— Странно, почему ты вдруг спросила? — поинтересовалась Вера.
— Да ты знаешь, вчера вечером, когда Федя провожал меня, мы увидели ее. Она куда-то шла, несмотря на густой туман. Куда так поздно? И вообще странная такая была, походка неровная, озирается нервно… С ней совсем плохо, да?
— Ох, Оксана, — вздохнула Вера. — Да, с ней плохо. Ты в курсе, что она помешалась после того случая, да не видела ее ни разу. Знаешь, иногда она почти нормальная, можно с ней остановиться, поговорить, а иногда совсем невменяемая. Бродит одна, бормочет что-то. А в тумане у нее, видимо, совсем «крыша плывет»: ходит одна по улицам, исчезает неизвестно куда. Наверное, мозг так сработал, кто знает… Жалко ее, хорошая женщина была…
— Как думаешь, если я зайду к ней?
— А ты знаешь, зайди. Она всегда тебе рада была. Сейчас туман рассеялся, она наверняка более-менее нормальная. Я к ней захожу иногда, разговариваем. Вроде бы ничего, хотя бывает, что начинает нести всякую чушь. Но я не обращаю внимания. У нее ведь никого не осталось, совсем одна. Родители уже умерли, муж вообще ушел, когда Колька еще совсем малой был. Только сын и был светом в окошке, да видишь, как сложилось… Зайди, думаю, ей приятно будет. Испеку пирожков, возьми с собой, да и заскочи на чай.
— Спасибо, Верочка, — Оксана обняла мачеху и вышла из комнаты.
***
Федор развернул на столе карту и склонился над ней. Если бы директор кладбища не был одноклассником Федоры, то вряд ли ему показали бы план старого кладбища и книгу захоронений. Даже по протекции ведуньи Василий (директор) сделал это весьма неохотно.
— Да зачем тебе этот план? — удивился он. — Я и не знаю, найду ли.
— Очень тебя прошу: постарайся. Ну правда, очень надо!
— Ты какой-то малохольный, ей-богу! — ворчал Василий. — Федька когда мне позвонила, я не думал, что такое попросят. Иначе сразу бы отказал.
— Почему?
— Да потому, что это в архив переться надо, искать там. Его ж никто не доставал с тех самых пор, как захоронения перенесли. Как забросили в архив, так и валяется где-то.
— Слушай, ну давай я помогу.
— Ладно, пошли, — вздохнул Василий.
И вот он, это план. Большой лист, довольно старый, но не поврежденный, занимающий весь стол. Федор шарит по нему, пытаясь найти то, что собирался. Прошло немало времени, пока, наконец, он не нашел. Федор сделал несколько снимков и, довольный, спрятал телефон.
— Ну что, нашел? — спросил Василий.
— Нашел. Спасибо!
— Федьке спасибо скажи. Если б не ее просьба, послал бы тебя куда подальше…
— Все равно спасибо. С меня коньяк. Хороший.
— Иди уж, — отмахнулся с улыбкой Василий.
Федор ехал к ведунье, сгорая от нетерпения, нужно срочно рассказать ей о результатах поиска, а лучше — показать. То, что прах Тимофея не был перезахоронен, теперь не вызывало сомнений. Сравнив книгу захоронений старого кладбища с книгой захоронений нового, Федор в этом убедился. Тимофей остался там, в парке, неизвестно, почему. Как пояснил Василий, возможно, за могилой не было ухода, и опознавательные знаки не обнаружены. Если нет надгробия, памятника или креста, нет даже таблички, то как можно опознать могилу? Да и захоронен он был на самом отшибе. За могилой, скорее всего, никто не ухаживал, травой заросла, никто и не заморачивался. Если б в центре, то еще заметили бы, а так… Давнее дело, кто теперь сможет ответить…
— Ну как твои поиски? Увенчались успехом? — сходу спросила Федора, открывая калитку.
Алабай, покосившись на гостя, оскалился и заворчал.
— Фу, Тим! Место! — скомандовала хозяйка.
— Я думал, он уже привык ко мне, — сказал Федор.
— Не для того его тренировали, — ответила женщина. — Он моя охрана и защита. И привык он только ко мне. Остальные — чужаки. Ладно, выкладывай.
Они зашли в дом, и Федор вкратце рассказал о результатах своих поисков, продемонстрировав фотографии, сделанные им с книги и плана.
— Хм… Получается, что могила Тимофея была аккурат на месте той части парка, где сейчас любят уединяться парочки, — задумчиво сказала Федора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что ты этим хочешь сказать?
— Сама не пойму, крутится что-то в голове, но форму пока не обретает. Знаешь, похоже, что есть там нечто такое, что тревожит его дух.
— Ты же вроде про нож говорила.
— Нож — это предположение. Должен быть предмет, возможно, это нож. Дух себя ассоциирует с ним. Но тревожит его что-то иное. Ведь все эти убийства происходят вроде бы, не подчиняясь никаким особенным временным промежуткам. Они бессистемны во времени. Значит, здесь что-то другое. Прогуляемся? — вдруг предложила Федора.
— С удовольствием.
— Не с удовольствием, а с Тимом, — ответила женщина.
***
Оксана подошла к знакомой калитке и долго не решалась позвонить. Ее охватывало какое-то неприятное чувство, справиться с которым никак не получалось. Держа в руках завернутую в полотенце миску с пирожками, она топталась на месте, судорожно оглядываясь по сторонам: не видит ли кто ее метаний? Наконец, решившись, она нажала кнопку звонка. Послышались шаги во дворе, и калитка распахнулась.
— Оксаночка пришла! — пропела Наталья сладким приветливым голосом. — Заходи, девочка моя, заходи. Давненько не была у нас.
— Здравствуйте, тетя Наташа, — растерянно поздоровалась девушка.
— И тебе не хворать. Проходи в дом, будем чай пить. Коленьки вот только нет дома, уехал. Да ты не стой столбом, входи.
Оксана зашла в дом и последовала за Натальей на кухню.
— Присядь, девочка, — хозяйка указала ей на стул.
— Ой, что это я! Теть Наташа, это Вам. Вера испекла пирожки, — Оксана протянула миску.
— Спасибо, девочка моя, спасибо, — ответила растроганная Наталья. — Сейчас я чайку соберу.
Она захлопотала возле плиты, Оксана сидела и молча оглядывалась по сторонам. Ничего здесь не изменилось, будто и не было этих десяти лет. Все то же, даже шторки и скатерка на столе те же самые. Чистенько, аккуратненько, видимо, хозяйка следит за домом. Выглядела Наталья совершенно нормально. Глядя со стороны на эту милую, улыбчивую, хозяйственную женщину, никто никогда не подумал бы, что она не в себе. Она вскипятила воду, заварила чай в фарфоровом красивом чайнике и поставила перед Оксаной чашку с блюдцем и вазочку с вареньем.
— Твое любимое, — улыбнулась Наталья.
— Абрикосовое? — тоже с улыбкой спросила Оксана.
— Да, деточка, осталась одна баночка, будто специально для тебя берегла. Жаль, Коленька не скоро вернется. Да ты пей чаёк, пей, не стесняйся.
Оксане было не по себе. Все упоминания матери о Николае снова и снова вызывали в ней неприятные воспоминания. Надо было как-то пробраться в гостиную и взглянуть на стену.
— Ой, теть Наташа, можно я руки помою? — нашлась Оксана.
— Деточка, да что ж ты спрашиваешь, будто не родная, — засмеялась хозяйка. — Конечно, иди. Где ванная, знаешь.
Оксана встала и вышла из кухни. Вымыв руки, она тщательно вытерли их полотенцем. В ванной тоже все чистенько, аккуратно, как и десять лет назад. Видимо, у Натальи сейчас единственное занятие — это наводить чистоту. Осторожно выглянув за дверь и убедившись, что хозяйки нет в коридоре, девушка крадучись, бесшумно подошла к гостиной. В комнате никого нет, обстановка тоже, как и тогда, когда Оксана часто бывала здесь: та же мебель, те же шторы, те же ковры. На стене тоже… Только вот ножа не было… Оксана подошла ближе и огляделась еще раз. Нет, все, как всегда, только нож исчез…
— Оксаночка, что ж ты тут делаешь? Я тебя жду, жду, а ты в комнату пошла, — раздался за ее спиной голос Натальи. — Чаёк же остывает.
Оксана оглянулась и встретилась взглядом с женщиной. В глазах той мелькнуло нечто такое, что заставило девушку вздрогнуть. Это был всего лишь миг, и снова женщина тепло и приветливо смотрела на гостью.
***
— Можно поинтересоваться, что ты ищешь? — спросил Федор, следуя за ведуньей в ту не облагороженную часть парка, в которой по идее должен был остаться прах Тимофея.
