– Как это… «научил»? Где?!
– Ну… – замялась подружка, – Он, иногда, заходит ко мне… – и, не удержавшись, похвасталась: – Мы даже целуемся!..
– Что?.. – потрясённая Лиса вытаращила глаза и невольно зажала рот ладошкой. – Целуетесь?!!
– …Целуемся, – виновато подтвердила Инка, но глаза у неё были вовсе не виноватые, а хитрые – мечтательно-мерцающие, с завораживающими акварельными переливами, словно залитые мёдом звёзды.
Чёрная пластинка кружится и монотонно покачивается. Из-за её гипнотического покачивания и вызванного им оцепенения, Лисе никак не хватает смелости спросить – кто из гостей включил проигрыватель без разрешения? Впрочем, ей заранее ясно, что «оскорблённая» Инка тут же возмутится. И даже известно, что она при этом скажет: «Тебе что, жалко, да?»
Не жалко. Конечно же, не жалко! Но всё же… Вон, у Инки, себя так вольготно не поведёшь! Она же первая не позволит! А тут, получается, всё можно! Но гости, даже если они непрошенные – дело святое. Для них – всё самое лучшее. И Лиса, не колеблясь, достала из серванта предмет нешуточной семейной гордости – красивые чайные чашки. Лёгкие, широкие, с изящными ручками и неброским, но приятным рисунком на крутых боках. Фарфор тонкий, почти как яичная скорлупа. Достала и расставила на столе.
Шесть чашек, и каждая – на красивом тоненьком блюдечке.
– Зачем шесть чашек? – иронично сощурилась Инка.
– Ну… – растерялась Лиса, – сколько есть… – и, виновато пожав плечами, попросила: – Ин, поставь, пожалуйста, лишние на место. Что-то я и в самом деле перестаралась… – и снова тревожно взглянула на часы.
Время стремительно уходило.
На кухне всё было без изменений.
Вода в чайнике едва прогрелась. Стыдно наливать толком не закипевшее, но, когда торопишься, и такая сойдёт! «Хорошо хоть, заварка в заварном чайнике свежая», – ещё раз мысленно отметила Лиса.
Ильгар сделал осторожный глоток, недоумённо заглянул в чашку с мутноватым полухолодным чаем и, после секундной паузы, восторженно заявил:
– О-о-о-о! Потрясающе! Я как раз такой и люблю!
Инка же, переглянувшись с Ромкой, чутко уловила сомнение во взгляде своего кавалера и словно с цепи сорвалась.
– Бурдой поишь? – налетела она на подругу. – Ты что? Гостей принимать не умеешь?
– …Я спешу! – покраснела Лиса.
У неё никогда не получалось скрыть испытываемую неловкость, быть невозмутимой. Да и гостям, таким радостным, ни за что не понять её тревоги. Но потом… Потом Ильгар сказал что-то очень смешное, потом ещё и ещё… и, так без остановки.
Обстановка разрядилась.
Новые знакомые ошеломили и заразили своим весельем, заворожили. Отсмеявшись, Лиса в изнеможении откинулась на спинку дивана, машинально посмотрела на часы и опешила. Она пропустила свидание! В момент, как будто её и не было, с губ слетела улыбка. Саша уже больше часа ждёт её… О нём невозможно было забыть! Невозможно! Но она – забыла ! Помутнение рассудка, не иначе…
Лиса замельтешила, заволновалась, принялась метаться по квартире, хватаясь за всё подряд и суетливо наводя порядок. Потом выскочила в коридор и начала судорожно одеваться для выхода на улицу.
Гости ничего не понимали.
– Мне уже давно надо было уходить! – в отчаянии кричала Лиса. – Давно! Это всё вы! Это всё из-за вас! Всё из-за тебя, Инна!
В глазах подруги зажглась и тут же погасла довольная искорка. Инка опять была невозмутима.
– Ну, раз нас выгоняют, пойдемте, мальчики… – вздохнула она и, горестно поджав губы, принялась медленно, очень медленно собрать свои вещи.
Ключ уже давно торчал в наружном замке, а Лиса стояла у открытой нараспашку входной двери, нервничала и хмурила брови. Как только все вышли, она тут же хлопнула дверью и помчалась вниз.
Впереди всех!
– Может, мы тебя проводим? – послышалось сверху.
– Нет!!!
– Она ненормальная что ли? – спросил кто-то из парней.
– А ты что, сам не видишь? – ответила вопросом на вопрос Инка.
Боль не видна. Она осязаема. И, словно тугая шёлковая удавка, душат слёзы. «Сашечка, миленький Сашечка, дождись меня!.. Только дождись!»
…
Никого…
Сколько она так простояла? Пожалуй, целую вечность.
Смеркалось. Нудно шумело в голове, взгляд туманили подступающие слёзы. Лису охватило тупое всепоглощающее безразличие. Хотелось лечь на ближайший газон и, проплакавшись на его изумрудной зелени, перестать дышать.
Безразличие – это когда тебе всё равно, что вокруг происходит. Хоть потоп.
Лиса вздохнула, окинула взглядом растворяющиеся в сумерках силуэты многоэтажек, и нехотя побрела домой, но вдруг вспомнила, что там, дома, остались следы недавнего чаепития. Охваченная тревожными предчувствиями, она ускорила шаг, потом побежала. Всё быстрее и быстрее.
«Не успеваю!. Не успеваю!!!» – стучало в висках.
В ответ на красноречивый взгляд папы, заставшего её за мытьём посуды, она залилась краской и, запинаясь, пояснила:
– У меня были гости… – и потупилась.
Больше сказать было нечего.
Папа только вздохнул. Расстроено покачивая головой, он некоторое время наблюдал за ней, а затем взял под локоть и повёл в свою комнату, и там, так же молча, показал на раздавленное на полу чайное блюдечко и лежащее рядом с ним бра. Как и когда они там оказались, Лиса понятия не имела, но поспешно наклонилась за отчего-то уцелевшим бра и пыталась вернуть его на стену.
Безрезультатно. Ввёрнутый в стену шуруп был вырван «с мясом».
Отчаявшись, Лиса эмоционально пристроила непослушное бра и осколки блюдца и на отцовский диван и, избегая встречаться с папой взглядом, словно нашкодивший кот удрала к себе.
Чувствовала она себя отвратительно.* * *
Саша больше не позвонил.
Ну, а печаль безутешная… Куда же без неё?
Это такая тихая часть нас самих.
Глава 10 Коварный план
Азербайджанская ССР, г. Баку. Март 1988 года, суббота, квартира Ходжаевых
– Он тебе нравится?
В ответ – потупленный взгляд и молчание.
– Нравится?.. – не унималась подруга.
– Да…
– Очень?
– Очень…
– Зачем тогда его отдаёшь? Кто она такая, чтобы получить всё и сразу? Чтобы получить твоё?
– Понимаешь, у нас не принято, чтобы женщина решала… Если позовёт, ни секунды не буду раздумывать! Позовёт – в пропасть за ним прыгну! Но… Он на меня даже не смотрит. Я для него никто – маленькая девочка. Он меня в упор не видит!
– Дура ты, Анаидка! – вздохнув, подытожила Юлька. – Дура и есть! Битый час с тобой бьёмся, и всё без толку!
– И в самом деле, Анаида, за свою любовь надо бороться, – поддержала подругу Инка. – Если мужику оставить возможность выбора – он тут же убежит к другой!
Для семнадцатилетней девицы это было более чем продвинутое заявление. Неудивительно, что подруги изумлённо вытаращили глаза, но Инку это не смутило:
– Это мама так говорит! И, знаете, девочки, по-моему, она права!!! Несчастье – это пущенное на самотёк счастье!!!
Мысль была новая, и подруги замолчали, переваривая услышанное.
Первой опомнилась Юлька.
– Ты, Анаидка, главное, не сдавайся! – поддержала она подругу. – Кто там, говоришь, твоя соперница?.. Не знаешь?.. А брат у тебя на что?.. Друг он твоему кавалеру или кто?.. Пусть расспросит – на кого там его товарищ запал? Чем больше узнаешь, тем легче будет план составлять!
– Какой план?.. – округлила глаза Анаида.
– Коварный! – усмехнулась Инка. – Против соперниц другие планы не действуют!
– Почему?..
– Потому что все соперницы – существа коварные, а коварство можно победить только ответным коварством! Поняла?!
– Не совсем… – смутилась Анаида. – Папа говорит, что побеждать надо честно…
– Нет, Анаидка, ты точно дура… – снова вздохнула Юлька. – Когда это женщинам мужские рецепты подходили? У мужиков своя жизнь, у нас – своя! Понятно?
– Не совсем…
– Что значит «не совсем»? Что тебе не ясно?
– Про «женские рецепты»… И вообще…
Юлька, поджав губы, сокрушенно покачала головой. Затем ещё раз вздохнула и, коротко взглянув на непонятливую подругу, решилась:
– Ты моего отца знаешь?
– Знаю… – растерялась Анаида.
Кто ж не знает Юлькиного отца? Та ещё фигура…
Говорили про него разное, но, чаще всего, про то, что он неисправимый бабник и «ходок». Значения последнего слова Анаида не знала, но подозревала, что это что-то очень неприличное, а про неприличное и говорить неприлично.
– И про то, что мы у него – вторая семья, тоже знаешь?..
– Знаю… – потупилась Анаида и покраснела.
– И как он на моей маме женился – слышала?
– Ну… Не совсем… – не призналась подруга, однако же слышавшая пару лет назад взрослый разговор про изнасилование и последовавшую за ним нежелательную беременность.
Юлькина мама, тогдашняя школьница, родила в результате этой истории нынешнюю школьницу – Юльку, а её папаша, чтобы не сесть в тюрьму, развёлся с первой женой и женился на беременной школьнице, теперь вошедшей в силу и державшей своего брутального супруга в ежовых рукавицах. Хотя, что ему те рукавицы? Его вздорного характера и дурацких привычек не смогли бы изменить ни испанские сапоги, ни даже прокрустово ложе.
