– У тебя рожа, Лосев, словно ты труп расчленил и по городу таскаешь! Чего тебя в прокуратуру занесло?
– Я к Гаеву приходил, – выдавил Федор, стараясь не принимать близко к сердцу шутку про расчлененный труп. – По делу об убийстве моего друга.
– Вон что… – посерьезнел постовой. – Ну, бывает, брат… Мужайся.
Выйдя на улицу, Лосев постоял в раздумьях возле газона, обрамлявшего здание прокуратуры, и нерешительно двинулся к площади, за которой было рукой подать до городского театра. Сейчас он вспомнил тот случай из далекого детства. Ему стало не по себе. С самого утра он разгуливал по городу с пакетом, в котором болталась отрезанная человеческая рука. Его запросто могут остановить и потребовать показать содержимое пакета, как это было только что! Что он скажет? Как объяснит происхождение мертвой кисти? Зачем он таскает ее по городу?
– Пес кровожадный! Людоед! – прозвенело в ушах.
Ноги путались и цеплялись за трещины мостовой. Голова гудела после кошмаров бессонной ночи. Он ничем не выдал вчера свой ужас перед Еленой. С нее довольно уже случившегося. Она заснула в объятиях Лосева, даже не подозревая, через какое новое испытание неведомым страхом прошел он только что…
Федор брел через площадь, не обращая внимания на сигналы светофора и даже не оборачиваясь на свирепо гудящие машины. Ему нужно было на работу. Юрик уже второй раз на этой злосчастной неделе отдувался без напарника. Но Лосев чувствовал, как плоская, металлическая стрелка невидимого компаса с дырочками, как на перфокарте, настойчиво указывает ему иной путь. Он уже почти пересек площадь, как вдруг развернулся и быстрым, уверенным шагом двинулся в обратном направлении.
Ему повезло: не прошло и минуты, как к остановке подкатил автобус с табличкой «Зеленый» на ветровом стекле. Лосев уже не колебался. Он прыгнул в автобус, кинув виновато-расстроенный взгляд на расплавленные полуденным солнцем крыши домов, за которыми виднелись серые шершавые колонны городского театра.
В фотостудии все было так же, как и в то фатальное воскресенье, события которого уже стала заслонять от Федора стена новых происшествий и потрясений. Лосев оглядел стол, где еще недавно шла его смертельная схватка с убийцей, опрокинул зачем-то на пол последний поддон с непросмотренными фотографиями и сел на корточки перед фототесаком, чертя в голове траектории невидимых движений – своих и противника. Потом исследовал пол вокруг стола, расчищая ступней пыльные квадраты линолеума, постоял в раздумьях у плоттера и наконец двинулся неспешно вдоль съемочного зала, повторяя свой первый маршрут. Теперь уже более внимательно он рассмотрел таинственную аппаратуру, назначение которой и сейчас оставалось ему неизвестным. Просунув голову между рабочей площадкой прибора и подвесным аппаратом, похожим на кухонную вытяжку, он обнаружил необычных размеров толстенную линзу, спрятанную под карнизом сооружения. Его голова напоминала ему сейчас простейший одноклеточный организм на стекле гигантского микроскопа неведомого исследователя. Федор просунул руку под «вытяжку», щелкнул пальцем по линзе, потом аккуратно вынул голову из пыльной пасти электронного зверя и, отступив на шаг, одобрительно кивнул:
– Будем считать, что это увеличитель для аналоговой печати.
Лосев включил юпитеры и постоял перед камерой, вспоминая, как пытался развеселить Елену, кривляясь и корча ей физиономии, затем провел ладонями по фонам и вновь остановился у двери в подсобку. Ключ на этот раз нашелся быстро, и Федор опять убедился, что назначение этой таинственной комнаты – приют бездомного или скрывающегося человека. Он поискал глазами вещи, которые смогли бы подробнее рассказать об обитателе этой конуры, но ничего не обнаружил, кроме уже знакомой ему старой футболки и потрепанного пособия для начинающего фотографа. Лосев повертел в руках книжицу в сломанном картонном переплете и открыл страницу, заложенную игральной картой. «Свет и цвет», – прочитал Федор название параграфа. На страничке, утыканной рисунками и диаграммами, чьей-то рукой был выделен целый абзац. На ярких разводах маркера чернели строчки: «Серый цвет является результатом смешения черного и белого цветов. В то же время обратное вычленение белого и черного из серого цвета невозможно. Серый цвет существует как самостоятельный цвет, не являясь наравне с черным и белым спектральным цветом. Известно более чем двенадцать понтонных оттенков серого цвета». Федор захлопнул учебник, бросил его на раскладушку и вдруг повторил вслух:
– «ОБРАТНОЕ ВЫЧЛЕНЕНИЕ БЕЛОГО И ЧЕРНОГО ИЗ СЕРОГО ЦВЕТА НЕВОЗМОЖНО».
Он вдруг усмехнулся: буквально об этом же самом он размышлял в субботу, когда ехал в автобусе с Еленой.
«Верно! Моя жизнь – серый цвет. Она сочетание в равных пропорциях черного и белого цветов. А выделение из нее черного и белого как отдельных цветов невозможно. – И он опять усмехнулся: – А хотелось бы оставить только белый!»
Завершая визит, который теперь казался ему бессмысленным, Федор зашвырнул пакет с его жутким содержимым в дальний угол зала, выключил свет в мастерской и в подсобке, поправил защитные шторы и по широкой солнечной полосе, прочерченной из приоткрытой входной двери в самое сердце студии, стал пробираться к выходу. На пороге он задержался, что-то соображая и вглядываясь в черноту мастерской. Потом быстро вернулся внутрь и снял со стены фотографию – ту самую, которую сделал Камолов в их первый с Еленой визит в студию.
Трясясь в автобусе, теперь уже навсегда уносившем его из «картофельного» района, от погасшей и запертой несчастливой фотостудии, Лосев то и дело поглядывал на украденный снимок. На него с любовью смотрели две пары счастливых глаз. Он и Елена смущенно улыбались в кадре чему-то новому и прекрасному, что отныне так прочно связало их жизни.
И Лосев улыбался сейчас в ответ этим двум парам глаз, прислонившись виском к поцарапанному автобусному стеклу.
Неожиданно улыбка сползла с его лица, и он, отлепившись от горячего окна, с напряженным вниманием поднес фотографию к самому носу.
– Этого не может быть!
Пассажир на соседнем сиденье вздрогнул, подозрительно посмотрел на Лосева и на всякий случай пересел на другое место.
Федор безжизненно опустил руку с фотографией и ехал в полной растерянности, уставившись в окно. Потом опять поднес ее к глазам.
– Гаев прав: я сумасшедший!
ГЛАВА 6
Игорь Валентинович Лобник считался ведущим специалистом Института оптической физики в области специальных проектов. Злые языки говорили, что все его «специальные проекты» не что иное, как мелкие подрядные услуги коммерческим организациям. Самым нашумевшим проектом Лобника считалась разработка и создание инфракрасного «подсматривающего» устройства для одной из контор, занимающихся частным сыском. Аппарат величиной с холодильник возили по всему городу в микроавтобусе, пристраивали рядом с окнами жилых домов и записывали на видео мерзкие по качеству и такие же по существу сцены и сюжеты, чтобы потом выгодно продать эту продукцию неверным женам и обманутым мужьям. Или – с тем же успехом – неверным мужьям и обманутым женам.
