— О к... ком?
— О том чудовище, которому ты умудрилась дать имя.
Да кто бы говорил, про чудовищ.
— Мы с ним разговариваем! И дружим. Он мне очень помог в свое время. Когда, между прочим, кое-кто морозился, — возмущенно заметила я.
— А ты не думала, что все это для того, чтобы втереться к тебе в доверие?
Вот что за архимаг такой, а? Все изгадить надо. Не архимаг, а голубь просто какой-то. После прикорма.
— Нет. Не думала, — призналась честно. — И знаешь что, Валентайн? Мне надоело, что ты все делаешь за моей спиной. Самоустраняешься из моей жизни, самовключаешься, запрещаешь мне общаться с теми, кто может меня поддержать. В моей жизни не так много тех, с кем я нашла общий язык, и, может быть, тебе никто и не нужен, но мне нужны. Мне нужны люди — и не люди, я умею привязываться, и я умею любить. Но что самое главное, я этого не боюсь! Поэтому либо ты снимаешь барьер, или что ты там поставил, либо я снимаю квартиру! Или дом. Или что получится. Все!
Высказав ему все это, я вздохнула. Как, оказывается, здорово, когда все говоришь. Просто как пару гор с плеч скинула и еще с десяток валунов.
— Садись, Лена, — неожиданно произнес он.
— Нет. Спасибо. Мне достаточно твоего ответа: да или нет, и я пойду.
— Лена, садись. Поговорим.
Помимо таланта все изгадить и эффектных выходов, Валентайн Альгор еще обладал завидным упорством (или упрямством?), хотя скорее всего, и тем и другим, а я поняла, что у меня есть желание закрыть тему раз и навсегда, и закончить все здесь и сейчас. Поэтому села, взглянула на него в упор и приготовилась внимать.
Он опустился в кресло, из которого только что эффектно встал. Несмотря на то, что пришла весна, он по-прежнему ходил исключительно в черном и белом. То есть брюки — черные, белая рубашка, либо черные брюки, черная рубашка, жилет, запонки, поблескивающие платиной, либо такие же пуговицы — вот единственное украшение. Сегодняшний день исключением не стал, он был в черной рубашке и черных брюках. Зимой и летом одним цветом — это не про елку, это про Валентайна, но кто я такая, чтобы комментировать его одежду.
— Итак? — спросила я, потому что молчание слишком затянулось.
Он рассматривал меня, как мог бы рассматривать карту мира или Мертвых земель, или что там его еще интересует. Или откровенные фото, например. Потому что на карту мира все-таки не смотрят так. Глубоко. Скользя по ней взглядом от бровей к ресницам, от ресниц — к щекам, скулам и губам.
— Итак, я высказал тебе свои предположения про твоего Дракуленка.
— Давно ты о нем знаешь?
— Что?
— Давно ты о нем знаешь? — переспросила я. — Мне все время кажется, что мы с тобой ходим кругами по одним и тем же граблям. Сколько можно, Валентайн?
— Я тебя услышал, Лена.
— И что дальше? Услышал и забыл записать, как обычно? Что это изменит? — я подалась вперед. — Предположу, что ничего. У тебя свои тайны, которые ты носишь с собой, я о них узнаю постфактум. Потому что они перестают быть тайнами, потому что теряют свою актуальность для тебя, по какой-то еще причине, неважно. Ты просто решаешь мне их сообщить вот так, с королевского плеча.
— Лена.
— Что — Лена? Ну что — Лена?! — Я правда не собиралась, но эмоций во мне становилось все больше и больше, я разгоралась все сильнее и сильнее, как костер на сухих ветках эмоций. — Я не права? Я просто хотела, чтобы ты со мной говорил. Нормально. А не когда сочтешь нужным. Я не маленькая девочка, и не надо так ко мне относиться. Я вполне способна принять то, что со мной происходит, или может произойти…
— Тогда прими то, что я сказал. Призрачный мясник опасен. Эти существа всегда ведомы, и даже если он сейчас обладает относительной свободой воли, это не значит, что завтра ему не прикажут тебе навредить. Или убить.
Я прикрыла глаза.
— Завтра. А сегодня? Что в моем сегодня есть, Валентайн? Кроме опасности, знания того, что я — дичь для Адергайна, и переходящий приз, девочка из другого мира, черная страсть. Ты мной снова заинтересовался исключительно тогда, когда подумал, что у меня был секс. До этого я была тебе не нужна. Что это за извращенное чувство собственничества? Или что? Ты сам то хоть понимаешь, что это?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А его не было?
До меня даже не сразу дошло, о чем он спрашивает. А когда дошло, я поднялась. Все, что его интересует — это был ли у меня с кем-нибудь секс. И плевать на все то, о чем я говорила сейчас. Женщина же, а женщина для темного дракона нечто среднее между игрушкой и объектом сексуального желания.
— Прощай, Валентайн.
Я не успела дойти до двери: он оказался быстрее. Рывком притянул к себе, буквально впечатал в глыбу груди спиной.
— Ты — не черная страсть, Лена, — произнес он, накрыв мои ладони своими. — Ты сплошное, безграничное, бесконечное наваждение.
У-у-у-у, ненавижу его! Как же я его ненавижу!
— А ты мое бесконечное наказание! — вывернувшись из его рук, рявкнула я. — Не мог твой папа меня сразу себе забрать?! Если я ему так нужна?! А не вот это вот все!
Валентайн мгновенно изменился в лице.
— Поверь, в Мертвых землях тебе не понравится.
— А ты поверь, что я живой человек! Живой! Живая… да пофигу! — я махнула рукой, глубоко вздохнув. — Мне все равно, Валентайн. Мне уже все равно. Я ведь приходила к тебе тогда…
Почему-то особенно остро вспомнился момент в столовой, когда я пыталась сесть к нему на руки. Не просто пыталась. Села. И все, что за этим последовало. И мой танец. И то, что могло бы быть… и как я проснулась одна, а потом обнаружила голую Эстре в его комнате. И что? Побежала выяснять отношения?! Нет!
— Я не лезу в твою жизнь, Валентайн, — сказала, пытаясь вытряхнуть из себя остатки эмоций. — А ты не лезь в мою. Мы вроде как договорились, что никто никому ничего не должен…
— Мы ни о чем не договаривались.
Его правда.
— Именно. Мы даже не разговаривали. Это было ниже твоего достоинства — рассказать, с какого момента ты решил, что я мячик, которым можно играть в футбол! Так же, как и моими чувствами.
— Что такое футбол?
Р-р-р-р-р-р!
— А давай ты сам заглянешь в мой мир с помощью темной магии и узнаешь, что это?
— Я хочу, чтобы мне рассказала ты. Я хочу говорить с тобой.
— И давно? — как ни старалась я избавиться от эмоций, получилось ну очень саркастично. Да что говорить, после нашего уютного общения у меня опять внутри поднялись две магии и вступили в неравную схватку. По ощущениям. — Хотя можешь не отвечать. С той самой минуты, как почувствовал, что у меня был секс. Но если ты еще сейчас про него спросишь, я тебя…
Валентайн перехватил мои руки раньше, чем я успела обрисовать, что я с ним сделаю. Правда, сомневаюсь, что мне бы позволили осуществить хотя бы малейшую часть из того, что пришло мне в голову, но какая разница.
— Лена, у меня никогда и ни с кем не было отношений.
— А я тут при чем?
— При том, что я не могу быть с тобой. И не быть не могу тоже.
Обычно от его ладоней исходил холод, но сейчас было тепло. Обманчивое тепло, к которому я уже однажды потянулась, хотя… какое тепло?
— Супер, — сказала я. — Очень печально. Но мне от этого ни горячо, ни холодно.
Хотя иногда очень даже горячо и холодно, но это лишняя информация. Не для его ушей.
— Моя сила возрастает. С тех пор, как появилась ты. Чем ближе мы с тобой. После той ночи, — он сделал паузу, — тьмы во мне стало еще больше. Я приближаюсь к тому, чтобы стать темным, полностью темным. И я очень четко уловил момент, когда был всплеск. В ту праздничную ночь. Чем ближе я становлюсь к тебе, тем сильнее во мне магия отца. Тем быстрее я стану тем, кем быть не хочу. Пока во мне есть хоть что-то человеческое, я могу чувствовать так. Потом не станет даже этого.
— С Эстре твоя сила не возрастает, — хмыкнула я. — Вот и развлекайся с ней.
Может, это было несправедливо. Или нечестно. Может, и то и другое — но разве честно было выгонять меня из своей жизни молча, как сделал он? Неужели нельзя было все рассказать сразу? Я что, не поняла бы?
