Я пояснил с некоторым смущением:
– Ах, леди Мисэлдон… на самом деле мы, мужчины, настолько страдаем от женского острого и все замечающего ума, вашей проницательности и полного понимания, что инстинктивно тянемся, как голодные овцы, к сочной траве, к таким вот чирикающим дурочкам!..
– Ваша светлость!
– С ними мы такие умные, – сообщил я правду, – такие значительные!.. А они смотрят на нас и восторгаются, восторгаются…
Она спросила в удивлении:
– И не надоедает?
Я помотал головой:
– А в этом мы, как женщины, такое не надоедает. Мы же самцы, мы рождены в жесточайшей конкуренции, когда триста миллионов сперматозоидов устремились наперегонки… ох, что это я, простите, у меня перед глазами государственные бумаги мельтешат с их закорючками, вот так заработался, представляете? О чем я вещал так умно, что сам не запомнил?
– О вашей чувствительности, – подсказала она несколько озабоченно, – и ранимости.
– Ага, мы такие, – согласился я. – Эльфийки дуры, они всем восхищаются! Даже нечаянно пукнешь при ней, она в восторге и спрашивает, как это сумел, а при вас, ледях, осмелься только!
Леди Мисэлдон сказала отважно:
– Попробуйте! Увидите, в обморок не упаду. Ну, разве что веером…
– Не рискну, – ответил я. – Кроме того, со мной такого не случается, это я просто для наглядности. Я вообще в отхожее место не хожу, у меня же титул!.. Потому, леди Мисэлдон, дуры в конкурентной борьбе получают преимущество. Кроме того, такие вот особые женщины должны быть под рукой, чтобы не заморачиваться мыслями еще и на эту тему, как и что, ну вы понимаете. А то надо соседям войну священную и справедливую объявлять, а у меня думы о том, как затащить такую-то леди в темный угол и задрать ей платье! Это нехорошо, нерационально. А эта вот пигалица не только всегда при мне, но еще и эльфийка, что весьма даже как бы к месту.
Она округлила глаза:
– Чем же? Такая мелкая…
– Зато ей не нужно давать за такие услуги поместья, – объяснил я, – титул графини или баронессы… Эльфийки такое даже не просят. Я вообще не понимаю, почему прачке достаточно бросить серебряную монету, а виконтессе надо дарить по меньшей мере поместье?
Она сказала с апломбом:
– Ваша светлость, но неужели не видите разницы?
Я спросил с любопытством:
– А в чем она? Помимо обертки?
Она вздохнула:
– Ах, ваша светлость… да, вы правы, конфета одинакова в любой обертке, но само осознание, что вот это простая обертка, а вот эта стоит дороже самой конфеты… разве не увеличивает ее ценность?
Я посмотрел на нее с любопытством.
– Леди Мисэлдон, а вы очень неглупая женщина, не сочтите это за упрек или умаление ваших достоинств. Вы хорошо заметили и оттенили интересный момент, из-за чего обычно пренебрегают прачками и вздыхают по графиням. Это как на охоте, где ценнее всего догнать и завалить самую быструю и трудную дичь… И хотя выращенный дома барашек куда нежнее и вкуснее, но с каким азартом сдираем шкуру с убитого оленя, жарим его худое жилистое мясо, жрем и хвалим, даже если кусок в горло не лезет!
Она слушала внимательно, а когда убедилась, что не возражаю, а поддакиваю, чарующе улыбнулась.
– Спасибо за понимание, ваша светлость.
– Это вам спасибо, – воскликнул я. – Это бывает очень важно – дать точное определение. Да-да, вы все сказали точно. Однако…
– Что, ваша светлость?
Я вздохнул.
– Беда в том, что будь я виконтом, мне очень лестно было бы завалить баронессу или графиню, а герцогиню… так вааще!.. Но, увы, для майордома, эцгерцога и ландесфюрста Варт Генца не такая уж и большая разница между графиней и прачкой. А когда конфеты одинаковы, зачем платить больше?
Она надула губы, нахмурилась, я думал, обидится и уйдет, однако ее лицо вдруг озарилось озорной улыбкой, а глаза блеснули вызовом.
– Тогда, ваша светлость, – сказала она ехидно, – бедной простой графине будет лестно завалить самого ландесфюрста Варт Генца!
Я малость опешил, все-таки молодец, нашлась, развел руками и промямлил:
– Ну, разве что расплатитесь с ним чем-то особым… ибо титулов у него хоть анусом кушай, имений тоже не счесть…
Она засмеялась.
– Это я как раз имела в виду. Кроме того, ваша светлость, вы не учитываете такой пустячок…
– Леди?
– Есть женщины, – сказала она, – которые… учтите, я не указываю на себя пальцем вот так прямо, хотя вообще-то указываю, у которых и титулы, и земли, и состояние. С ними не надо расплачиваться ничем таким, что вы так цените…
Я ответил твердо:
– Все имения – государственное состояние! Король ими только распоряжается, да и то временно, так что раздавать – это разбазаривать. Иначе – казнокрадство. Кроме того, леди…
– Ваша светлость?
– Такой момент, – сказал я, – вот у вас все есть, вам ничего не надо. А вы точно знаете, что ничего не понадобится вашему брату, двоюродному дяде, племяннику?
Она задумалась, потом озорно улыбнулась, на щеках появились великолепные ямочки.
– Ваша светлость, – проговорила она хитренько, – и все-таки мне кажется, мы сторгуемся!
Я поклонился:
– Леди Мисэлдон…
Она в ответ церемонно присела:
– Сэр Ричард…
И мы разошлись, весьма довольные собой, вот какие мы умные и в то же время прикидывающие, а нигде ли не прокололись, не поймают ли нас на слове…
У моего кабинета, совсем недавно он принадлежал королю Фальстронгу, дежурят слуги, целый ворох ярких цветных одежд, вдруг да начну посылать с поручениями, но только я опустился за стол, как вошел сэр Клифтон, строгий и торжественный, поклонился кротко и сдержанно и замер.
Я заметил, что в его черной, как воронье крыло, одежде прибавилось золота, но пока что не так уж, как во времена короля Фальстронга, хотя эта мелочишка говорит о многом.
– Сэр Клифтон, – сказал я, не поднимая головы.
– Ваша светлость, – ответил он нейтрально-почтительно.
– Что там?
– Лорды рассаживаются в парадном зале, – доложил он.
– Главные буяны прибыли?
– Хродульф Горный уже в зале. Леофриг Лесной разговаривает со своими сторонниками в коридоре, Хенгест Еафор прибыл, но держится во дворе со своей дружиной. За ним уже послали.
– А Меревальд Заозерный?
– Этот никуда и не выезжал, – ответил он. – Его дом на той стороне площади. Будет с минуты на минуту. Тоже с телохранителями, как и все.
– И как… не дерутся?
– Нет, хотя каждый постоянно окружен охраной из знатнейших рыцарей. И друг к другу не приближаются.
– Хорошо, – сказал я. – Тогда и я готов.
Он выпрямился, ждал, ровный, как столб. Я обернулся к Бобику, что лежит на спине посреди комнаты и лениво ловит всеми четырьмя край шарфика, которым его дразнит Изаэль.
– Вы мне тут дворец не спалите, – сказал внушительно. – Бобик, охраняй это существо с крылышками… Есть у нее крылышки, есть! Только она их нагло прячет. Я скоро вернусь. Ну, по возможности скоро.
В зале зажжены все люстры, воздух теплый, с запахом душистого ладана, я ощутил его еще в коридоре, а здесь он пропитывает даже одежду.
Далеко впереди церемониймейстер прокричал торжественно и с подъемом:
– Его светлость сэр Ричард, ландесфюрст Варт Генца!
Я вышел из бокового прохода, в зале начали подниматься. Я на ходу вскинул руку и, пройдя на помост к тронному креслу, повернулся ко всем лицом и сказал громко:
– Не вставайте, не вставайте!.. Я не король Варт Генца и, скажу сразу, никогда им не стану. Я прибыл только как ваш сосед, чтобы помочь вам справиться с обрушившимися бедами… что и надеюсь сделать. Сядьте, прошу вас! Все сядьте… Вот так, спасибо…
Они опускались обратно в кресла, на стулья и лавки, на лицах тревога и заинтересованность, а я выждал, когда утихнет шум, сказал почтительно:
– Позвольте, я буду говорить стоя, ибо я не король, а настоящие хозяева королевства – вы!.. А я лишь ваш сосед. И отношусь к вам с наибольшим уважением, что и выказываю со всем почтением. Итак, друзья мои!.. Горько мне было услышать о гражданской войне, потому что я давно сроднился со всеми вами: сперва через умного и благородного короля Фальстронга, отмеченного всеми доблестями, какими только может быть наделен человек, затем с его полководцами и, наконец, даже с простыми воинами, с которыми бок о бок переходил в ночи пограничную с Турнедо реку и поднимался на стену вражеской крепости!.. Я люблю ваш народ, потому что мне очень повезло: я встречался только с лучшими… то ли в самом деле вартгенцы все такие, то ли всякий раз так дико везло, но я счастлив, что ел с вами из одного котла!
Их угрюмые лица светлеют на глазах, спины выпрямляются, а кто-то закричал от избытка чувств:
– Слава Ричарду!
Несколько голосов тут же подхватили:
– Слава Завоевателю!
– Да здравствует!
– Прими корону, Ричард!
– Ричард, Ричард!
Я переждал, крики начали затихать, заговорил снова:
– Теперь о короне. О том, чтобы я ее принял, повторю еще раз: об этом не может быть и речи! Я не хочу нарушать исконные права вартгенцев. Но чтобы помочь в меру своих сил, чтобы утихомирить, а то и вовсе прекратить досадные распри, я готов принять некоторую исполнительную и законодательную власть в королевстве…
