— Ну, пока не все. От идеологии подташнивает. От национализма на религиозной основе. Телевизор невозможно включить… На какой-нибудь праздник государственные чины выстраиваются перед патриархом — премьер с женой ему ручки целуют. Обряды, свечки, кадила… Средневековье какое-то.
— Ну ты, брат, идеалист, — Колька облизался как-то очень плотоядно. — А горячность какая сохранилась! Ха. Будто не хозяин компании тут сидит, а этот самый… студент-первокурсник!
Блеснул глазами, предвкушая занимательную дискуссию.
А Вадима понесло.
— Я вот как-то представил на секунду и обалдел: в мире существует многомиллионный штат священнослужителей. Все эти миллионы встают с утра, надевают свои рясы или что у них там, идут на работу. Проживают долгую жизнь, съедают тонны хлеба, овощей… выстраивают властные структуры, интригуют, ведут кипу документации… и вся эта, так сказать, деятельность направлена на то, чтобы убежать от реальности. И другим помочь сделать то же самое.
Тут он подумал, что толком не знает о религиозных убеждениях друга. Раньше на эту тему Колька высказываться избегал. Снова приступив к паштету, Колька намазал бутерброд и отвалился назад:
— Значит, вера, по-твоему, — всего лишь способ убежать… э-э… от сознания собственной смертности?
— Да. Форма трусости перед миром. Человек не может смириться с тем, что умрет, и его больше никогда не будет… Тогда он придумывает, каким этот мир должен быть, и верит, что он таков и есть.
Вадим сам с аппетитом съел паштету, намазав его на крекер.
— Даже если так — что в этом плохого? Слабые люди, поверив, получают силы жить и работать. Без веры в лучшее нельзя — история показывает.
Здесь Вадим пожалел, что выдвинул эту тему. Потому как Колька и теперь своего сокровенного высказывать не собирался.
— Тебе не кажется, что ты немножко перегибаешь палку… ну, заявляя, что Бога нет и он — полностью творение человеческих страхов? Может быть, ты просто чего-то не знаешь?
Вадим, уже с некоторым раздражением:
— Люди чувствуют трепет перед сложностью и размером вселенной. Но это само по себе не дает им право заявлять, что существует некая реальность, от которой зависит мир. В любом случае, тяжесть доказательства лежит не на атеистах. Ессессьно. Если к тебе, скажем, приходят и говорят, что существуют огнедышащие драконы… Ты потребуешь это доказать. Ты же не станешь доказывать ему, что драконы существовать не могут.
Слегка разочарованный, Колька очистил рот языком от остатков пищи. И с притворной грустью сказал:
— В откровения такие, как ты, не верят. Наука ведь доказала, что все интуитивное знание беспочвенно… Так? Библейские чудеса были исследованы учеными. И они, конечно же, пришли к выводу, что чудеса доверия не заслуживают. Как же тогда реализовать тяжесть доказательства?
Вадим заметил, как быстро его поставили в лагерь к противнику, приписали к какой-то группе. Задела также издевка. Или показалось?
Раздался стук вазы — в проеме образовалась смущенная Маша. Она объяснила застенчиво:
— Это я пытаюсь тактично предупредить о своем приходе… Не спится, понимаете ли, когда интересные разговоры разговариваются.
Колька, оглаживая живот:
— Ты нам льстишь…
У Вадима с появлением жены совсем пропало желание продолжать, хотя она и была потенциальным союзником в споре. Колька же поулыбался глубокомысленно и начал, обращаясь к Вадиму:
— А если все-таки окажется, что Бог есть? Что ты будешь делать — брать свои слова обратно?
— Ничего я не буду брать… То, что я сейчас знаю о мире, говорит мне, что Бога нет. А если когда-нибудь я обнаружу себя стоящим пред его укоряющими очами, то скажу: «Доказательств твоего существования не было. Я ошибался, но не был неправ».
Наслаждение Кольки, судя по выражению его лица, достигло апогея. Вадим же терпеть не мог людей, которые в разговоре не открывались сами, зато других выворачивали наизнанку и получали при этом удовольствие. Позиция такого человека в споре всегда более выигрышна: он может делать вид, что гораздо состоятельней оппонента, поскольку его карты никому не известны.
С негодованием наблюдая за Колькой, Вадим дополнил запальчиво:
— Другое дело, если б у меня была потребность верить! Потребность от кого-то зависеть. Но я нормальный, здоровый человек…
Колька продолжал сидеть с той же ухмылочкой.
— …А когда мне говорят, мол, вдруг ты через десять лет станешь верующим… И увидишь, что был неправ… Я отвечаю: это не покажет, что я был неправ. Это лишь покажет, что я не мог справиться с жизнью самостоятельно.
— И часто тебе м-м… такое говорят? — спросил Колька совершенно уж ни для чего и отправился в туалет, держась за ухо.
Вадим этой репликой оскорбился — его явно не принимали всерьёз. Он посидел, насупившись, желая хотя бы провалиться сквозь землю. Настойчивое присутствие жены ощущалось каким-то потным и жарким давлением воздуха. Она качала ногой и наблюдала за ним будто издалека. Он попробовал не сопротивляться и задохнуться. Отчего-то не задыхалось, лишь трудно было дышать, противно. И тогда уже Вадим разозлился.
Колька возник с жалкой миной.
— Ты чего? — спросила Маша участливо.
— Да че-то… ухо стреляет… Я у вас там этого… борного спирту себе закапал. В аптечке нашел…
Сел, улыбнулся лукаво и вкрадчиво произнес:
— Кое-кто из известных сказал, что атеист — это машина без водителя, полагающая, что может ездить сама.
Вадим остолбенел. Маша же распахнула глаза, но среагировала быстрее:
— Дорогой, этот «известный» не мог быть умным человеком. Аналогия неправомерна: она уже подразумевает то, что стремится доказать, сравнивая человека с неодушевленным механизмом. А во-вторых, атеистов нельзя чесать под одну гребенку. Их столько же вариаций, как и верующих.
— Хм. Вот вы не хотите, чтоб вас это… одной расческой чесали. А верующих чешете. Все — боятся остаться наедине с миром… все трусят смерти. А?
Маша взяла свой любимый тон — радиоведущего идеологической передачи:
— Это — главная мотивация. У меня есть знакомая: умная тетка, кандидат наук. Она верит в Бога и говорит: иначе все теряет смысл. То, что мы живем, а потом умираем в муках. Ей даже в голову не приходит, что смысла может и не быть… У нее тяжело умирала бабушка, и она говорила: если при этом не верить в бессмертие, то можно свихнуться. Страшно, понимаешь? Большинству людей страшно.
Колька помолчал.
— Эту позицию можно атаковать с разных сторон. Но хочу вернуться к вопросу, который я, это… задал Вадиму. Он так и не ответил. С чего вдруг ставить интеллект во главу угла? А не счастье, например?
Вадим к этому моменту накопил в себе злость. Колька между тем начал теряться: держался за ухо, морщился и, скорее всего, досадовал, что пропадает такой интересный спор. Вадим сказал:
— Да, возможно, что вера многим помогает. И я могу нормально к ней относиться. Как к терапевтическому средству. Как к системе преданий. Обладающих нравственно-этической энергией, и все такое прочее. Но ведь эти люди еще и претендуют на то, что их вера отображает устройство мира! То есть раньше были черепахи и слоны, а теперь вот — такой невидимый кукольник… Религия должна быть без метафизического содержания. Она не должна притворяться тем, чем не является. Физикой, любой другой наукой.
Колька простонал страдальчески, держась за ухо:
— Хорошо, даже если это… встать на твою позицию. И выкинуть метафизику. Можно ведь понимать религию как метафору и символ.
— Метафору и символ чего? Если любви и моральных идеалов, то почему не возлюбить любовь и идеалы сами по себе?
— Но люди слабы, им нужен Бог. Потому, что без него они не способны иметь моральные принципы…
Вадим видел, что Колька со своим ухом ему теперь не оппонент. Но не удержался и воскликнул:
— Ах вот оно что! Вот с чего надо было начинать! А то говорят со снобизмом: «Он пришел к Богу в результате большой душевной работы…» Как будто он теперь стал чище и лучше… А он пришел к Богу потому, что без него не мог быть чище, — по слабости. Не мог быть атеистом и при этом вести себя по-человечески. Зато теперь он будет говорить об атеистах свысока…
— Слушай, ты ведь Достоевского любил… А он говорил: интеллектуальный абсурд или нет, но вера нужна. Потому как, это самое… без нее мораль не имеет базиса. А жизнь — смысла.
— Это ерунда. Даже если в жизни нет Цели с большой буквы, в ней есть маленькие цели. Которые имеют смысл даже в мире без Бога. Бог или не Бог, бессмертие или смерть… но мучить людей ради удовольствия — гнусно. И тому, кто этого не понимает, Бог не поможет. Более того, и не должен помогать.
Маша улыбалась и смотрела на Вадима почти что с нежностью. Колька же промямлил:
