— Какой там бедный?! — усмехнулся господин Нируманд. — Каждое лето в Германию ездит, пьет, гуляет, с девушками дурака валяет, а возвращаясь назад, прихватывает с собой две-три машины! И погуляет себе вдоволь, и поездку оправдает. Бедные — это мы с вами! Летом по жаре с высунутыми языками должны бегать! Что говорить, Германия не про нас с вами. Ну а по мне, честное слово, и на севере отдохнуть неплохо[62]. Вон Национальный банк построил себе пляж, Организация планирования — тоже, у Нефтяной компании есть пляж! А наше распроклятое министерство и клочка земли не может купить — пляж построить, чтобы учитель мог поехать туда летом и отдохнуть. А когда заходит об этом речь, они отмахиваются — мы, мол, бюджета не имеем… А сколько лагерей понастроили для своих сорванцов, сколько денег себе присвоили!
До сих пор молчавший господин Лесани[63] подключился к разговору:
— А что у нас вообще-то есть, чтобы еще о пляже тужить?! Но мы сами во всем виноваты! В период бума, когда мы боролись с режимом, они хотели сослать меня в Бушир[64], чтобы, по их собственным словам, надрать мне уши. Я встал перед ними, как вал Искандара[65]. «Ну что ж, — говорю я им, — делайте со мной что хотите!» Они, видя такое дело, отступили, смягчились и отменили решение! Человек должен иметь чувство собственного достоинства! Вон в Европе, Америке… Да если бы там с учителями приключилась сотая доля наших напастей, они бы уже давно надрали уши своему министру. А тут, сколько мы ни призывали учителей собраться в министерстве, никто и в ус не дует.
— А что толку! — возразил господин Адаби. — Как что-нибудь им не так, они подсылают шайку головорезов, и те разгоняют толпу. Кому охота с голыми руками на ножи лезть?..
В канцелярию вошел господин Мохарер[66], заведующий канцелярией школы и счетовод. Все дружно приветствовали его.
— Господа! — потоптавшись на месте и глупо улыбаясь, промямлил господин Мохарер. — Попрошу вас подать мне сведения об успеваемости!
— Я вам уже подал! — поспешно сказал господин Адаби.
— Да, господин Адаби всегда раньше всех дает!
Все захихикали. Господин Факих тоже затрясся, а вместе с ним и его живот.
— Коллеги! — воскликнул господин Нируманд. — А знаете ли вы историю с пирожными? — И повернулся к господину Мохареру: — Зачем школе счетная машина? Вместо нее купили бы лучше новый медный афтабе[67].
— Так ведь счетная машина тоже нужна! — оправдывался господин Мохарер.
— Чтобы с ее помощью ты мог подсчитывать деньги, оставшиеся от не выплаченных вовремя надбавок за ранги? Да ведь разорви тебя на части — ты все равно же будешь считать на пальцах.
Все грохнули.
— Когда купили машину, — сказал господин Факих, — директор целую неделю по инструкции учил его, как следует с ней работать. После того как все растолковал ему, Мохарер отложил машину и вынул свои четки.
Снова раздался общий смех. Господин Мохарер тоже засмеялся.
— Да, а перед этим-то еще что было, — сказал господин Массах и повернулся к господину Нируманду, — говори, дорогой, рассказывай про пирожные…
— Ну так вот, — начал господин Нируманд. — Мохарер с директором покупают счетную машину, а потом говорят: «По этому поводу следует отведать сладостей». Идут и съедают по одному пирожному, затем — по второму, потом говорят: «Нет, так дело не пойдет. Дайте-ка нам килограмм пирожных». Директор довольствуется еще парой пирожных, остальные съедает Мохарер. Короче говоря, оба неделю провалялись в постелях. Когда же пришли наконец в школу, то с афтабе в руках беспрерывно торчали перед туалетом. Этот выходит — тот заходит, тот выходит — этот заходит.
Смех душил учителей, они чуть было не лишились чувств. Когда все начали понемногу успокаиваться, господин Факих добавил:
— До этого они еще по паре сандвичей слопали!
Снова раздался общий хохот.
Зазвонил телефон.
— Теперь ваша очередь, — кивнул господин Нируманд господину Мохасебу.
— Да-да, сейчас позову… — сказал в трубку завуч. — Господин Мохасеб!
— Я же говорил! — снова обрадовался господин Нируманд.
И снова все грохнули. Господин Мохасеб взял трубку.
— Да-да, здравствуйте! Как поживаете? Ничего? Как супруга? Как дети? Все здоровы?
— Как-то раз, — начал завуч громким голосом, — господин Мохасеб опоздал. Дети шалили. Я послал одного ученика на улицу посмотреть, не идет ли господин Мохасеб. Вскоре ученик вернулся. «Господин завуч, — сказал он, — господин Мохасеб повел покупателя смотреть землю…»
Все разом прыснули. У кого были очки, сняли их и стали вытирать глаза. Господин Мохасеб прикрыл ладонью трубку и начальственным тоном произнес:
— Прошу вас, немного потише! Я совершенно не слышу, что он говорит.
— Тут и слышать ничего не надо, — сказал господин Нируманд. — Он интересуется, не подорожала ли земля.
Стулья заскрипели; живот господина Факиха, а вместе с ним и его толстые ноги-тумбы затряслись.
— Да-да! На центральной улице, в качестве недвижимого имущества — прекрасен. Для собственного же дома шумновато — автобусы, машины… К тому же напротив кузнечная мастерская. Нет, та, что на улице Хаштметри, гораздо лучше, месяца через четыре обещали заасфальтировать… Воду тоже максимум через год дадут.
— Гляди! — тихо произнес господин Нируманд. — Во дает! Голую безводную пустыню бедняге сватает!..
Как только господин Мохасеб положил трубку, господин Адаби обратился к нему:
— Послушай! Давай-ка придумай что-нибудь и для своих коллег.
— Мы всегда услужить готовы, — ответил господин Мохасеб, — есть очень хорошие домики… И цены доступные — всего шестьдесят… тысяч… туманов. Сорок наличными, остальные в рассрочку.
Господин Нируманд пошарил в кармане и вытащил две бумажки по двадцать туманов:
— На, возьми! Завтра принесешь купчую — отдам остальные.
— Что ты говоришь, — возмутился господин Адаби, — у учителя не то что сорок тысяч — сорок туманов-то не всегда найдется!
— Вот мы тут бегали, всех уговаривали собраться в среду, да разве вас уговоришь, — снова начал господин Лесани. — Ведь одним из наших требований было организовать банк, вроде Национального банка, чтобы можно было взять ссуду на покупку дома…
— Ну что, давать звонок? — спросил завуч.
— Да брось, куда торопиться? Все равно за эти несколько минут ученики не поумнеют…
— Сил моих больше нет ходить в класс… Сейчас бы на берег Кереджа[68]… Водка, шнапс, пиво, холодненькие, прямо из воды, красотка под боком — хорошо!
Я пьян любовью — дайте мне бокал.Хмельной от страсти — винопийцей стал.[69]
Завуч все же дал звонок. Ученики вернулись в классы. Господин Нируманд подошел к микрофону и объявил:
— Второй «Б», в раздевалку!
Учителя поплелись к двери.
— Прошу вас!.. Нет, вы, пожалуйста!..
— Сделайте милость, — пропуская всех впереди себя, говорил господин Моварех, — я чем позже приду, тем лучше! В конце концов, минута — и та наша!
— Вот и еще один день прошел! — вздохнул господин Массах. — Когда наконец праздник наступит, когда придет лето?..
— Да-да, в этом-то и есть наше несчастье, — вторил ему господин Адаби. — Мы все время ждем чего-то — праздника, лета… Такова наша жизнь! И она безвозвратно проходит!..
Господин Массах похлопал его по плечу:
— Чего ты расстраиваешься! Ну и пусть проходит!.. Стоит ли жалеть?!
Путешествие в удивительный край
Давно я чувствовал потребность в хорошем отдыхе и не раз говорил об этом своим друзьям:
— Устал я порядком! Так и мечтаю оказаться в каком-нибудь тихом уголке и отдохнуть хоть месячишко, ни о чем не думая.
И вот как-то в ответ на мои сетования друзья неожиданно предложили мне:
— Давай собирайся!
— Но ведь… — начал я.
— Никаких «но», — перебили они, — ты же мечтал об этом!
— А как же работа?
— Не волнуйся, все будет в порядке. К тому же это ненадолго.
— Надо хоть домашних предупредить!
— Мы сами им сообщим. Скажем, что уехал в командировку!
Я был так ошарашен неожиданностью поездки, к тому же друзья, усадив меня между собой на заднее сиденье, так болтали, что я не обратил внимания даже на дорогу. Помню только, что с шумной городской улицы автомобиль свернул на тихое, пустынное шоссе, а оттуда в огромный безлюдный парк.
Остановившись у одноэтажного здания, мы вышли из машины и поднялись по ступенькам. Дверь открыл молодой человек в униформе — то ли швейцар, то ли лифтер.
Приятной наружности средних лет мужчина поднялся из-за стола и сделал нам навстречу несколько шагов.
