В конце концов его испуг перестал забавлять, я же человек жалостливый, муравья не могу задавить, подозвал его кивком.
Он приблизился, поклонился.
– Ваша светлость…
– Святой отец, – сказал я благочестиво, – я надеюсь, что церкви и монастыри получат дополнительный толчок сзади, чтобы усилить, повысить их во славу Господа!
Он перекрестился.
– Мы за это молимся, ваша светлость.
– Все будет, – пообещал я. – Я вот только что подписал декрет об освобождении монастырей и церквей от любых местных налогов и податей…
– Ваша светлость…
– …с условием, – договорил я, – при монастырях будут создаваться не только школы, но и типографии. Подробности, как их организовать и как с ними работать, – у отца Дитриха, Великого Инквизитора и прелата Ватикана.
Он сказал торопливо:
– Мы уже слышали, ждем чертежей.
– А мастеровых?
Он сказал смиренно:
– Они у нас не хуже.
– Отец Бальдиарий, – спросил я. – Какие-то еще будут просьбы, замечания?
Он поклонился, отступил к двери.
– Нет-нет, ваша светлость! Вы и так сделали невероятно много… Я только хотел спросить, будете ли вы присутствовать на открытии новой церкви, что мы открываем в Щучьем квартале города?.. Или у вас будут какие-то помехи…
Мне почудилось, что в его мягком голосе впервые проскользнула стальная нотка, напоминая, что церковь – это стальной кулак в бархатной перчатке.
Я указал глазами в сторону Изаэли. Она уловила мой взгляд и сразу присмирела, а ее испуг и боязнь пошевелиться хорошо истолковываются как христианское смирение.
– Это существо… – сказал я тем же деловито-благочестивым тоном, – гм… его можно назвать, как это ни странно прозвучит, блюстителем моей нравственности. По извечной слабости, что досталась нам от Евы, и непотребному влечению, что у нас от ее сына Каина, я мог бы погрязнуть в непотребных женщинах, их же как воробьев по дороге!
Он произнес сокрушенно:
– Истинны слова, слаб человек…
– Так вот я, – пояснил я, – чтобы не грешить так уж по слабости души и тела, эту штуку вожу с собой. Ест мало, капризов нет, такую даже в сумке можно носить.
Он вздохнул, перекрестил меня, подумал, перекрестил еще раз, но лицо оставалось скорбным.
– Меньшим грехом не допускать большего, – проговорил он с сомнением, – это тоже приемлемый путь для тех, кто не может удержаться вовсе. Но только, сын мой, она ж не человек, а не еще больший грех вот так с нею?
Я помотал головой.
– Святой отец, но не скотоложство же это?.. Она ж так чиста и невинна, что просто птичка божья, а не ишак или коза, как было в Содоме. Я скорее склоняюсь к интерпретации, что если в Святом Писании про эльфов ничего нет, то их как бы и нет. Я патриот Святого Писания и ему верю. А значит, у меня и греха нет вовсе!..
Он перекрестился уже сам, подумал, сказал в нерешительности:
– В некотором роде ты прав, сын мой… С иной натуральной женщиной все равно чувствуешь себя скотоложником, Господи, прости, а эта вот чирикушка… гм… что ж, для спасения наших душ будем толковать неясные места в Святом Писании в пользу обвиняемого, это по-христиански.
Я ухватил его руку, поцеловал.
– Спасибо, святой отец.
Изаэль не поняла, о чем была речь, но вежливо прощебетала вслед за мной:
– Спасибо, святой отец.
Он перекрестил и ее с некоторым напряжением во взоре, но она не вспыхнула адским огнем и даже не обратилась в дым, улыбается так же чисто и невинно.
Он вздохнул с облегчением, поклонился и отступил к двери. Изаэль смотрела на меня огромными тревожными глазами, но тут Бобик подсунул ей под руку лобастую голову и напомнил, что пора бы его почесать, она машинально начала перебирать коготками у него за ушами, а я подошел к окну и посмотрел вниз во двор.
Там суетятся люди, слышатся сильные мужские голоса, на стройных конях красиво гарцуют несколько мужчин в пышных одеждах не нашего покроя, даже шляпы с перьями больше похожи на береты.
Я выглянул в коридор, сэр Клифтон тут же встал из-за своего стола в маленькой комнатке и заспешил ко мне.
– Ваша светлость?
Я завел его в кабинет и, подведя к окну, кивнул в сторону всадников.
– Чьи-то гости?
Сэр Клифтон произнес с легким оттенком неудовольствия:
– Из Гиксии.
– К кому-то приехали?
Он нахмурился, ответил с неохотой:
– Вообще-то, к вам.
Я отшатнулся, посмотрел на него весьма пристально.
– Сэр Клифтон… я что-то не понимаю. Ко мне приехали люди, а я об этом даже не знаю?
Он вздохнул, покачал головой:
– Вообще-то, не лично к вам, ваша светлость. Это люди принцев Дрогона и Винхельма, они из Гиксии. Там король на охоте ударился головой о дерево и умер, не успев назначить наследника. А у него двое сыновей…
Я пробормотал:
– А там это не само собой?
– Ваша светлость?
– Я имею в виду, наследником считается не старший сын?
Он покачал головой:
– Даже в Варт Генце это еще не установилось, хотя да, в последнее время считается самым правильным…
– Для того, – напомнил я, – чтобы избежать неудовольствия остальных братьев и борьбы за трон. Хотя далеко не всегда старший сын – лучший правитель.
Он поклонился:
– Золотые слова ваша светлость.
– Я весь золото, – сообщил я. – А здесь чего? Просят помощи?
Он сдержанно улыбнулся.
– Вы всегда все понимаете наперед, ваша светлость! Даже когда это очевидно. Да, просят. Тем более что у них там вообще непредвиденное…
– Что?
– Пока братья спорили, – ответил он, – один из северных землевладельцев, далеко не самый крупный, лорд Теоденль, собрав своих сторонников, ввел их в столицу, быстро побил людей обоих принцев, а себя провозгласил королем.
Я нахмурился.
– Это же противоречит легитимности!
Он наклонил голову:
– Да, но…
– Что?
– Ваша светлость понимает, – ответил он сурово, – что они прибыли весьма не вовремя.
– В самом деле?
– У нас у самих, – пояснил он, – не так уж и… Да они и сами все поняли, когда приехали.
– Давно здесь?
– Две недели. Собираются отправляться восвояси.
Я подумал, сказал решительно:
– Я приму их перед отъездом.
Он помолчал, лицо стало мрачным.
– Ваша светлость…
– Сэр Клифтон, – сказал я строго, – не нужно мне так часто напоминать, что вы местные реалии знаете лучше. Это не значит, что вы лучше меня понимаете вообще!
Он торопливо поклонился.
– Решаю я, – отрезал я безжалостно. – Все решаю только я!.. О моих действиях и поступках можно судить только по результатам, а не по тому, что вы решили и что предположили. Потому сегодня же вечером я им дам аудиенцию. Сообщите им!
Он побледнел, я сам ощутил, что во мне появляется некая властность, хотя в целом я существо мягкое и уступчивое, конфликтов избегаю, но когда меня стараются направить туда, куда им нужно, я просто инстинктивно взъеживаюсь и нередко даю отпор даже раньше, чем на меня вздумают напасть.
– Все будет сделано, – проговорил он торопливо, – ваше вели… ваша светлость!
Он ушел с торопливостью, мое сердце несколько минут еще колотилось учащенно, схватки бывают не только на мечах, но успокоилось быстро, все-таки я победил, хотя вроде бы и невелика честь победить личного секретаря, но все-таки ему здесь и стены помогают, он все пока еще больше секретарь Фальстронга, чем мой.
…Принц Винхельм, высок и сложен атлетически, в расстегнутом камзоле, под ним сверкающая кираса из хорошей стали с золотым единорогом на всю грудь, золотые лилии снизу и по бокам, на широкой перевязи, тоже шитой золотом, короткий меч в очень дорогих ножнах, украшенных мелкими камешками, зато в навершие рукояти вделан крупный рубин зловещего цвета застывающей крови.
Его младший брат принц Дрогон выглядит более женственным, но не слишком, просто очень румяное лицо с пухлыми женскими губами, не отягощенная мускулатурой фигура и мягкие движения. Воины из таких никчемные, зато хорошие развратники, благо к их услугам придворные дамы, и также могут быть еще и стратегами, что не заморачиваются мелкими тактическими целями, а замахиваются на большее…
Оба остановились в трех шагах и с достоинством поклонились, не преклоняя коленей, все-таки принцы, хоть и в изгнании, а я пусть и на троне, однако всего лишь гранд.
– Принц Винхельм, – сказал я, – принц Дрогон…
Они сказали почти одновременно:
– Ваша светлость…
– Ваша светлость…
– Я только сегодня узнал о вас, – сообщил я. – Канцелярия уберегает меня от всех вопросов, чтобы я не отвлекался от главного: как обустроить Варт Генц?.. Присядьте, ваши высочества. В любом случае вы не должны отбывать из нашего королевства, не рассказав мне о том, что случилось в Гиксии.
Оба заняли места по ту сторону стола неспешно и с достоинством, королевские дети, коих с пеленок учат насчет важности каждого жеста и движения.
Принц Дрогон, коротко взглянув на старшего брата, заговорил с неторопливостью государственного человека, взвешивающего каждое слово: