14
Место падения самолета было по-прежнему оцеплено, но уже чисто символически. Полосатая лента валялась на обгорелой земле. Лесная поляна вообще была вся черной от бушевавшего здесь огня. И каким образом не дали пожару распространиться — в такую-то сушь! — одному Богу известно. Впрочем, Турецкий от кого-то уже слышал, что сюда пригнали чуть ли не два десятка пожарных автомобилей не то с пеной, не то со специальным каким-то порошком.
Все, что можно было здесь собрать, тоже подобрали и увезли. Тело погибшего летчика в морг, а «черный ящик» со всей необходимой для выяснения причин катастрофы прибористикой — к экспертам-криминалистам, вместе с которыми теперь работала специальная комиссия, назначенная правительством.
Турецкий понимал, что прошло еще слишком мало времени, чтобы комиссия да и следствие могли сделать определенные выводы и объяснить происшедшее. Такие вещи делаются долго. Лица ответственные, и никто не желает, чтобы в окончательном «диагнозе» оставалась хоть какая-нибудь неопределенность. Да плюс надо учесть неминуемое давление со стороны заинтересованных лиц. Начиная от головной фирмы и кончая руководством испытательного института. Каждый будет отстаивать свою точку зрения, по возможности переваливая вину за катастрофу на другого, на кого угодно, кроме себя.
И вот пока все стороны не придут хотя бы к относительной определенности, или, как у нас любят, к распределению ответственности в равной доле на каждого, чтоб при всеобщей вине нельзя было обнаружить крайнего, то есть виноватого больше других, следствию, по идее, там и делать нечего. Просто не дадут работать. Ибо всякий узкий специалист будет с пеной у рта отстаивать честь своей конторы, оправдываясь объективными факторами. Или еще чем-нибудь, уже совершенно непонятным неспециалисту вообще. Да, конечно, с ними со всеми придется встречаться, чтобы не просто понять существо дела, но, главным образом, уразуметь их логику, а значит, обнаружить то самое рациональное зерно, ради которого и разгребается сейчас вся эта куча.
Турецкий еще раз окинул взглядом груду обгорелых обломков, не убранных пока с места пожарища, и подумал, что сделал правильно, приехав сюда, как ни возражал Платонов. Ну, тому-то все это казалось уже просто ненужным, лишним. Блажью, что ли. Чего там не видели? Все, что необходимо следствию, вывезли, а остальное со временем отправится на свалку. Он уже был здесь несколько раз, даже свидетелей нашел и допросил. Деревенских жителей, случайно оказавшихся в тот день поблизости от места катастрофы. Те, естественно, прибежали первыми, когда с аэродрома еще не прилетел вертолет, а потом уже подъехали машины со специалистами и пожарными. Но во всех свидетельских показаниях было много эмоций и практически никаких фактов, которые помогли бы выяснить причину аварии самолета. Видел их Турецкий — никакой пользы делу.
Платон Петрович стоял в стороне и, скучая, наблюдал, как Александр Борисович бродит по обожженной траве, что-то высматривая и словно бы огорченно покачивая головой. Он действительно отговаривал Турецкого от поездки сюда. Не видел никакого смысла в такой потере времени. Надо ехать в комиссию, на аэродром, делом заниматься, а не пробавляться эмоциями.
Турецкий наконец покинул обгорелую поляну, сбил пепел с ботинок, отряхнул брюки, вытер носовым платком руки, испачканные гарью. Но, прежде чем сесть за руль «Лады», спросил у Платона:
— Слушай, я, кажется, видел у тебя карту этого района? Или ошибся?
— Есть. А что?
— Покажи, будь другом.
Платонов пожал плечами и достал из портфеля папку, а уже из нее толстую тетрадь — цветной план и топографическую карту Москвы и Московской области.
— Чего тебя интересует?
— А вот эти края.
Турецкий положил тетрадь на капот машины, отыскал нужное место на карте и позвал Платона:
— Вот смотри. Тут их аэродром. Здесь — город. Это — река. Место падения, то есть то, где мы сейчас с тобой стоим, где-то здесь, верно?
— Ну? — снова пожал плечами Платон, он не понимал, на кой черт нужны Александру Борисовичу эти изыскания. Что он хотел узнать?
— Мы сейчас смотрим очень приблизительно, — стал объяснять Турецкий. — Но у них там имеются свои полетные карты, на которых все обозначено более точно. Со всеми деталями, так?
— Наверное… А сейчас это нам зачем?
— Запомни свой вопрос, Платон Петрович, и задай его мне, только не забудь, когда мы с тобой будем у летунов. А почему, интересно, здесь не обозначен Солнечный?
— А ты взгляни, какого года карта!
— Хо! Девяносто седьмой! Уж пять лет прошло… Но они наверняка летают не по этой, которая… — Турецкий взглянул на обложку, — для охотников и рыболовов.
— Надо думать, — снисходительно ответил Платонов.
— Да, кстати, я как-то не обратил внимания, среди показаний свидетелей кто-нибудь упоминал про мотоциклистов?
— Каких?
— Ну, которые были здесь едва ли не первыми.
— Ни единого слова. А что, разве были? Откуда известно?
— Так я ж сам тебе говорил, что был в ту субботу в Солнечном и все видел собственными глазами. А ребята на мотоциклах сразу помчались сюда. Но больше я их не видел, потому что мы вскоре уехали в Москву. В принципе, думаю, пользы от их показаний тоже никакой не будет, но поинтересоваться можно. Мало ли!
— Хорошо, давай я съезжу, раз ты считаешь… — Платонов достал из кармана блокнот и вписал в него несколько слов. — Ну, так что, едем?
— Садись, — пригласил Турецкий.
Выезжая по лесной дороге, а затем через обширное поле по грейдеру, Турецкий все оглядывался, что-то прикидывая, пока его размышления не оборвал вопросом Платонов:
— Слушай, Александр Борисович, ты чего-то темнишь, я же вижу! Хоть бы поделился, что ли?
— Понимаешь, Платон, я все прокручиваю тот последний… ну да, практически последний радиообмен, как они это называют, летчика с контрольно-диспетчерской службой. Ты помнишь? Пилот все время спрашивает: «Наши действия?» Причем несколько раз повторяет свой вопрос. А земля отвечает: «Под вами город, идете прямо на него! Отверните!» Ну, отвернули. Дальше что? А дальше я видел своими глазами, как этот самый самолет пер прямиком на поселок. Как будто летчик не знал, что находится под ним. А потом появился парашют, так? И вдруг самолет еще раз изменил направление и нырнул вот туда… — Турецкий махнул рукой в ту сторону, откуда они ехали. — Представляешь картину?
— Честно говоря, не очень, — сознался Платонов.
— А мы обязаны себе ее представлять. И полную правду сказать нам об этом может только один человек, это — Щетинкин. Он покинул самолет за несколько мгновений до того, как Мазаеву удалось снова отвернуть машину и направить ее в лес. Высота у них была уже небольшая, поэтому и у напарника Мазаева парашют-то раскрылся, но его все-таки, как мы знаем, крепко шибануло…
— И что из этого, по-твоему, следует?
— А то, что Мазаев действительно совершил невозможное. И уже одно это должно полностью снять с него любую вину. Если таковая вообще имеется… И еще следует, что нам с тобой нужен в первую очередь Щетинкин, а никакие не начальники.
Они выехали к шоссе и Турецкий посмотрел на часы.
— Так, ехали мы с тобой ни шатко ни валко двадцать три минуты. И отсюда до Солнечного, по моим прикидкам, еще минут пятнадцать. На хорошей скорости. А у них, — кивнул он на небо, — от силы какой-нибудь десяток секунд…
«Лада» стояла перед песчаным подъемом к шоссе. Собираясь выбраться уже на асфальт, Александр Борисович заметил короткую кавалькаду машин, движущихся со стороны Москвы. Решил переждать, дать проехать мимо. Но передняя машина резко затормозила прямо перед носом «Лады» Турецкого, за ней подъехали и тоже остановились три остальные. Из второй по счету машины выскочили двое парней, которые показались Турецкому знакомыми, похоже, он видел их в охране Солнечного. С характерными повадками бодигардов они стали у задней дверцы «мерседеса» и открыли ее. На асфальт выбрался… ну конечно же Игоряша Залесский! Он тут же помахал приветственно рукой Александру, выглянувшему из-за опущенного стекла своей машины, как бы подзывая его к себе.
— Знакомый олигарх, — хмыкнул Александр Борисович. — Кстати, из Солнечного. Посиди минутку. Чего ему надо, узнаю.
Он вышел из машины и поднялся к шоссе. Игорь шел ему навстречу. Охранники стояли у машины. И больше на дороге не было ни одной живой души. Не считая сидящих по машинам.
— Господи, Саша, ты не представляешь, как я рад тебя видеть!
— Что-нибудь случилось? — удивился Турецкий.
— Не спрашивай! А тебя каким ветром занесло сюда?
— Да все любовь к авиации, будь она неладна, — криво усмехнулся Турецкий. — Самолетик тот помнишь? Вот из-за него… А ты с работы, что ли?
— Ох, какая сейчас работа! — Игорь прямо-таки в отчаянии махнул рукой. — Саша, а ведь ты мне просто до зарезу нужен! У тебя найдется для меня десяток минут? Постой! — тут же перебил он себя. — А может, заедем ко мне? Заодно пообедаем да и поговорим. Мне твой совет вот просто… — Он чиркнул себя ребром ладони по горлу и, пригнувшись, посмотрел на «Ладу». — А, ты не один?
