Аристокл уставился на свои сандалии. Он сжимал край хитона побелевшими пальцами; лоб его покрылся испариной.
— Учитель… я не понимаю. Я запутался. Сначала вы говорите, что можно понять вселенную… а потом вы говорите, что за всю жизнь можно понять лишь то, что ты ничего не знаешь…
Юноша был измучен: он взглянул умоляюще.
— Никакого противоречия здесь нет, — пояснил Сократ строго, но ласково. — Ты можешь познать мир, но это будут лишь необходимые предположения. Ты увидишь необходимость существования Совершенных Форм, или Идей, — но ты не сможешь увидеть их и подтвердить свои предположения. Увидеть их ты сможешь лишь тогда, когда душа твоя поднимется на другой уровень реальности. Ты можешь подумать: а, ладно, лучше я сейчас буду предаваться чувственным удовольствиям, раз после смерти все равно увижу Идеи. Но это не так. Лишь тот, кто встал при жизни на эту первую ступеньку, кто целиком посвятил себя философии, получит возможность общаться с великими людьми прошлого и будет двигаться все выше и выше — в направлении совершенства.
Аристокл притих; оба они помолчали и окинули взглядом пейзаж. Ученик наконец спросил:
— Учитель, а что это за Идеи, о которых вы говорили?
— Идеи — это реальности сами в себе. Все, что мы видим, ощущаем и используем — деревья, амфоры, красота, вкус, числа, — все это частности. Но все эти частности существуют только благодаря тому, что несут в себе отпечаток совершенной реальности — Красоты, Числа Пять и так далее…
Аристокл выдержал паузу и снова спросил, робея:
— Учитель, не сердитесь… но если — полемики ради — предположить, что вселенная не рациональна, что ваша гипотеза… ошибочна?
Сократ замер, обдумывая. Затем заговорил медленно:
— Ну если так, то нам тем более ничего не остается, кроме как познать себя, свои пределы. Всегда следует знать свои пределы, потому как только тогда можно работать плодотворно и спастись от глупости и тщеславия.
Старик сидел, задумавшись. Видимо, он все еще развивал мысль — про себя. Ученик снова задал вопрос, осторожно, но с вызовом:
— Учитель, а вам бы не стало страшно, если бы мир оказался непознаваемым?
Сократ нахмурился, засверкал глазами:
— Как ты можешь называть меня учителем, если думаешь, что я мог бы быть трусом?! (Щеки юноши порозовели.) Если бы мир оказался таким, я бы не стал прикрываться спасительными иллюзиями. Долг мудрого человека — увидеть то, что есть. И сохранить при этом достоинство. Жить, а затем покинуть мир с сознанием того, что всегда был честен перед собой и сделал все, что мог.
Сократ прищелкнул языком. Взял Аристокла за подбородок, другой рукой сжал то место, где под хитоном юноши горел огонь, и сказал бодро:
— Старуха моя, Ксантиппа… она меня колотит. Клянусь собакой, что мне и сегодня достанется. Не надо быть Дельфийским оракулом, чтобы предсказать это. Так что ты не бойся — не может быть, чтобы вселенная была не рациональна.
Затем он испустил вздох наслаждения и пробормотал:
— Недаром тебя, мой милый, прозывают Платоном — Широким! Широка твоя мысль, да и плечи хороши: надежная им опора!
2
Вадим вел машину по МКАД. Воздух сжимал бока джипа и дрался с лобовым стеклом. Голые драные березы суетливо бежали назад, оглядываясь, протягивая друг другу ветки. Изредка появлялось солнце, и тогда березы притворялись счастливыми.
Ощущая себя бесповоротно утратившим ориентацию в потоке жизни, Вадим решил плыть по течению и ничему не сопротивляться. Начал действовать, повинуясь изгибам пространства и магнитным полям. Утром он с удивлением обнаружил в ежедневнике запись о встрече с заведующей интернатом. И поехал туда с намерением больше ничему не удивляться. Даже этому нелепому сну про с какой-то стати древних греков.
Рощи сменились полем, посреди которого возвышался строящийся замок. Вадим выключил кондиционер и приспустил стекло. В машину заскочил прохладный ветер и перекинул Вадимов галстук через плечо.
Заехав в ворота просторного палисадника, украшенного голыми спицами прошлогодних кустов, он подрулил к яичного цвета особняку. Припарковался и, подхватив портфель, легко взбежал по ступенькам крыльца, в чей левый край упирался широкий и гладкий скат, будто для детских колясок. Бордовая табличка с названием учреждения и вышестоящих организаций поблескивала на стене у входа.
Вошел в свежевыкрашенный сумрачный вестибюль, пахнущий мокрым, только что вымытым камнем пола. Тут же где-то невдалеке брякнули ручкой ведра и послышались звуки отжимаемой воды. Вадим быстро прочиркал ботинками по двум гулким лестничным пролетам и подошел к кабинету заведующей. Постучал.
Ему радостно открыли. Посреди кабинета восседала мерцающая перламутровым макияжем толстая тетка. Обозрев тригонометрические формы ее тела, норовящие оттолкнуть друг друга и разбежаться, Вадим живо представил, как ей приходится носить на своем теле тяжесть съеденных за всю жизнь борщей, блинчиков, запеканок, салатов оливье и бутербродов с маслом, как они ей давят на грудь и мешают дышать… Был в комнате еще мужичок: маленький, изможденный, в вытертом синем халате. Он улыбнулся Вадиму золотым зубом, а затем пристроился в уголке, скрючился и как будто заснул, иногда поднимая брови и смешно подергивая ногой. Вадим наблюдал эту идиллическую картину, напрочь позабыв о заведующей, колыхавшейся где-то сзади.
Вежливым кашлем она напомнила о себе и, покраснев, мужичка растолкала. Тот перебрался подальше в угол и там примостился — будучи, видимо, на положении любимой приблудной дворняжки. Вадиму тут же представилось: ночью, где-то в спортивном зале на матах, этот крошечный мужичок в поте лица исполняет обязанности, пытается усмирить гигантскую, неукротимую плоть.
Нянечка в белом халате принесла чайник и чашки; заведующая преисполнилась гордостью. Полюбовалась конфетами и печеньями на столе, сделала несколько замечаний об атмосферных явлениях. А затем ласково, масляно начала разговор:
— Вы, значит, хотели бы стать нашим спонсором…
— Да, я хотел бы стать вашим спонсором.
— А как мы будем сотрудничать? Это будет единовременный взнос или же регулярная помощь?
— Собственно, я еще о деталях не думал… Возможна и регулярная помощь, если нас обоих устроит сотрудничество.
Взяв конфету съедобно выглядящей рукой, она развернула ее кокетливо и запустила в маленький, тяжело отворившийся ротик. «Мишка на Севере»: вкусно.
— А каковы размеры первоначального взноса… как вы рассчитываете?
— Это мне тоже сложно сказать… Вообще-то, я бы хотел самостоятельно приобрести что-то нужное детям. Кровати, одежду, телевизоры, книги…
Заведующая недобро заблестела глазами, заулыбалась слаще — и зубы у нее были измазаны шоколадом:
— Вы знаете, нам ничего такого не нужно сейчас… Белье у нас есть, одежда, еда, игрушки… Но постоянно что-нибудь обновляем. Вот персонала нам не хватает — надо зарплату платить. Вы нам деньги оставите… а мы вам будем, если хотите, звонить. И сообщать, как ваши деньги расходуются.
Она смотрела в глаза заискивающе, но вместе с тем презрительно шевелила туловищем. Вроде: нашелся тут, гусь, не прет ничего, а туда же лезет. «Так-так, — подумал Вадим. — Вот оно что. Деньги захапать хотим. И со спонсорами умеем обращаться. Готовые рецепты имеем».
Заведующая захлопотала, будто прочитав мысль:
— А то вот, знаете, у нас один человек сразу на нескольких должностях… Нагрузки такие, такие… вон бухгалтер сидит над книгами по ночам, то же самое — регистратура, архив… Все ведь вручную, одна ошибка — и все насмарку…
— Отлично: мы вот как сделаем. Я закуплю компьютеры. И для бухгалтерии, и для архива, и вам в кабинет… Плюс еще десятка два для детей — им ведь надо. Тем более если кто-то к креслу прикован, им хотя бы поиграть в компьютер… Мы сами установим, настроим… Программы обеспечим, персонал ваш за наш счет обучим. И мой человек раз в две недели будет обслуживать, проверять.
Масса заведующей притихла, зато мужичок вдруг ожил и начал вращать глазами. Вадим не хотел поддаваться прессингу, но все же малодушно добавил:
— А потом посмотрим… если еще что-нибудь будет нужно.
Деньги он им отдавать не собирался. Интересно, чем они детей кормят. «Мишкой на Севере»?
— Вы меня проведете? Покажете? Может быть, ремонт где-то требуется? — Вадим начал вставать.
Заведующая улыбнулась кисло:
— М-м… у нас тихий час… все спят. Но кое-что покажем, конечно…
Его начали повсюду водить и демонстрировать неинтересные помещения. Мужичок шел впереди и осторожно открывал двери. Вадим заглядывал. Сзади, задыхаясь, догоняла заведующая, издалека посылая сипящие отрывочные объяснения. Игровая комната… Столовая… Актовый зал… Интернат как интернат. Облезлый, обыкновенный. Только повсюду находились уродливые приспособления, обмотанные ветошью. Непонятные куски чего-то, не обладающие привычной реальностью объекты. Вадим все старался представить себе здешних обитателей.
