевской свадьбе. А у меня уже не было сил таскать свою задницу по другим станциям. Слишком стар стал. А старый диктор, рассказывающий про погоду, быстренько становится либо придурковатым евнухом, либо – иди гуляй на все четыре стороны. Ну, я и отправился.
– Разреши мне взглянуть на твою ногу поближе.
Сьюзен села.
– Положи мне ее на колено.
Юджин выключил ксерокс, и подвал погрузился в тишину. Он сел напротив, поднял ногу и опустил ее на колено Сьюзен.
– Мамочка учила меня, – сказала Сьюзен, – что бы я ни говорила, я должна представлять себе, что меня незаметно слушает член жюри конкурса красоты. Поэтому всю жизнь меня преследовала эта невидимая свора актрис из мыльных опер, художников по костюмам и теледикторов, выступающих с прогнозом погоды, которые проверяли каждое мое слово. Это привычка, от которой я не в силах отделаться. Я похожа на тех, кого родители заставляли каждый кусочек двадцать раз жевать, прежде чем его проглотить, так что вся жизнь этих людей превратилась в ад из двадцаток.
Она посмотрела Юджину в глаза:
– Тебе больно, когда я делаю так?
– Нет. Местами я совсем ничего не чувствую. А местами – обычное прикосновение и…
Сьюзен, по-прежнему глядя на Юджина в упор, стала нежно массировать его ногу.
– Я видела тебя тем вечером на конкурсе, – призналась Сьюзен. – Ты подмигнул. У меня от этого чуть синяк не остался.
Ее руки обхватили его щиколотку. Юджин смутился и опустил глаза.
– Мне столько пришлось всего вынести за эту неделю. Мне нужно принять душ, Юджин.
Юджин вывел ее из подвала. Они дошли до ванной. Сьюзен включила воду, чистую и горячую, и в мгновение ока оба сбросили всю одежду и, мокрые, набросились друг на друга. Кожа Сьюзен испытала ликующее облегчение, как если бы долгое время была покрыта липкой пленкой, а теперь эту пленку смыли. Сьюзен испытывала те же ощущения, которые испытываешь, когда едешь в скоростном лифте. Тела их с силой слились, высвободив неизвестную энергию ярости, сладострастия и одиночества. Они разъединились лишь тогда, когда вода совсем остыла. Юджин и Сьюзен выбрались из ванны. Юджин открыл шкафчик, где, к удивлению Сьюзен, висели свежие полотенца.
Несколько минут спустя Сьюзен исследовала содержимое старого шкафа Ренаты в поисках какой-нибудь одежды.
– Надену-ка я одно из этих шикарных платьев от Боба Мекки. Похоже, Рената бросила тут все свое барахло.
Перед ней на длинной подвижной механической вешалке, похожей на конвейер в химчистке, висели сотни платьев и костюмов, которые немного закачались, когда Сьюзен включила и быстро выключила вешалку.
– Если бы мамуля видела такое.
– Господи, выключи это. Звук как лейтмотив какого-нибудь надоевшего телешоу.
– Не верю, что она была такой уж плохой.
– Ты ведь тоже хлебнула семейного счастья.
– Формально я до сих пор замужем. Мы никогда не разводились.
– Рок-звезда. Наверное, крутой парень.
– Крис? Крутой – да, но парень – нет. Такого гея еще поискать. Я вышла за него, чтобы он смог получить зеленую карту, а я смогла оставаться рядом с его менеджером Ларри Мортимером, католиком.
Сьюзен перестала баловаться с механической вешалкой.
Юджин набрал номер и позвонил в магазин.
– О боже.
– Что?
– Ты настоящая, – сказал он.
– В отличие от?..
Юджин лежал на спине, следя за крутящимся под потолком вентилятором.
– И все-таки я правильно поступил, приехав сюда. Все время полностью в моем распоряжении. Мне не приходится иметь дело с…
– С чем?
– С людьми.
Юджин сплюнул.
Сьюзен посмотрела на него.
– Согласна. Ты правильно сделал, что приехал сюда.
Теперь они уже оба лежали, глядя в потолок и держась за руки.
– Что говорили о тебе все эти контрольные группы зрителей? – спросил Юджин.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну – контрольные группы? Типы, которых сгоняют, чтобы разобрать тебя по косточкам и понять, что делает тебя тобой.
– Зачем?
Сьюзен была заинтригована.
– Послушай, что они говорили про меня. А потом расскажешь, что они говорили про тебя.
– Давай.
– Женщины говорили: «Что это у него с волосами? Это настоящие? И это их настоящий цвет?» И еще: «О, я так возбудилась, я хочу рельефного астронавта». Мужчины были не столь многословны. Они никак меня не называли, но, как только видели мое лицо, понимали, что спортивный выпуск закончен и можно выключать телик.
