Одиннадцатый провал: сибирское золото и тариф
Никогда никаких предостережений не раздавалось ни в обществе, ни в народе до 60-х годов; но когда увидали, что мы делаем займы за границей, то все невольно задали себе вопрос: куда же пропало наше сибирское золото? С того времени уже постоянно слышались во всех сословиях желания о возвышении тарифа, в силу чего был назначен в 1868 году тарифный пересмотр, который вовсе не удовлетворил патриотических ожиданий. Так себе и стали жить с 1868 года по настоящее время: пошлем целый караван овса или пшеницы и получим за него один вагон с модными товарами[ 18 ].
Двенадцатый провал: право проживать за границею
Никаких возражений на это до самого последнего времени не было слышно, вероятно потому, что число проживающих за границей по отношению к народонаселению России весьма незначительно, хотя в то же время вредное влияние, производимое проживанием вне своего дома, отражается огромною потерею монеты и накоплением внешних долгов.
Тринадцатый провал: пренебрежение к мысли князя Барятинского
Бедственное для России пренебрежение к мысли князя Барятинского, как равно и самая мысль, была известна весьма немногим, и потому печалование о невнимании к спасительному значению великой мысли не проникло в народное обсуждение.
Четырнадцатый провал: Дагестан, пермское и вологодское солеварение
Эти провалы ограничиваются только скорбью тех местностей, где они образовались. Дело это никого не беспокоит, оно не касается Европы и относится только до мужиков, потерявших свои заработки и лишившихся средств к жизни; следовательно, это малозначительное событие не входит в состав глубоких петербургских финансовых созерцаний и остается никем не замеченным.
Пятнадцатый провал: дезертирство купцов из своего сословия в чиновники и дворяне
Ни от кого не было слышно никаких возражений, и многим, может быть, покажется странным самое включение чрезмерных купеческих наград в число провалов. Включение это основано на том, что почти все купеческие конторы, по выходе хозяев их из своего сословия, провалились. От следующего, уже обнищавшего поколения постоянно слышатся горькие жалобы на ошибку и увлечение их отцов; такие примеры я имею в кругу моих родственников[ 19 ].
Вышеизложенные очертания корней и горечи последствий выясняют полное разрушение экономической силы от невнимания и пренебрежения к мыслям тех лиц, которые, видя близко народную жизнь во всей ее подробности, не раз заявляли все то, что для общей пользы нужно и что вредно. Вся беда в том, что наш либерализм, начавшийся с 60-х годов и заявивший себя разными преобразованиями, был не искренний, а ложный. Первая подкладка преобразований заключалась большею частью в служебной карьере тех лиц, которые сочиняли и проводили новые законопроекты. Вторая подкладка при утверждении законопроектов - желание пощеголять перед Европой появлением в России либеральных начал. При всем этом никто не давал себе труда вникнуть в народные потребности, и оттого новые правила и постановления сыпались на русскую жизнь, как хлопья снега, производя всеобщее угнетение. При этом нельзя отрицать того, что многие из лиц, подготовлявших преобразование, трудились, по их понятиям, добросовестно, желая всем добра, но вышло то, что все эти труженики усердно рыли ров для низвержения в него не только благосостояния, но даже и общественного порядка.
Не могу не заметить сам себе, что в экономических провалах, в нескольких местах, я повторяюсь в изложении причин и последствий, и это происходит оттого, что сжато и сокращенно (без повторений) мне писать некогда, за недостатком свободного времени, а потому я и остаюсь при том изложении, какое диктует мне внутренний голос. Всякий из нас знает, по опыту на самом себе, что внутренний голос многократно раздается внутри нас по тем предметам, которые внедрились в тоскующее сердце. Повторюсь еще раз: эти наболевшие предметы составляют в моем сердце самое горестное ощущение и выражаются в следующем: бедное и убогое денежное положение России, поверженной в невылазную трясину долгов; бедные крестьяне, в полинялых и дырявых ситцевых рубахах, лишенные сбыта льна и разоренные кабаками; бедные мелкопоместные помещики в количестве, конечно, более 50 тыс. семейств, лишенные крова и безбедного существования и не знающие, какая постигнет участь их бесприютных детей и т. д., и т. д.
Затем щемит сердце другая сторона медали: счастливая Америка, обирающая нас 50 лет за хлопок и вытянувшая из нас миллиарды; счастливая Германия, возвысившая свое политическое значение на счет упадка нашей политической силы;
счастливая Европа, высосавшая из нас всю старую монету времен Петра, Екатерины и Александра I и все сибирское золото и захватившая в залог, посредством закладных листов, многие русские земли! Не правда ли, есть отчего почувствовать нытье и тоску сердца и есть отчего подпасть под гнет невыразимого горя?
Вполне сознаю, что экономические провалы со всеми их подробностями не стоят, в смысле практической пользы, той одной строки, которая года три назад напечатана была (кажется, в "Современных известиях") и которая ясно и коротко определила, в чем кроется спасительное благоустройство русской жизни.
Статья эта задала себе вопрос: "Что нам нужно?" и ответила на него одною строкой: "Нужно хотя бы восьмушку Бисмарка".
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОВАЛЫ ПО ВОСПОМИНАНИЯМ С 1837 г. (ЗАКЛЮЧЕНИЕ)
Недели через три после напечатания "Экономических провалов" я приступил к прочтению их с самым напряженным вниманием. Мысли мои перенеслись в давно минувшее время, потом смешались с настоящими событиями и затем невольным образом устремились в будущую непроглядную даль. Из всего этого вышло целое наслоение критических взглядов на свой собственный труд: то обвинительных, то оправдательных, то отрицающих всякую надежду на выход из окружающих нас экономических затруднений, то имеющих слабое упование на освобождение русской жизни от накопившихся, в течение 50 лет бедственных угнетений.
Не скрою того, что написание "провалов" потребовало гораздо больших усилий, чем я предполагал, потому что мне не раз приходилось вытягивать из себя за 50 лет уснувшие воспоминания, и если читатели найдут мое повествование в некоторых местах довольно непоследовательным, то это едва ли можно отнести к прямой моей вине, потому что за давно прошедшим временем самые мысли и думы не могли быть стройными и поневоле являлись смешанно и сбивчиво.
Кроме того, в определении минувших действий властных лиц встречаются противоречия: одно и то же лицо то одобряется, то порицается, но в действительности это так и было, и избежать этого противоречия невозможно, не исказив верность современных взглядов и мнений, которые одобряли, например, сооружение железных дорог и порицали самый способ сооружения и делавшиеся для постройки заграничные займы. Точно так же, в знаменательное время уничтожения крепостной зависимости, в общих взглядах существовало полнейшее противоречие: все одобряли освобождение крестьян с землею, и в то же время все порицали равнодушие правительства к положению лично помещиков и угнетение землевладения уничтожением опекунских советов, без замены их новым кредитным учреждением с дешевым и доступным кредитом.
Вместо заключения представляю благосклонным читателям простой отчет в тех мыслях, которые роились у меня в голове после прочтения "Экономических провалов", излагая их совершенно в том порядке, в каком они появлялись в моем воображении, так что очерк мыслей составляет, так сказать, стенографию разговора, происходившего с самим собою, под диктовку внутреннего голоса. Вот первое наслоение мыслей.
После калейдоскопного появления в моем воображении бывших событий, после неясных и смешанных воспоминаний, сам не знаю почему, по прочтении "Экономических провалов", я остановился на слове: безумный! безумный! Затем из этого слова стало развиваться дальнейшее мышление. Зачем ты, безумный, наделал себе изданием в печать "провалов" огромную массу врагов? Вникни.
Затронув интересы бумагопрядильных и ткацких фабрикантов (провал третий), ты образуешь в них враждебное настроение.
Говоря о повороте чайной торговли на Кяхту для оживления Сибирского тракта и для уменьшения выпуска монеты за границу, затрагиваешь (провал четвертый) интересы всех чайных торговцев, основавших свою деятельность на распродаже чаев, привозимых из-за границы.
Выясняя вредоносность Главного общества железных дорог (провал пятый), задеваешь учреждение, имеющее почти полугосударственное значение.
Выводя наружу причину всех бедствий, созданных фирмою они, забываешь, что значение этой фирмы непомерно сильно: к ней принадлежит множество влиятельных лиц, и ее принципы укоренились не только в мыслях этих лиц, но даже вошли в штукатурку тех присутственных кабинетов, где заседают члены могущественной фирмы они. Подумал ли ты, безрассудный, о том, какая нужна вентиляция, чтобы освежить и проветрить штукатурку?
