Расстроенная, я довольно равнодушно пялилась на древнее здание, пока сенс ощупывал и осматривал каждый камень розоватой стены. Наконец ученый обратил ко мне счастливое лицо:
— Джоан, вы знаете, почему лаверэльцы — великие зодчие? Дело в том, что они не спорят с природой. Не стараются ее превзойти. Посмотрите: эта ратуша… Она просто часть пейзажа. Ратуша, и небо, в которое упирается шпиль, и голуби, которые кружат вокруг, и мелодия башен и окон, — все это части единого целого. Ах, как нам этого не хватает! На Земле даже в старину так не строили, что уж говорить о нынешних небоскребах…
Появление Нолколеды и Сэфа верхом на новом коне изумительной шоколадной масти с редкими сиреневыми пятнами на ногах прервало нашу экскурсию. Оказалось, этот красавец обошелся нашим друзьям очень дешево: всего пять доранов. «Неброская масть», — пояснил свою удачу Сэф.
Еще двое суток пути — и вот наконец впереди раскинулось озеро Пешер, широкий разлив реки Фулгуран, берущей начало в верхнем течении Рабуса. День был пасмурный и дождливый, озерная вода неприветливо бурлила, меняя свой цвет от серого до черного.
На заставе нас встретили пограничники. Хмурый офицер в расстегнутом мундире вскользь просмотрел наши подорожные.
— Как служба, чинквин, граница на замке? — осведомился Сэф.
«Чинквин» был одним из нижних офицерских чинов, вроде нашего капитана.
— У нас все спокойно, монгарс, — зевая, ответил тот. — На диком берегу иногда стреляют, но сюда не лезут.
— Говорят, молодой принц недавно пересек границу?
— Да, было дело. Еще до праздника Цветения. Месяц Вишни только начинался.
— Какая точность, чинквин!
— Благодарю, монгарс.
Пожилой чинквин не расслышал иронии в словах Сэфа. Впрочем, в Лаверэле такая датировка действительно была очень точной. Размеренный образ жизни позволял лаверэльцам исчислять время выражениями «сразу после рассвета» или «незадолго до праздника Урожая».
Под моросящим дождем мы загнали лошадей на паром. Переправиться на другой берег стоило кувр с человека и кувр с коня. Чаня и Буррикот поехали бесплатно, за это паромщик взял с нас слово, что мы помолимся за него в Священной роще. Дул холодный ветер. Я переоделась в кожаные брюки и вязаную тунику до колен, остальные тоже достали теплые вещи. Паром сильно качало. Настроение было тревожное — то ли из-за погоды, то ли от приближения незнакомого берега. Мы плыли почти целый день. Когда стемнело, из-за туч не выглянуло ни одно из многочисленных светил. А потом послышались выстрелы — частые и оглушительные, как будто стреляли у нас над ухом.
— Маландрины, — невозмутимо заметил паромщик.
Мы переглянулись. Похоже, наши приключения только начинались…
4. Страшная находка
— Итак, друзья мои, мы высадились чуть южнее истока реки Бло. По этой дороге мы доберемся до моста и переправимся на северный берег. На той стороне должна быть дорога, ведущая в Обриен. — Сенс Зилезан, нацепив очки, бережно расстелил на пеньке потрепанную карту Диких земель. — Правда, за точность этих сведений я не ручаюсь. Карте лет триста, — добавил он. — С тех пор никто из ученых не удосужился внести в нее уточнения. Надеюсь, мне удастся…
— Сенс Зилезан, нам предстоит решать другие задачи, — прервала его Нолколеда. — Меня больше интересует, как мы будем искать принца.
— Паромщик благополучно переправил посольство, — Сэф пожал плечами. — Значит, до Диких земель они добрались. И, разумеется, поехали по дороге — а как иначе? Значит, мы последуем за ними, а там будет видно.
Алый рассвет застал нас на берегу озера Пешер. День обещал быть жарким — кажется, в Лаверэль, наконец, пришло настоящее лето. Кругом было тихо, только пели на разные голоса лесные птицы и кричали над озером чайки-охотницы.
— Я бы искупался на дорожку, — сказал Бар. Он быстро скинул с себя одежду, оставшись в белых подштанниках до колен, и с разбегу нырнул в воду.
— Вода, наверное, холодная, — с сомнением произнес Сэф, потирая раненую руку. Я улыбнулась: Лаверэль не истребил в нем анапчанина, привыкшего к теплому Черному морю. Сама же я с завистью смотрела, как Бар, отфыркиваясь, как тюлень, аккуратными саженками меряет озеро. Чаня, с лаем побегав вдоль берега, тоже бросился в воду, поднимая тучу брызг. А! Была, не была! Я разделась до нижнего белья, которое вполне могло послужить купальным костюмом: в Лаверэле женщины носили удобные короткие штанишки и корсеты, не стесняющие дыхания. С удовольствием окунувшись, я увидела, что Сэф и Нолколеда последовали моему примеру. Коварно подкараулив Сэфа, я окатила его водой. Бедняга заорал так, что по лесу разнеслось многократное эхо.
— Ведешь себя, как малое дитя, — недовольно пробурчал Сэф. — К лицу ли это солидной даме за сорок…
— Что?! — я чуть не захлебнулась от возмущения.
— Эй, спокойно, спокойно! А что я такого сказал? Посчитай, сколько тебе должно быть по-лаверэльски?
Я перевернулась на спину и задумалась. В лаверэльском году было двести шестнадцать дней. По земному летоисчислению мне двадцать шесть — то есть около девяти тысяч четырехсот дней. Если поделить это на двести шестнадцать… Получается что-то около сорока трех. Действительно, вполне бальзаковский возраст!
Переодевшись после купания, я чувствовала себя на верху блаженства. Я уже привыкла к воздуху Лаверэля, от которого в первое время кружилась голова. Но что вода может быть такой — прозрачной, отражающей алое солнце, душистой и чуть сладковатой на вкус… Она без всякого мыла дочиста отмывала снаружи и изнутри.
Остальные тоже были довольны. Только Бар ворчал, потирая загривок:
— Исцарапал меня, паршивец.
Оказывается, Чаня не хотел плыть иначе, как на закорках у своего приятеля, и разодрал ему спину.
Дорога уводила нас все дальше от озера — вглубь леса, сухого и по-южному прозрачного. В воздухе звенели комариные стаи. Я думала, нам житья не будет от этих кровопийц, но земляне не понравились комарам на вкус. Интересно, обратил ли Бар на это внимание? Его, правда, комары тоже не кусали.
Зато лошадям приходилось нелегко. Благородные животные изо всех сил махали хвостами, чтобы избавить себя от напасти, и нервно ржали. Даже флегматичный Буррикот недовольно прядал ушами. Поэтому сначала мы не обратили внимание на странное поведение Карамэля, нового жеребца Сэфа. Он мотал головой все сильнее, норовя вырвать повод из рук. Потом ни с того ни с сего взвился на дыбы. Сэф пытался успокоить жеребца ласковыми словами, но от звуков его голоса Карамэль совсем обезумел. Он брыкнул задом и рухнул на дорогу, подминая под себя седока.
