– Скажите, Анатолий Николаевич, – спросил я Деменкова, – насколько глубоко эти кусочки проникли в рану? Не могли ли они попасть туда уже после травмы, скажем, при случайном загрязнении, перевозке?
Нейрохирург полностью исключил такую возможность.
– Дело в том, – пояснил он, – что частицы дерева проникли в кожу довольно глубоко, и даже когда мы, обрабатывая перелом кости, убирали мелкие осколки, по-моему, одна из них находилась между обломками. Геннадий Станиславович не даст мне соврать…
Второй хирург молча, в знак согласия, наклонив голову, подтвердил мнение Деменкова. Он хорошо рисует, и на листе бумаги довольно точно изобразил контуры раны и перелома. Пожалуй, все, что возможно, я узнал. В итоге мы пришли к единому мнению: Архипову был нанесен один сильный удар по голове каким-то деревянным предметом со сравнительно небольшой контактной поверхностью.
Забрав флакон, рентгенограммы, записи, я поблагодарил коллег за помощь и совет. В милиции меня уже ждал Бережной.
…Следователь задавал вопрос за вопросом. Я, как мог, отвечал на них, понимая всю сложность создавшегося положения. Парню был причинен тяжкий вред здоровью. Совершено серьезное преступление. Достав из кармана флакончик, я протянул его Бережному.
Он повертел его в руках и положил на стол.
– Н-да, – протянул следователь. – Вот задачка! Значит, деревянным предметом. А каким был этот предмет? – задал он вопрос в лоб.
– Сразу трудно сказать. Ну, скажем, палка, кол, да мало ли изделий из дерева. И еще одно предположение. Похоже, что этот таинственный предмет был из березы. Там на одной частице есть кусочки коры.
– Пошлем их на экспертизу, – решил Бережной, отправляя флакон в ящик стола. – А как вы считаете, доктор, после такой травмы Архипов мог передвигаться, совершать активные действия?
Ставя последний вопрос, следователь хотел знать, был ли удар нанесен в другом месте или непосредственно у колодца, где был обнаружен Валерий.
– При такой травме, а у Архипова врачи предполагают еще и ушиб мозга, вряд ли он был способен ходить. Разве что несколько метров…
Я взглянул на часы. Стрелка приближалась к восьми. Конечно, еще можно было успеть на последний автобус. Но что-то остановило меня. Может быть, взгляд Бережного, который оставался в таком случае один на один с нераскрытым преступлением?
– Остаюсь, – сказал я. – Вдруг завтра что-нибудь прояснится. – Потом добавил банальную, затасканную до дыр житейскую фразу: – Утро вечера мудренее, – и тут же устыдился ее.
Но Бережной, похоже, обрадовался. Хотя и не подал вида. Он позвонил в гостиницу, позаботился о моем ночлеге. А потом мы пошли ужинать в столовую, что была напротив милиции.
Когда утром следующего дня я вошел в кабинет Бережного, то увидел рядом с ним незнакомого пожилого мужчину. Он сидел за столом и что-то писал. Я взглянул на пепельницу, в ней лежало три свежих окурка. Бережной взглядом остановил меня, показав глазами на дверь. Мы вышли в коридор.
– Дело почти раскрыто, – неожиданно сказал следователь. – Мужчина, что сидит у меня в кабинете, – главный агроном совхоза «Первомайский», Крылов. Утверждает, что он вчера ночью ударил Архипова.
– Явка с повинной, – удивился я. – Видимо, совесть заела, вот сам и явился.
– Не совсем так, доктор, – прервал меня следователь. – Кстати, очень хорошо, что вы не уехали. Нам помощь эксперта еще потребуется.
Бережной рассказал следующее.
… Агроном понял, что теперь ему до утра уже не заснуть, и вышел на крыльцо. Уже совсем стемнело. Ночь выдалась беззвездная. В нескольких метрах от него гремела гитара и слышался нахальный смех. Он ничего не видел перед собой. Только впереди плясал огонек от прикуренной сигареты.
Он что-то крикнул. Так громко, что закололо в груди. И услышал после смеха еще и бранные слова. Они неслись в пожилого усталого человека пулеметной очередью и стали последней каплей, переполнившей чашу терпения. Нервы у Крылова не выдержали. Он шагнул с крыльца и, протянув в темноте руку к поленнице дров, схватил первое подвернувшееся под руку полено, тут же с силой бросил его навстречу мелькавшему огоньку, пению и брани.
– О дальнейшем ничего сказать не может, – Бережной помолчал. – Как бросил полено, так и ушел в дом. Потом выпил валерьянки, чтобы успокоиться и уснуть, а рано утром уехал в город по совхозным делам.
– Что же он, сам к вам пришел?
– Почти, – подтвердил Бережной. – Когда вчера поздно вечером Крылов вернулся из города, жена рассказала ему о случившемся. Он посидел, все обдумал, потом пошел к Филимонову. И вот теперь он здесь. Жаль Крылова, – Бережной развел руками. – Прекрасный человек, фронтовик, имеет награды… И этот нелепый случай.
– Вы верите ему? – спросил я.
Следователь промолчал. Я понял, что мой вопрос неуместен.
Часом позже мы опять выехали в совхоз. Крылов, сидевший рядом со мной, молча курил. Столь же нещадно дымил на переднем сиденье Бережной. Следователь решил непосредственно на месте проверить показания агронома.
Вскоре мы оказались у знакомого колодца. Прямо напротив него – дом Крылова под красной черепичной крышей. Стоит шагнуть с крыльца, протянуть руку в сторону, как она натыкается на поленницу аккуратно сложенных березовых дров. Поиск самого полена тоже не занял много времени. Приблизительная траектория броска была теперь известна. Несколько минут спустя проворный Филимонов обнаружил в густых зарослях черемухи злополучное полено.
У одного из концов его были заметны мелкие брызги крови и два прилипших белокурых волоса. Несколько дней спустя судебно-медицинская экспертиза установила, что кровь на полене идентична группе крови Валерия Архипова. Приставшие волосы, по заключению биологов, имели сходство с образцами волос головы потерпевшего. Теперь, после проведения всех необходимых судебно-медицинских исследований, следователь Василий Бережной был твердо уверен, что агроном Крылов сказал правду. Удара по голове не было – был бросок.
Результаты судебно-медицинской экспертизы не противоречили этому.
Есть у известного русского писателя Василия Макаровича Шукшина прекрасный рассказ «Думы». Сюжет его, вероятно, взят писателем из жизни. И насколько же точно фрагменты его перекликаются с той сложной, можно сказать, трагической ситуацией, в которую попал Игнат Борисович Крылов. Правда, у Архипова была гитара и магнитофон, а у героя Шукшина – Кольки Малышкина – гармонь.
«Уснут люди – он начинает… Заведется, паразит, с конца села и идет. Идет и играет. А гармонь у него какая-то особенная – орет. Не голосит – орет… Сам Колька Малышкин, губастый верзила, нахально смотрел маленькими глазами и заявлял:
– Имею право. За это никакой статьи нет.
Дом Матвея Рязанцева, здешнего председателя колхоза, стоял как раз на том месте, где Колька выходил из переулка и заворачивал в улицу. Получалось, что гармонь еще в переулке начинала орать, потом огибала дом, и еще долго ее было слышно. Как только она начинала звенеть в переулке, Матвей садился в кровати, спускал ноги на пол и говорил:
– Все: завтра исключу из колхоза. Придерусь к чему-нибудь и исключу…
И потом долго сидел после этого, думал… Гармонь уже уходила в улицу, и уж ее не слышно было, а он все сидел. Нашаривал рукой брюки на стуле, доставал из кармана папиросы, закуривал».
Встречаются в нашей профессии ситуации, когда поневоле начинаешь симпатизировать человеку, совершившему преступление. Правда, бывает это крайне редко и, конечно, никак не отражается на объективности экспертных заключений.
В рассказе все кончается благополучно. Председатель Матвей Рязанцев, когда Малышкин женится и перестает играть по ночам, даже скучает, считая, что в деревне стало «ужасно тихо». Иное в жизни. Мне довелось выступать в качестве эксперта в судебном заседании по обвинению агронома Крылова. В зале стояла гробовая тишина, когда этот пожилой человек рассказывал свою биографию. Потом суд заслушал потерпевшего – Валерия Архипова, к тому времени уже оправившегося от травмы и выписавшегося из больницы. Когда было предоставлено слово защите, адвокат в яркой и образной речи умело использовал рассказ Василия Шукшина. После этого, я думаю, нет нужды доказывать читателю, на чьей стороне были симпатии подавляющего большинства людей, присутствующих в зале.
Однако закон есть закон. И Игнат Борисович был осужден. Но когда я вспоминаю это необычное дело, мне становятся ближе не тонкости расследования и сложность экспертизы, а трагедия хорошего человека, оступившегося один-единственный раз в жизни.
Трагедия в Гремячьем
Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки.
Р. Гамзатов
Чума, сибирская язва, холера… Страшные болезни, известные с незапамятных времен, они сродни таким бедам и несчастьям, как продолжительная засуха, лесные пожары, землетрясение, смерч или цунами. И если слепые силы природы не поддаются управлению, то за вспышкой таких заболеваний, как правило, стоят грубейшие нарушения санитарного режима и элементарная человеческая беспечность.
