Даша же подкупила его не только энергией, жизнелюбием, какой-то совершенно молодецкой удалью, но и точным пониманием того, ради чего она живет. Пониманием и уверенностью, что ее жизнь имеет смысл, что она не только берет, но и отдает, и что это кому-то необходимо.
Дашу нужно было сохранить — она стала его пророком, его путеводной звездой.
Она была сильной, как религия. В нее хотелось верить. Ей хотелось поклоняться.
— Ты не шутишь? — У Даши отвалилась челюсть, когда он все это выразил ей более-менее простыми словами. — Ты обо мне или про Индиру Ганди?
— Даша, я только что открыл тебе душу, пойми, я очень раним и могу с горя утопиться, — пригрозил Захар.
Даша сидела, уставившись в воду, и переживала новые, странные, приятные, как прикосновение ветра к разгоряченному телу, чувства. Любовь — или не любовь, а что-то в этом роде — Захара была нежной, детской, доверчивой, с ароматом сахарной ваты, с убывающей силой сентябрьского солнца, с вечерней влажной дымкой над полями… Она не слепила, не жгла, не терзала душу.
Убаюкивала.
И Даше, бунтарке Даше, захотелось покоя.
Вот Витя… Черт! Ну опять этот Витя! В общем, Витя общался с теми, кто ему нравился, и это мог быть сантехник, президент, ученый, отказавшийся от Нобелевской премии, автор детских книжек… Кто угодно! Он просто не знал, что такое это чертово высокомерие, не понимал значения выражения «разница в социальном положении».
Но Даша не уверена, что Захар достоин чего-то большего, чем «летний роман», только потому, что он «всего лишь юрист»! Неужели она такая… противная заносчивая жаба?
Ей же с ним хорошо!
Ладно, можно попробовать, не развалится она.
Они вернулись в дом, когда все уже напились, Марат с Наташей вытанцовывали что-то вроде танго, и выглядело это настолько комично, что остальные стонали от смеха.
«Надо поговорить», — Оксане пришло сообщение от Захара.
Договорились побеседовать завтра, во время обеда. Надо будет у Даши отпроситься.
Назавтра Оксана не просто волновалась — она была на грани обморока.
— Захар, я все понимаю… — она замялась.
— Я знаю. — Он обнял ее, а ей захотелось его ударить. — Но ты ведь догадываешься, я не мог просто так появиться у вас в доме…
— У Даши в доме! — воскликнула она.
Ну все. Сейчас начнется истерика. Лучше помолчать.
— В доме, где ты живешь, и ходить мимо тебя, как будто ничего не было, — продолжил Захар.
— Почему не мог? Мог! Что это меняет?
— Оксан, это ужасно, что приходится делать выбор, и мне меньше всего хочется тебя обидеть…
Зачем он ее мучает? Зачем она согласилась на эту идиотскую встречу?!
Боже мой, как же больно, как плохо!.. Ей хотелось упасть, соскользнуть с лавки на асфальт и валяться, пока все само по себе не рассосется. Оксана физически ощущала тяжесть от каждого своего движения, вздоха, слова, но, самое ужасное, она желала, чтобы он был рядом хотя бы вот так — пусть жалеет, пусть видит, как ее сердце истекает кровью, пусть он хотя бы в этом унизительном сочувствии будет рядом с ней!
Это любовь? Эта пытка — любовь?!
Не может быть, ну не может быть так больно, когда любишь человека…
Захар отвез ее домой, откуда Оксану, бледную, с красными от слез глазами, забрал Валера.
Она возьмет себя в руки. Она — сильная.
Даша позвала ее ужинать. На ужин приготовили вкусненькое — рисовую лапшу с креветками, но во рту было так сухо, что каждый глоток Оксане приходилось запивать половиной стакана воды.
— Захар такой милый! — сообщила Даша.
— Да ты что? — с трудом поддержала беседу Оксана.
— Что-то в нем определенно есть! — подтвердила Даша. — Возможно, я в него даже немножко влюблюсь. Пока не подвернется кто-то еще.
А что, если взять тарелку и перевернуть Даше за шиворот? А потом разбить о ее голову? Удивится она?
Как же можно быть такой эгоистичной сукой, такой дрянью?
Она что, считает, что все люди — ее рабы? И у них нет чувств?
— Слушай, меня весь день мутит, что-то не то съела, пойду прилягу… — промямлила Оксана и выскочила из-за стола.
Заперлась у себя в комнате, поплакала, а потом решительно включила компьютер.
Это должно случиться сегодня. Сейчас. Или никогда.
Злость — отличное начало новой жизни.
Да скоро такие, как Захар…
Захар.
Нет таких, как Захар.
Он единственный.
Надо уже как-то с этим смириться и не делать хорошую мину при плохой игре…
Даша сидела в гостиной перед открытым французским окном и размышляла, отчего она наплела всю эту чепуху Оксане. «Немножко влюблюсь». Что значит эта поза?
Глупость какая-то.
Ладно, с ней такое бывает. Ляпнет не подумав. Впрочем, Оксана — отнюдь не представитель журнала «Тайм», цитировать ее не будет.
— Даша, у нас тут в некотором роде замораживаются продажи… — бубнил редактор.
— Что значит «в некотором роде» и «замораживаются»? — нахмурилась Даша.
Все ясно. Плановая встреча с редакцией обещает стать чем-то б?льшим.
— Ну-у… — Редактор Миша порылся в бумажках. — Мы продали сто двадцать тысяч экземпляров последней книги, и пока это все. То есть продажи есть, но хуже, чем ожидалось. И это уже тенденция.
— То есть? — помрачнела Даша.
Вот мерзость!
Вчера все было так хорошо — приехал Захар, они занимались любовью, пили вино, и Даша даже не предполагала, что сегодня ей придется работать головой, — она-то думала, что поставит роспись на акте сдачи-приемки, заберет деньги и уедет домой отсыпаться.
Уфф! Это засада!
— Ну в прошлый раз продажи остановились где-то на двухстах тысячах…
— Двести тысяч — тоже неплохо! — Даша заняла оборонительную позицию.
— Неплохо, но раньше мы продавали триста без особого напряжения, так что, как видишь, есть тенденции…
— Ок! — остановила его Даша. — Я все поняла.
Ха-ха. Она уже забыла те времена, когда цифра в пятьдесят тысяч казалось ей пределом мечтаний.
— У тебя есть идеи? — поинтересовалась она.
— По опросу, читатели меньше заинтересованы в твоей героине…
— Но она же каждый раз разная! — возмутилась Даша.
Тьфу! Что это с ней?
Все правильно — упали продажи, надо что-то делать, а не оправдывать это лунной активностью или глобальным потеплением.
— Ладно, — Даша покачала головой. — Все ясно. Нужен новый характер.
— Наверное, — кивнул редактор. — Ты подумай, а новую книгу не начинай пока.
Даша с гордо поднятой головой вышла из издательства и попросила Валеру отвезти ее на городскую квартиру.
Там ей никто не помешает насладиться своим позором.
