Он закурил сигарету, потом снова лег и ухмыльнулся.
– Телевидение.
Сьюзен тесно прижалась к нему. Простыни были похожи на белую мраморную кондитерскую доску.
– Под конец они поняли, что у них уже достаточно серий, – сказала она, – чтобы продать их на разные станции, поэтому они перестали прибегать к опросам. Но вначале в мой адрес говорили что-нибудь вроде: «У нее под макияжем прыщи – видно невооруженным глазом. Ей что, шпателя не найдут? Ну и рожа. А сиськи-то как расползшаяся яичница». И еще много чего.
Их взгляды встретились, и оба расхохотались.
– Надо позвонить и заказать продукты.
Юджин стал набирать номер, и звуки, издаваемые кнопками при нажатии, напомнили Сьюзен песню, которая нравилась ей когда-то давным-давно, в восьмидесятые.
Глава восемнадцатая
Сьюзен часто выступала в торговых центрах, и ее дневное выступление в Клакамас Каунти Молл было во всех отношениях обычным. Большинство покупателей были людьми пожилыми, и выступать перед ними было гораздо проще, чем перед членами жюри. Лишь иногда раздражал какой-нибудь кривляющийся подросток или сладострастно скалящийся пенсионер. Однажды в «Олимпии» в штате Вашингтон охрана супермаркета выдворила старого эротика. Сьюзен посчитала это забавным, хотя она и не понимала, что именно старик делает. Она сказала матери и охранникам, что ей показалось, будто старичок трясет в кармане пакетик с конфетами, на что полицейские фыркнули, а Мэрилин визгливо что-то выкрикнула. Когда копы ненадолго вышли из офиса, Сьюзен сказала:
– Мам, только, пожалуйста, не заводи судебное дело. Уж по этому поводу-то не надо. Оставь.
– Кто знает, барышня, какой вред причинил вам этот человек.
– Вред?
– Пройдет еще много времени, пока ты все сама поймешь, моя сладкая.
– Мам, никаких судов. Мне уже надоело, что ты только и делаешь, что преследуешь людей. Сегодня мой день рождения. Пусть это будет твоим подарком, ладно?
Лицо Мэрилин застыло, потом тут же снова оттаяло.
– Ладно, буду просто свежевать кроликов, чтобы платить за аренду. Хоть кто-то в этом мире должен работать.
В клакамасском торговом центре Сьюзен предстояло выступать с попурри из «Бриаллинтина», ее обычным номером, который каким-то образом стыковался с проводимой центром кампанией «Молодежь без наркотиков». Подружка Сьюзен Триш, ей недавно исполнилось шестнадцать, довезла Сьюзен до центра из Макминвилля. Мэрилин должна была скоро подъехать: она задержалась в Бивертоне, чтобы переговорить с портнихой об осенних нарядах Сьюзен.
Припарковав машину, Сьюзен и Триш переговорили с представителем центра и втиснулись в кабинку женской уборной; специально приготовленная матерью юбка так и осталась лежать в бумажном пакете. Вместо нее подруги достали из спортивной сумки черное трико и тонкие красные кожаные галстуки. С помощью геля обе зачесали волосы торчком, густо накрасили глаза и прошли за кулисы. Когда объявили имя Сьюзен, они забрались на сцену. Изображая робота, Триш прошла к своему синтезатору, а Сьюзен – на середину сцены. Усталой и рассеянной аудитории торгового центра было безразлично, как одеты девушки, но Сьюзен впервые ощутила прилив энергии.
Как только Триш взяла первые аккорды, Сьюзен подняла кнут, который позаимствовала у одного из армейских приятелей Дона. Она начала щелкать им в такт ритмичному бреду песни «Whip It», к тому времени уже потерявшему свежесть гимну новой волны.
Впервые Сьюзен не чувствовала себя на сцене цирковым тюленем. Триш продолжала громко играть на синтезаторе, и Сьюзен чувствовала, как все проведенные прежде на сцене годы спадают с нее, точно тяжелые оковы, – все те годы, когда она разряженной куклой должна была выпрашивать рыбку у Мэрилин и всех членов жюри на свете, безрадостно выполняя затверженные движения, как стюардесса, демонстрирующая кислородную маску.
Но теперь Сьюзен видела на лицах искреннюю реакцию: широко раскрытые рты, матери, быстро уводящие своих детей, а сзади – нормальные парни, которые обычно освистывали ее и кидали ирисками, сейчас смотрели на нее без злобы.
Вдруг микрофон закашлялся и взвыл, и, обернувшись, Сьюзен увидела, как Мэрилин вырывает цветные штекеры из усилителей, а звукооператор вяло пытается помешать подобному разбою. Все головы в зале повернулись, как колосья пшеницы при порыве ветра, в ту сторону, куда гневно глядела теперь Сьюзен.
– Что ты тут вытворяешь, мама?
Мэрилин выдернула еще несколько проводов, и лицо ее скривилось, как посудная тряпка, когда ее выжимают.
Сьюзен щелкнула в сторону Мэрилин кнутом, который обжег Мэрилин руку, содрав с указательного пальца накладной ярко-красный ноготь.
– Мама, прекрати это! Прекрати!
Ухватившись за кнут, Мэрилин выдернула его из рук Сьюзен. Она была в полном неистовстве и вскарабкалась на сцену. Сьюзен повернулась к своей аудитории. Вид у нее был взбешенный.
– Леди и джентльмены, давайте-ка громко поаплодируем, – она помедлила, пока Мэрилин тяжело поднималась на ноги, как увязшая в густой грязи лошадь, – моей слишком эмоциональной матери.
Почуяв, что пахнет кровью, публика от души зааплодировала при виде того, как Мэрилин схватила Сьюзен за шею. Неожиданно Сьюзен ощутила, что моментально оглохла от оплеухи Мэрилин. Время для нее остановилось. Она словно покинула свою телесную оболочку и впервые почувствовала, что матери она не принадлежит так же, как «корвер» или холодильник. До Сьюзен действительно впервые дошло, что мать не имеет на нее больше прав. Связь между ними может быть на уровне чувств, если Сьюзен того захочет, или деловой, что имело некоторый смысл, но больше Сьюзен не собиралась позволять Мэрилин хлопать собой, как дверцей машины, когда Мэрилин была не в духе.
Посмотрев в глаза дочери, Мэрилин поняла, что все испортила и ей уже никогда не обрести прежнего преимущества. Это еще больше взбесило ее, но на сей раз ее ярость Сьюзен не испугала. Теперь она понимала, в чем дело.
Разбушевавшаяся Мэрилин стремглав ринулась к дочери, но та посмотрела на нее с мягкой улыбкой и сказала:
– Извини, мам, ты опоздала всего на полминуты. На этот раз тебе меня не заполучить. Так и знай.
Мэрилин обхватила Сьюзен, не то стараясь задушить, не то пытаясь удержаться, чтобы не упасть. Аплодисменты утихли, и тут подбежала Триш:
– Миссис Колгейт, пожалуйста.
– Ты, коварная маленькая шлюха! – крикнула ей Мэрилин.
– Мама!
– Она вовсе не то хотела сказать, – ответила Триш, пытаясь разнять Сьюзен и Мэрилин. – Нам надо убрать ее со сцены.
Появилась охрана. Сьюзен и Триш стояли точно пригвожденные к месту, пока двое здоровенных мужчин, используя всю свою силу, старались оторвать Мэрилин от Сьюзен.
– Пройдемте с нами, мэм.
– Нет.
– Ребята, давайте заведем ее в какой-нибудь кабинет или еще куда-нибудь, – сказала практичная Сьюзен. – Она переела таблеток для похудения. Ей надо побыть в темном прохладном месте.
– Предательница, – прошипела Мэрилин.
Сьюзен схватила сумочку матери. Девушки проводили Мэрилин в офис, где заставили ее проглотить несколько успокоительных таблеток. Потом Сьюзен позвонила Дону и сказала, что они будут поздно. Триш уступила просьбам Сьюзен, и они отвезли Мэрилин домой в Макминвилль. Ужин взяли по пути в китайском ресторане и рано легли спать.
Следующий день выдался солнечным и необычно жарким для апреля. Сьюзен сидела на лужайке за домом, подставив солнечным лучам лицо. Мэрилин сновала между машиной и двором с бесконечной рассадой петуний и маргариток. Это показалось Сьюзен немного странным, хотя и не таким уж необычным. В прошлом году компания, где работал Дон, прибавила ему заработок, и семья приподнялась, переехав из фургона в дом, пусть даже маленький, заросший бурьяном и облезший от дождя. Но жить в настоящем доме, похоже, нравилось Мэрилин, которая не слишком-то заботилась о внутреннем дизайне, она только восхищенно восклицала, что не надо прятать оси за кустами рододендрона.
Сьюзен продолжала печься на солнышке и, ближе к полудню зайдя в дом за холодным чаем, наткнулась на Мэрилин, державшую в руках охотничий нож Дона – настоящий тесак. Этим ножом Мэрилин делала зарубки на косяке двери между кухней и телевизионной комнатой – множество меток на разной высоте, начиная от уровня бедер до уровня плеч.
Сьюзен ничего не сказала.
Вооружившись шариковой ручкой и карандашом, Мэрилин стала вписывать между зарубками даты и имена: «Брайен 12/16/78, Кэтлин 5/3/79, Элисон 7/14/80» и так далее.
Дон вошел из коридора, руки его были черными от машинного масла.
– Мэрилин, – сказал он, – какого дьявола ты портишь дверь?
– Поднимаю цену дома, мой сладкий.
Дон и Сьюзен обменялись взглядами.
– Думаете, я не вижу, как вы двое обмениваетесь озабоченными взглядами?
