— Отпусти!
— Не на ту напала, — рычу не своим голосом в лицо заплаканной Анжелы. — Тебе стоило тогда меня пристрелить.
Несколько крепких, от которых у меня самой онемела ладонь, пощечин и кто-то уверенно оттаскивает меня в сторону. О! Неужели кто-то решил вступиться за слабых и немощных?!
— Да успокойся ты, — шипит голос Виталия. — Ты чего такая дерзкая?
— Как пуля резкая, — рявкаю и злобно брыкаюсь. — Дай я ей наваляю! По ее сиськам!
— Софья, это низко, — заталкивает на переднее сидение.
— Зато эффективно!
— Сидеть! — Виталий отмахивается от моей руки и угрюмо смотрит в глаза.
А теперь я вижу в нем уголовника. И не того, кто попал в места не столь отдаленные за воровство. В глазах вижу тень звериной жестокости.
— Так-то, — кивает он и разворачивается в сторону всхлипывающей Анжелы и ее вздрагивающего на брусчатке дружка. — В машину, сукины дети! Да не в свое пафосное корыто, идиоты!
Анжела в испуге ныряет в салон мерса, из которого ее тут же выволакивает Виталий, но не за волосы, как я, а ласково под ручку:
— Не советую выкобениваться.
— Отпусти! Я сама!
Пошатываясь, подходит к машине Мирона Львовича и заползает на заднее сидение. Опять скулит, когда я на нее оборачиваюсь.
— Какого хрена, Анжела?!
— Отвали.
— Ах ты, сука! — переваливаюсь через сидение и замираю под выкрик Виталия.
— Успокоились!
Виталий запихивает к Анжеле блондинчика, который прижимает ко рту окровавленный платок и я тянусь к нему рукой, чтобы дернуть его за растрепанные волосы.
— Софья!
Смотрю в глаза Виталия и медленно возвращаюсь на сидение, сердито пристегнувшись ремнем безопасности.
— Откуда ты такая вылезла? — Виталий садится за руль.
— Из мамкиной манды, — цежу сквозь зубы, всматриваюсь в его лицо. — Еще вопросы?
— Исчерпывающе, — кивает и кидает взгляд в зеркало заднего вида. — Допрыгалась?
Машина мягко трогается с места.
— Да она сука чокнутая! — взвизгивает Анжела.
— Не спорю. Другой вопрос, чем ты ее так вывела из себя?
Блондинчик бубнит что-то нечленораздельное и отворачивается от Анжелы. Растекаюсь по сидению. Что на меня нашло? Единственный раз, когда меня также накрыло, случилось в средней школе.
Я кинулась на одноклассницу, что вздумала меня с подружками травить, со стулом в руках. До членовредительства не дошло: Сучки успели с криками выскочить из класса, а я в щепки разнесла запертую дверь, которую потом менял отец. После я ходила год к психологу, и его тесты охарактеризовали меня, как неконфликтную и спокойную личность. И я согласна на все сто процентов.
Виталий паркует машину возле главного входа офиса, на десятом этаже которого сидят Мирон Львович и его уставшие инженера, которых он взял в рабство. Хмуро смотрю на Виталия.
— Выходим, — он покидает машину и достает из багажника костюм в пленке.
— А где мы? — бубнит блондинчик в платок, глядя на бледную Анжелу.
— В полной жопе, — сердито отзываюсь я и выползаю из машины, громко хлопнув дверцей.
Чувствую себя, как на приеме у директора школы. Я сижу между всхлипывающей Анжелой и ее окровавленным дружком перед Мироном Львовичем, который молча смотрит в смартфон бывшей. Из динамиков телефона доносятся крики моей жертвы, что сейчас прикрывает нижнюю часть лица платком. Виталий стоит за спиной босса, восседающего в кресле, и тоже пялится в экран.
Мирон Львович переводит на меня изумленный взгляд и пальцем перематывает видео на начало. Опять крики, и я краснею, а друг Анжелы шепелявит в платок:
— Ты мне губу откусила.
— Покажи, — приказывает Мирон Львович.
Убирает бурый платок. Губа на месте, но жутко опухла, а на ране полумесяцем запеклась кровь. Мирон Львович недовольно кривится, и Виталий разочарованно говорит:
— Столько криков было, и даже швов не надо накладывать.
— Я старалась, — возмущенно фыркаю я, уловив в голосе Виталия осуждение.
Мирон Львович опять смотрит на меня под крики из телефона. И я не могу понять: он возмущен, восхищен или разочарован. А чего ты хотел? Работа — нервная, начальник — циничный и бессердечный подлец с большими аппетитами на мою милую попку, а его бывшая сначала угрожает застрелить и после плетет какие-то глупые и нелепые интриги. Детский сад, одним словом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А какой конкретно у тебя был план? — интересуюсь у Анжелы, которая влюбленно смотрит на Мирона Львовича. — Отправить видео, на котором твой друг отыгрывает… ммм… кого?
— Вот мне тоже интересно, — тот с издевкой изгибает бровь.
— Она меня избила! — взвизгивает Анжела, игнорируя вопрос. — Мирон!
— Скажи спасибо, что рядом оказался Виталий, — Мирон Львович щурится и откладывает телефон. — Анжела, ты за кого меня держишь? За дурачка?
— Нет…
— А что это за инсценировка тогда?
Мирон Львович говорит с Анжелой, как недовольный учитель с неразумной ученицей. И нет в его глазах ни тени любви, только разочарование.
— Я люблю тебя…
— Да, Господи! — фыркает Мирон Львович и откидывается на спинку кресла, всплеснув рукой. — Довольно! Я повторяю! Я устал от тебя и твоих истерик! Анжела, учись нести ответственность за ошибки. Ты ведь не маленькая девочка, чтобы все тебя прощали за слезы!
В кабинет вваливается полный бритоголовый мужчина с круглым и щекастым лицом. На груди — толстая золотая цепь, а на пальцах перстни. Зыркает на притихшую Анжелу и энергично шагает к столу. За руку здоровается с Мироном Львовичем и Виталием. Я удивлена, что простому водителю оказана такая честь.
— Па, — пищит Анжела.
Охаю. Она точно пошла в мать, потому что я не вижу сходства с разжиревшим буйволом.
— Что опять? — строго спрашивает он у Мирона Львовича, который кивает на смартфон.
Съеживаюсь. Мне сейчас точно прилетит. Антон выхватает телефон, наводит его на лицо притихшей дочери, чтобы разблокировать, и сосредоточенно пялится в экран. Опять крики и визги.
— Я не понял, — он переводит злой взгляд на меня. — Что это?
Из меня вновь лезет хладнокровная стерва, и я веду плечом:
— А вы как думаете?
— А она кто? — мужчина смотрит на Мирона Львовича.
— Моя секретарша, на которую Анжела натравила этого щеголя, — разводит руками в стороны.
— А ты тогда кто? — Антон переводит взгляд на молчаливого парня.
— Глеб, — тот съеживается и втягивает голову в плечи. — Анжела обещала заплатить за услугу, а мне откусили губу.
— Покажи.
Антон медленно моргает и разочарованно смотрит на опухшую синюю губу Глеба.
— Я старалась, — отзываюсь я и обиженно отворачиваюсь.
Мужчина прячет телефон в карман и взирает на Анжелу:
— Почему сдачу не дала этой курице?
— Антон, — шипит Мирон Львович.
— Пардон, — мужчина прикладывает руку к груди, оглянувшись на него, — но как мне реагировать, когда мою дочь отметелила твоя секретарша?
— А мне ее по голове погладить и в носик чмокнуть после того, как она мне в лицо волыну пихала?
Замолкаю, когда Виталий удивленно вскидывает бровь. Господи, я говорю, как зечка. Что это еще за криминальный жаргон в моем лексиконе?
— Какая у тебя дерзкая секретарша, — Антон смотрит на меня исподлобья. — Как зовут?
— Софья.
— Софья, — повторяет он и холодно продолжает, — приношу свои извинения. Моей дочери тяжело после разрыва помолвки.
— Принято, — вежливо улыбаюсь, — однако кто мне даст гарантии, что меня завтра по указке вашей дочери не изнасилуют?
Чувствую свою значимость. Приятно. Антон — серьезный человек, и раз он принес извинения, то видит во мне не просто курицу, а опасную курицу, которая отстоит себя в бою и выклюет черепушку!
— Я дам, — Антон смотрит мне прямо в глаза и будто ждет, что я первая сдамся и отведу взгляд.
А вот и нет. Я в этой ситуации правая, пусть и не совсем жертва.
— Поехали домой, котенок, — Антон, наконец вздыхает, кивает на прощание Мирону Львовичу и Виталию и шагает прочь.
— Но па…
