— И что же, неужто он первый раз в морду получил?
Толстяк поморщился.
— Здоровый он. И меч у него, как говорят, хороший. Никто не решался. А его от этого ещё сильней несёт. — На его губы выползла слабая усмешка. — Ты так бить научился явно не в те дни, когда по зову своей богини ухаживал за больными старухами и вдовами?
— Бурная молодость, — оскалился Халз. — И уж поверь, никто так не помогает вдовам, как я. Ты ведь тоже не в дороге такое пузо отъел?
— Нет, — вздохнул жрец Единого, — но из Ариланты пришло письмо, в котором вызывали всех, кто может, проповедовать против проклятых могильщиков. Вот меня в числе прочих и отправили.
— А против могильщиков нужно проповедовать? Их и так все терпеть не могут, вот хоть я.
Толстяк, который уже приложился к кружке, отмахнулся свободной рукой.
— Кто знает, кому они насолили, — проворчал он, напившись, — но письмо пришло, а с ним распоряжение выделить деньги на поход. Из Ариланты ни монеты лишней не прислали, только и знают, как что требовать, а помочь так нет, крутитесь сами.
— Обычно мы им деньги засылаем, а не они нам, — хмыкнул Халз. — Так у всех.
— Вот видишь, матриархист, у нас с тобой много общего. Предлагаю за это выпить.
Что-то ткнуло Греста в бок, и вор, который сидел ни жив, ни мёртв, вздрогнул от неожиданности.
— На пару слов, — сказал Велион, и в его голосе не слышалось ничего хорошего.
Они вышли на улицу. Дул паршивый холодный ветер, приносящий редкие снежинки, но до настоящего снегопада было ещё далеко. Велион направился в сторону выгребной ямы, и Грест поплёлся за ним. Едва они дошли, могильщик резко развернулся, схватил вора за грудки и встряхнул.
— Если ты, паскуда, ещё раз попробуешь выкинуть подобный фокус, — шипел Велион в лицо помертвервшему Гресту, — дальше пойдёшь один. Понял меня?
— Понял…
— Запомни то, что я тебе говорил, потому что больше я тебе это повторять не буду. Некоторые захотят тебя убить только за то, что ты могильщик. Не нужно создавать лишних проблем. Понял?
— П… понял…
— Надеюсь на это, — процедил могильщик и отпустил его.
Грест остался стоять на холодном ветру. На миг ему показалось, будто он и сам не прочь убить себя за то, чем занимается. Но монеты, которые лежали на дне его кармана, сразу притупили это чувство.
В конце концов, он же никого не убил. И даже не ограбил. По крайней мере, никого живого. И ограбленный не захочет сдать его ближайшему стражнику. Мертвецу не нужны те монеты, которые он забрал. Ни монеты, ни собранный хлам, что выкупил у него тот антиквар.
И всё равно было ему страшно.
***
Глейи что-то шептала ему на ухо. Её руки шарили по его груди, а он схватил её за упругий зад. Служанка оторвала губы от его уха и ловко вывернулась из неуклюжих пьяных объятий. Могильщик схватил её за талию, подтолкнул к кровати, усадил, задрал юбку.
— Стой, стой. Весь вечер никуда не торопился, а теперь что?
Она привстала с кровати и через голову сняла платье. У неё была прекрасная полная грудь и широкие бёдра. Велион многое отдал бы, чтобы переспать с такой женщиной…
Когда-то. До тех пор, пока не встретил Элаги.
Глейи совсем на неё не похожа. Её руки тоже тёплые, но почему они как будто не несут того тепла, что нужен ему?
Служанка не дала ему задуматься, как следует. Она сдёрнула с него куртку, рубашку. Штаны он, отбросив все мысли, снял сам. Всё-таки она была красивой женщиной, в его голове путалось, а плоть требовала своего.
Велион стиснул её груди, поцеловал. Шею, ухо, щёку, губы. Глейи хихикала и обнимала его. Её кожа была мягкой и тёплой, и в данный момент ему могло хватить и этого.
Глейи тихо застонала, когда он вошёл в неё, и снова хихикнула. Она была смешливой. Через какое-то время служанка всхлипнула и замерла. Велион приостановился спустя несколько секунд, поднялся с кровати, потянул её за собой и развернул задом.
К счастью, видение женщины, у которой отбирают ребёнка, пришло к нему, когда они уже лежали на кровати и пытались восстановить дыхание. Могильщик закрыл глаза, а когда это не помогло, прикрыл их руками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Тебе было хорошо? — спросила Глейи, привстав на локте.
— Да…
— Я живу тут с тех пор, как мужа на охоте задрал медведь. Приходи ко мне ночами, и я не возьму за постой ничего. Ну, — служанка хихикнула, — кроме того, что ты хочешь сам.
— Хорошо.
Видение исчезло, и Велион сел на кровати, глядя в темноту, которую едва рассеивал свет одной сальной свечи.
— Куда-то собрался?
— Я недостаточно пьян, чтобы уснуть.
— Иди. Всё равно опять до самого обеда спать будешь, а мне вставать с рассветом.
Могильщик натянул штаны и отправился в зал. Всё равно там никого не было.
Что необычно и странно, он не знал, будет ли приходить к Глейи. Её тепло он чувствовал ровно до того времени, пока его кожа касалась её кожи. А потом всё его тело вновь охватывал могильный холод.
***
Несмотря на приличную порцию выпитого, Гресту не спалось. Он дважды ходил отлить, но во второй раз просто постоял рядом с ночным горшком, тупо глядя в одну точку. Странное ощущение, снедающее буквально всю его суть, требовало куда-то идти. Словно оставаться на одном месте было просто смертельно опасно.
Грест ещё поворочался под одеялом, полежал с закрытыми глазами, но сон упорно не шёл. В конце концов, он поднялся с циновки и вышел в общий зал, где до сих пор сидел могильщик.
Велион был именно в том состоянии абсолютного опьянения — он сидел, уставившись в одну точку, и будто разговаривал с кем-то. Услышав Греста, он на миг поднял глаза, но почти сразу вновь уставился куда-то в стену. Кроме него в зале никого не было — избитого, завывающего и хнычущего сквозь сломанную челюсть жреца Единого увели под руки ещё до полуночи. Одним из тех, кто уводил, был тот самый Халз, и здоровяк даже не думал сопротивляться.
Воришка сел к Велиону и уставился на него. На предплечьях могильщика были отвратительные толстые шрамы, оставленные страшными ожогами. Ровно по перчатки. Значит, он получил их на могильнике? Скорее всего. Сколько подобных шрамов получит Грест? Насколько это было больно?
— Я не могу спать, — сказал воришка. — И мне страшно.
— Это нормально, — ответил Велион, даже не поднимая глаз. — Поначалу тяжелее всего. Это значит, ты стал могильщиком. Перчатки прокляли тебя.
Грест кашлянул. Он не ощущал на себе никакого проклятия. Просто ему было тревожно.
— Ты знаешь, как избавиться от этого ощущения?
— Конечно. Сходить на могильник. И продолжать ходить. Ещё и ещё.
— Тогда я перестану бояться?
Могильщик ухмыльнулся.
— Смотря о каком страхе ты говоришь. Если ты про тот случай со жрецами, это вообще не твоё дело. Ты просто ссыкло. А что касается походов на могильники… Думаю, бояться ты не перестанешь никогда. Я иногда тоже боюсь, и это абсолютно нормально. Но если будешь регулярно ходить на могильники, сможешь хотя бы спать.
— Ты поэтому пьёшь так много?
Велион какое-то время молчал, а потом, закрыв глаза, медленно проговорил:
— В том числе.
— Значит, завтра пойдёшь со мной?
— Я тебе что, нянька? Дорогу помнишь? Вот и иди сам. Рано или поздно наши дорожки разойдутся, Грест. Может, весной, а может, завтра.
— Разойдутся, — словно эхо, повторил Грест, и от этого ему стало ещё страшнее. — А что будет, если я не пойду завтра на могильник?
— Будет ещё хуже.
— Тогда пойду, — сказал Грест.
И от этих слов ему как будто полегчало.
Глава восьмая. Умирающий могильщик
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
За следующую неделю Грест ходил на могильник четыре раза. Дважды возвращался ни с чем, дважды — с добычей, за которую выручил три с четвертью гроша. Не бог весть какие деньги, но Велион как будто бы был доволен им, едва ворочая языком, говорил что-то про опыт и будущий куш, который рано или поздно бывшему воришке всё-таки удастся сорвать.
