— Поручаем его вам! — представляя меня, сказал один из друзей. — Надеемся, ему здесь будет неплохо. А мы должны ехать.
— Разве вы не остаетесь? — удивился я.
— К сожалению, мы настолько заняты, — улыбнувшись, сказал один из них, — что никак не можем воспользоваться отпуском, да к тому же все наши заботы и помыслы — о друзьях, на себя времени не остается.
Приятной наружности мужчина позвонил, и в кабинет вошел молодой человек.
— Проводи господина в его комнату!
Молодой человек молча поклонился, пропуская меня.
— Неплохой, кажется, отель! — спускаясь по лестнице, заметил я.
Молодой человек промолчал.
— Огромный, а сколько деревьев, зелени! — добавил я, проходя по тенистой аллее.
Молодой человек не ответил. Мы подошли к длинному зданию, на вид кажущемуся двухэтажным. Только почему-то верхний этаж не имел окон. Мы остановились перед большой железной дверью. Молодой человек постучал. Приоткрылось окошечко, показался чей-то глаз, и окошечко снова захлопнулось.
Вскоре дверь отворилась. Сопровождающий молча сделал шаг в сторону, пропуская меня. Другой молодой человек, стоящий на пороге в такой же форме, последовал его примеру. Я решил, что здесь, исходя из желания администрации предоставлять приезжим оптимальные условия для отдыха, служащие не имеют права болтать, общаться с гостями и обязаны выполнять свои функции в полном молчании.
Сопровождающий проследовал вперед по узкому коридору и открыл передо мной дверь в небольшую комнату. Я заметил, что по обе стороны коридора было расположено примерно двадцать таких же комнатенок с низкими потолками и толстыми стенами — по всей видимости, для теплоизоляции. Я еще раз восхитился, насколько же все здесь предусмотрено для удобства гостей. Чуть позже я узнал и секрет кажущейся высоты здания. Хотя оно и было одноэтажным и комнаты имели низкие потолки, но над всеми комнатами и коридорами был сооружен второй потолок — по моим наблюдениям, для безопасности и прочности здания, чтобы обильный снегопад или землетрясение не угрожали клиентам.
Я вошел в комнату и услышал, что дверь за мной захлопнулась. Мне ничего не оставалось, как лечь на кровать, занимающую половину комнаты. Потом я попытался через малюсенькое окошечко, расположенное слева, напротив двери, взглянуть на небо. Но сделать это мне не удалось — стены оказались очень уж толстыми.
Оторванный от городской суеты и сутолоки, я вдруг почувствовал себя полностью изолированным. Ничто уже не имело для меня значения. Я удивлялся, как раньше меня могли волновать и тревожить какие-то мелкие, ничего не значащие вопросы.
Сперва мне показалось, что в здании, кроме меня, никого нет, но несколько глухих ударов в одну из дверей убедили меня, что комнаты населены. Я подумал, что просто эта тишина — обязательное условие проживания в отеле. Когда же и в другие двери начали легонько постукивать, это окончательно подтвердило мою правоту. Я тоже трижды тихо постучал в дверь, и вскоре на пороге показался служащий.
— Здесь нет радиоприемника? — спросил я.
Он отрицательно покачал головой.
— А телевизора?
Снова молчаливое покачивание головой.
— А газет, журналов, книг?..
Ответ был тот же.
— Ну а для развлечения вообще что-нибудь есть?
Он закрыл дверь и исчез. Вскоре вернулся с кипой журналов пяти-шестилетней давности. Видимо, здесь радели о том, чтобы повседневные заботы, от которых я бежал, или, вернее, был похищен моими друзьями, не беспокоили меня.
Я бегло просмотрел журналы и снова постучался.
Служащий в форме открыл дверь.
— Прошу прощения, где тут можно помыть руки?
— Минуточку! — впервые раскрыв рот, тихо и спокойно ответил он. Закрыв за собой дверь, он удалился. Я прислушался. Кто-то прошел по коридору. Где-то хлопнула дверь. Наконец тот же служащий явился за мной. Туалет находился в конце коридора. Мы шли между двух рядов закрытых дверей, и я чувствовал, что за каждой кто-то есть. Меня одолевало страшное любопытство, и, если бы не сопровождающий, я давно бы открыл дверь одной из комнат и поболтал с ее жильцом.
Неожиданно мне стали ясными кажущиеся с первого взгляда странными правила отеля. Все, что здесь происходило, делалось только ради одной цели — обеспечения спокойствия и отдыха приезжих. Их полнейшая изоляция проводилась также исключительно в их же интересах. Не будь эти правила такими строгими, гости давно бы перезнакомились, ходили бы один к другому в гости, шумели бы, галдели, нарушая покой друг друга. Тем самым отель утратил бы свою основную функцию — обеспечение спокойствия и отдыха гостей.
В двенадцать часов подали обед, а в шесть — ужин.
Поскольку столовой не существовало, каждому приносили еду в комнату.
Еще кое-что вначале показалось мне странным и даже несколько шокировало меня (думаю, это может удивить любого новичка), а именно: в таком фешенебельном отеле, где столько великолепных, одетых в униформу слуг, посуду необходимо было мыть самому. Но, поразмыслив немного, я понял, что и эта установка очень разумна. Во-первых, таким образом соблюдались правила гигиены, поскольку вилки, ложки, тарелки и чашки мылись не в общем котле и исключалась возможность их перепутать, то есть у каждого была уверенность в чистоте своей посуды, а во-вторых, это просто занимало и забавляло нас.
Ночью впервые за многие годы я спал спокойно. Ни гудки автомобилей, ни предутренние вопли пьяных гуляк, ни крики уличных торговцев не нарушали моего крепкого сна.
В семь утра подали завтрак. Потом служащий, открыв дверь, спокойным голосом спросил:
— Господин такой-то?
— Да.
— Будьте любезны, оденьтесь. Директор отеля хочет видеть вас.
Я оделся и вышел. Проследовав со мной к кабинету директора, он передал меня в руки другого служащего.
У директора сидел шикарно одетый высокий мужчина с волосами пшеничного цвета. Директор представил нас друг другу.
— Доктор такой-то! — отрекомендовался он.
— Очень приятно! Но я вроде бы не замечал за собой никакого недомогания, — улыбнувшись, ответил я.
— Все наши дорогие клиенты, гости отеля, точно так же заблуждаются, — засмеялся доктор. — Но хочу обратить ваше внимание на то, что мы свое дело знаем отлично и никогда не ошибаемся в выборе клиентов.
— Так вы сами выбираете своих клиентов? То есть вы не всех пускаете в отель? — спросил я.
— Конечно! Только те, на кого пал наш выбор, получают сюда доступ.
— Как же так? — удивился я. — Мы ведь с вами до сегодняшнего дня не были знакомы!
— В этом-то и заключается ваше и многих других заблуждение, — засмеялся он. — Давайте более тщательно рассмотрим этот вопрос. В чем в наше время основная проблема? Бесспорно, в неврозе. Сегодня гораздо больше всякой другой усталости чувствуется нервное перенапряжение, оставляющее неизгладимый след на здоровье людей, делающее их раздражительными и нетерпимыми друг к другу… Наше учреждение — благотворительное, создано на добровольные пожертвования граждан, а отель наш — лишь одна из его многочисленных точек, основанных именно для этой цели. С нами на общественных началах сотрудничает группа филантропов. Когда вы пожаловались, что чувствуете усталость, один из наших внештатных сотрудников, являющийся по совместительству вашим другом, взял вас на заметку. Когда ваша усталость и хандра достигли такой степени, что стали грозить вашему здоровью, ваш друг ввел нас в курс дела и попросил о помощи. И мы, выполнив некоторые предварительные формальности, забронировали здесь вам номер.
Пока вы здесь чудесно отдыхаете, мы изучаем вашу нервную систему и навсегда вылечиваем вас, вне зависимости от продолжительности вашего отпуска, будь он неделю или год. У нас имеются гости, которым так понравился отель, что они живут здесь по семь-восемь месяцев.
— Но не находите ли вы, что здешние порядки несколько странноваты и…
— Нелогичны! — вставил доктор. — Это верно. Но присмотритесь к ним с точки зрения благополучия гостей и успокоения их нервной системы, и вы согласитесь, что все здесь рассчитано точно и целесообразно.
Поразмыслив, я убедился в его правоте. Мертвая тишина, полный покой, абсолютная оторванность и отрешенность от всего мира — все служило максимальному расслаблению души и тела.
— Но в чем же все-таки ваша заинтересованность? — спросил я.
— Наша заинтересованность? — пожал он плечами. — Как видите, все услуги отеля вам обходятся даром. Я уже говорил, что у нас благотворительное учреждение. Нам оказывают довольно солидную моральную и материальную помощь и активно сотрудничают с нами некоторые международные благотворительные организации.
Затем доктор и директор стали расспрашивать меня о вещах, на мой взгляд, довольно интимных: о моей личной жизни, об отношениях с сотрудниками моего учреждения, с родственниками и друзьями, членами семьи. Если бы кто-нибудь другой задавал эти частные, касающиеся только меня вопросы, я бы возмутился. Но на них я не мог обижаться — очень уж благородными и обходительными они были, да к тому же я отлично понимал, что все их помыслы направлены на благо мне и все здесь делается только ради моей же пользы.