Эти пространства произведены. На основе «сырья», то есть природы. Они – продукты деятельности, которая предполагает экономическую и техническую составляющую, но далеко выходит за их рамки: это политические продукты, стратегические пространства. Термин «стратегия» включает в себя разнообразные проекты и действия; в нем сочетаются мир и война, торговля оружием и методы сдерживания в случае кризиса, использование собственных ресурсов периферийных пространств и богатств, полученных из центров (промышленно развитых, урбанизированных, огосударствленных).
Пространство никогда не производится наподобие килограмма сахара или метра ткани. Тем более оно – не сумма мест и площадей этих продуктов: сахара, пшеницы, ткани, железа. Нет. Производится ли оно как надстройка? Нет. Скорее оно будет ее условием и результатом: государство и каждый из входящих в него институтов предполагают свое пространство и обустраивают его согласно своим требованиям. Следовательно, пространство не может служить априорным «условием» институтов и государства, которые его венчают. Производится ли оно как социальное отношение? Да, конечно, но социальное пространство, неотделимое, с одной стороны, от отношений собственности (в частности, собственности на землю) и связанное с производительными силами (которые обрабатывают эту землю, эту почву), с другой – со всей очевидностью многофункционально, обладает формальной и в то же время материальной «реальностью». Используемый, потребляемый продукт есть одновременно и средство производства; сети обменов, сырьевые и энергетические потоки обрабатывают пространство и обусловлены им. Этот способ производства, произведенный как таковой, нельзя отделить ни от производительных сил, технологий и знания, ни от разделения социального труда, которое его формирует, ни от природы, ни от государства и надстроек.
II. 3
Таким образом, понятие социального пространства расширяется и получает развитие. Оно внедряется в понятие производства и даже поглощает его, становясь, возможно, его основным содержанием. Оно порождает весьма специфический диалектический процесс, безусловно не отменяющий отношения «производство – потребление» применительно к вещам (имуществу, товарам, предметам обмена), но трансформирующий и обогащающий его. Просматривается единство между уровнями анализа, которые зачастую разделяют: производительными силами и их составляющими (природой, трудом, техникой, познанием), структурами (отношениями собственности) и надстройками (институциями и самим государством).
Сколько карт – в описательном (географическом) смысле – понадобится, чтобы исчерпать данное социальное пространство, закодировать и раскодировать все его смыслы и все его содержание? Вряд ли их можно сосчитать. Наоборот: здесь возникает неисчислимое, своего рода современная бесконечность, как в какой-нибудь картине Мондриана. Меняются не только коды (надписи, условности письма и чтения), но и сами объекты и цели, масштабы. Идея небольшого количества карт или одной-единственной главной карты может возникнуть лишь в научной дисциплине, существующей в полной изоляции.
К тому же сегодня сложно или невозможно нанести на карты очень важные данные. Кто, где, как и для чего собирает и обрабатывает информацию? Как, для кого функционирует «программное обеспечение»? Наших знаний хватает, чтобы заподозрить существование пространства информатики, но для того, чтобы его описать, а тем более познать, их недостаточно.
Нет одного социального пространства, есть несколько и даже бесконечное многообразие социальных пространств: термин «социальное пространство» отсылает к их неисчислимому множеству. Ни одно пространство в ходе роста или развития не исчезает. Всемирное не уничтожает локальное. И это не следствие, вытекающее из закона неравномерного развития, но самостоятельный закон. Импликация социальных пространств – закон. Каждое из них по отдельности – всего лишь абстракция. В качестве конкретных абстракций они «реально» существуют благодаря сетям и каналам, пучкам или пакетам связей. Например, сетям путей сообщения в мировом масштабе, сетям обменов или сетям информационным. Последние возникли недавно, но они отнюдь не списывают в социальное небытие прежние сети, накладывавшиеся друг на друга на протяжении веков, – сети различных рынков: местный рынок, рынок региональный, национальный, международный; товарный рынок, рынок средств и капиталов, рынок труда, рынок произведений, символов и знаков; и, наконец, последний из появившихся: рынок самих пространств. Каждый рынок складывался со временем в прочную и конкретную сеть: торговые точки, точки продаж для товарного обмена на торговых путях; банки и биржи ценных бумаг для банковской сети и оборота капиталов; биржи труда и т. д. Все это материализуется в соответствующих городских зданиях. Теперь социальное пространство и особенно пространство городское предстает перед нами во всей своей множественности, сопоставимой скорее с множественностью «слойки» (пирожного, именуемого «наполеон»), чем с гомогенно-изотропным (евклидово-декартовским) пространством в классической математике.
Социальные пространства проникают друг в друга и/или накладываются друг на друга. Это не вещи, которые отграничены одна от другой и сталкиваются по периметру или в результате инерции движения. Термины вроде «пласт» или «слой» не слишком удачны. Это скорее метафоры, чем понятия, они сближают пространство с вещами и рикошетом отсылают понятие пространства в сферу абстракции. В свою очередь, зримые границы (например, стены и вообще любые ограды) порождают иллюзию разграничения пространств, одновременно двойственных и следующих друг за другом. Пространство комнаты, дома, сада, отделенное от социального пространства заборами и стенами, знаками частной собственности, является тем не менее пространством социальным. Все эти пространства не являются также и пустой «средой», оболочкой, которую можно отделить от содержимого. Они произведены в ходе времени, различны, но неразделимы; их нельзя сопоставить ни с локальными пространствами некоторых астрономов (Хойл), ни с геологическими отложениями, хотя это метафора более точная, чем математическое сравнение. Может быть, стоит обратиться к гидродинамике? Принцип суперпозиции волн гласит, что важную роль играет масштаб, размер, ритм. Крупные волнения с мощным ритмом, высокие волны сталкиваются и противодействуют друг другу. Мелкие волнения проникают друг в друга; следовательно, любой социальный локус может быть понят лишь в его двоякой обусловленности: его влекут, несут, порой разбивают большие волны – те, что производят интерференции, – но мелкие волнения в сетях и каналах проходят сквозь него.
Остается понять, что же производит все эти разнообразные волнения, ритмы, частоты, что поддерживает их, сохраняя хрупкую иерархию большого и малого, стратегий и тактик, сетей и локусов. Кроме того, динамика жидкостей подсказывает нам метафору, которая на первый взгляд содержит в себе и анализ, и объяснение; выйдя за определенные рамки, этот анализ превратится в заблуждение. Можно, конечно, сравнивать между собой физические движения (волны, типы волн, связанные «кванты», то есть классификация излучений по длине волн), однако аналогия, задающая направление анализу, не должна подчинять себе теорию в целом. Она влечет за собой парадоксальное следствие: чем короче длина волны, тем больше относительный квант энергии, связанный с дискретным элементом. Можно ли обнаружить в социальном пространстве некий аналог этому закону физического пространства? Можно, если практическая и социальная «база» действительно обладает конкретным бытием, если в основании ответного насилия, волна которого вздымается на борьбу с тем или иным крупным стратегическим процессом, действительно лежит отдельный, локальный источник, энергия одного «элемента», элементарного «процесса».
Как бы то ни было, локусы в социальном пространстве, в отличие от локусов в пространстве-природе, не только сополагаются. Они пересекаются, сочетаются между собой и накладываются друг на друга, а иногда сталкиваются. Отсюда следует, что локальное («точечное», обусловленное той или иной «точкой») не исчезает, не поглощается региональным, национальным, даже всемирным. Национальное и региональное охватывают собой множество «локусов»; национальное пространство вбирает в себя регионы; мировое не только объемлет национальные пространства, но и вызывает их образование (вплоть до новых распоряжений) путем характерного дробления. Через эти пространства идут многообразные потоки. Начинает проявляться вся гиперсложность социального пространства: отдельные единицы и особенности, зоны относительной устойчивости, движения, течения и волны, проникающие друг в друга, противоборствующие и т. д.
