Естественно, спальня мигом заполнилась народом.
– Что еще? – безнадежно спросил Кеша. – Ты сломала софу?
Я ткнула пальцем в нагло улыбающегося мопса.
– Вот!
– Это Хуч, – сердито сообщила Зайка, – смею напомнить, он давно живет в нашем доме, вполне благовоспитанный мопс, ни в чем преступном не замечен, ну, может спереть в столовой печенье. С какой стати ты пугаешь Хучика?
– Он опять принес мышь! Вон там, на подушке!
Ирка закатила глаза.
– Рехнуться можно! Давайте сюда, я вышвырну ее в туалет!
– Только проверь сначала, вдруг она в обмороке, – попросила я, – нельзя топить живое существо!
Ирка прищурилась.
– Обязательно, всенепременно! Сделаю ей искусственное дыхание и вызову реанимацию. Ложитесь спать, Дарья Ивановна, всем спокойней будет. И так уж сегодня начудили! Вон бедный полковник еле жив остался.
Меня охватило возмущение:
– Он сам залез в бочку!
– Конечно, – подал голос закутанный в халат Дегтярев, – а кто меня соблазнил? В чью голову пришла мысль о купании Снапуна?
После этого заявления мне осталось лишь потушить свет и, спихнув на пол нестерпимо пахнущего мышатиной Хуча, попытаться заснуть.
Глава 15
Утром я пошла к Кисе и стала извиняться:
– Нам пришлось разрезать собакомойку…
– Ерунда, – отмахнулся старичок.
– Взяли ее без спроса…
– Забудьте.
– Я привезу вам сегодня новую бочку.
– Не надо.
– Но как же! Сделаете новый автомат. Машка говорит, что в Ложкине многие с большим удовольствием приобретут такой агрегат.
– Не хочу!
– Так за деньги.
– Мне это неинтересно, – отрезал Киса.
– Вам заплатят, – не успокаивалась я.
– Не надо. Сейчас я занят более увлекательным проектом, – отмахнулся Киса.
– Каким же? – Я решила проявить интерес к делам старичка.
– Секрет, – сердито ответил Киса, – скажу лишь, что это произведет переворот в самолетостроении, спасет тысячи человеческих жизней, поэтому мне недосуг заниматься ерундой. Денег и так на все хватает. Уходите, не мешайте.
Я повернулась к двери и услышала тихий протяжный стон. Мороз побежал по коже.
– Это что?
– Летучие мыши, – спокойно объяснил Киса, – они иногда такой звук издают. Висят себе в углу, потом ноют, небось голова болит.
– Ой! Я страшно их боюсь! – завопила я.
Но Киса уже перестал воспринимать звуки, его взлохмаченная голова склонилась над столом.
– Пи в квадрате… – забормотал он. – Теперь умножим…
Я молча ушла. Каждый день в мерзких Вербилках приносит новые неприятные сюрпризы! С одной стороны, я знаю, что летучие мыши не способны нанести человеку вред, с другой – панически их боюсь.
Клавдия Якунина оказалась маленькой, слегка расплывшейся женщиной, очевидно, давно плюнувшей на свой внешний вид. Волосы ее были собраны в неаккуратный хвостик, на лице полностью отсутствовала косметика, застиранный, некогда ярко-красный халат отнюдь ее не красил. Свой истинный цвет он сохранил лишь вокруг пуговиц, все остальные части стали бледно-серыми, а босые ноги хозяйки, скорей всего никогда в жизни не делавшей педикюр, торчали из мужских шлепок с надписью «Пума».
– Проходите, – сказала она.
Я хотела снять босоножки и была остановлена Клавой:
– Так ступайте, недосуг мне полы мыть, грязи и без вас полно.
Оказавшись в крохотной кухоньке, я втиснулась на узенькую скамеечку, положила на столик конверт и сказала:
– Это вам. Извините, что не сразу принесла, только Сергей адреса не сказал, лишь имя ваше произнес: Клара.
Клавдия открыла конверт, заглянула внутрь и протянула:
– Не пойму никак. Вы бы все по порядку рассказали.
Я объяснила ситуацию. Хозяйка молча меня выслушала, потом отодвинула деньги.
– Заберите, это не мое!
– Как же так? – удивилась я. – Сергей четко сказал: «Отдай Кларе».
– Вот и ищите ее, – с неожиданной злостью воскликнула Якунина, – Клару эту.
– Разве вас не так зовут?
– Клавдия я.
– Но многие переделывают это имя в Клару, – залепетала я.
– С какой дури мне подобными глупостями заниматься? – презрительно ухмыльнулась Клава. – Сейчас идиоток полно! Вон у нас соседка была Зина, а стала Стэлла. Во смех! Нет уж, как крестили, так я и хожу. Имя мне мама выбирала, с ним по жизни до конца и пойду.
– Простите, а вы не знаете, какую Клару имел Сергей в виду?
Якунина села за стол и мрачно сказала:
– Кто ж в его бабах разберется? Я давно им счет потеряла! Если шеренгой их поставить, она от Москвы до Питера протянется.
– Простите…
– Чего уж там, – махнула рукой Клава, – я привыкла. Мы давно только на бумаге мужем и женой считались.
– Сергей жил в этой квартире?
– Нет.
– Где же он обретался?
– Понятия не имею. Я ему после смерти Леонардо не нужна оказалась. Эх, вторую такую дуру поискать, – грустно заговорила Клавдия, – думала, он меня любит, а потом разобралась: он Леонардо мстил. Дескать, смотри, на ком я женился. Думаете, приятно?
– Простите, я не понимаю, о чем речь.
Внезапно маленькие потухшие глаза Клавы наполнились слезами.
– Что ты вообще в этой жизни понимаешь? Небось горя не знала!
Клава уронила голову на стол и завыла. Тщедушный хвостик сальных волос начал трястись. Я сидела тихо. Очень хорошо знаю, что истеричные личности рыдают обычно при свидетелях, наедине с собой им плакать неинтересно, нет зрителей. Поэтому успокаивать истеричку не надо. Любое проявление заботы или сочувствия вызывает новый виток стенаний. Лучше сделать вид, что вы ничего не слышите, и буря стихнет.
Клава повсхлипывала, потом подняла голову.
– Что ты о моей жизни знаешь? Явилась сюда Клару искать! Ткнула гвоздем в больное!
Мне стало неудобно.
– Не со зла же! Я хотела деньги вам отдать, думала, вы в них нуждаетесь.
– Точно! – снова с истерической нотой в голосе взвизгнула Клава. – Очень даже нуждаюсь! На хлебозаводе я пашу, в третьей смене стою, только эти не возьму! Они для другой приготовлены. У-у-у-у…
Я встала, налила в кружку воды и поставила перед бабой.
– Выпейте.
Клава толкнула фаянсовую емкость, украшенную цветочками.
– Не хочу!
– И не надо, – согласилась я, – ладно, прощайте, еще раз извините.
– У-у-у, – выводила Клава, стуча ногами по полу.
Мне стало противно. Только что она сказала, что Сергей с ней давно не живет, а теперь закатывается в припадке. К сожалению, встречаются особы, для которых истерика смысл жизни. У нас в институте когда-то работала Света Протопова, так она довела весь коллектив до нервного истощения. Она принималась визжать по каждому поводу, любое событие – радостное, печальное – вызывало у нее море слез и вопли.
Понимая, что ничего не узнаю, я встала и пошла к двери.
– Стой! – выкрикнула Клава. – Кому говорят, вернись!
Я собралась было спокойно ответить: «Пойдите в ванную и умойтесь», как мне в голову полетела кружка. С детства я обладаю плохой реакцией, поэтому не успела отскочить в сторону. Довольно увесистая чашка ударила меня прямо в глаз. Из второго посыпались искры, я попыталась уцепиться за стену, краем сознания отмечая: падаю. Но не сумела удержаться на ногах и медленно сползла на пол.
Клава бросилась ко мне.
– Ой, я не хотела! Случайно в вас попала! Господи, вот ужас! Сиди, сиди, сейчас йод принесу.
Но я встала на ноги, дошла до ванной и глянула в зеркало. Фаянсовой кружкой трудно убить человека. Максимум, что можно устроить, – это сотрясение мозга, что, конечно, тоже достаточно неприятно. Если стукнуть такой чашкой по черепу посильней, посуда просто расколется.
– Ерунда, – вырвалось у меня, – даже синяка не останется.
– Вот, – воющим голосом вывела истеричка, – я ужасно перенервничала, чуть сознания не лишилась! Как же вы неаккуратно!
– В каком смысле? – не поняла я. – При чем тут моя аккуратность? Это ведь вы в меня запустили кружкой и чуть не убили!
– Можно было и увернуться! – звенящим голосом заявила Клава. – Знаете, какая у меня тяжелая жизнь? Знаете?
– Нет, – безнадежно сказала я, ощущая легкое головокружение.
– Так слушайте! – взвизгнула она. – Сейчас расскажу.
Если бы у меня не вертелось все перед глазами и нашлись бы хоть какие-то силы, я бы моментально ушла. Но дикая усталость словно придавила меня тяжелым бетонным блоком.
– Сергей женился назло Леонардо, – принялась вещать Клава.
Я молча добрела до кухни и плюхнулась на стул. Пусть говорит что хочет, я хоть в себя немного приду.
– Отец Сергея, – бубнила Якунина, совершенно не обращая внимания на мое состояние, – был художником.
– Какое странное имя, Леонардо, – невольно удивилась я, – он иностранец?
Клава хмыкнула:
– Ага, как же! Леонардо Иванович Якунин. Дед Сергея тоже был художником, совершенно ненормальным, вот и назвал сына в честь Леонардо да Винчи, решил, что он должен стать гениальным живописцем.
