Покаяние
Был папа готов литургию свершать,Сияя в святом облаченье,С могуществом, данным ему, отпускатьВсем грешникам их прегрешенья.
И папа обряд очищенья свершал;Во прахе народ простирался;И кто с покаянием прах лобызал,От всех тот грехов очищался.
Органа торжественный гром восходилГоре́ во святом фимиаме.И страх соприсутствия божия былРазлит благодатно во храме.
Святейшее слово он хочет сказать —Устам не покорствуют звуки;Сосуд живоносный он хочет поднять —Дрожащие падают руки.
«Есть грешник великий во храме святом!И бремя на нем святотатства!Нет части ему в разрешенье моем:Он здесь не от нашего братства.
Нет слова, чтоб мир водворило оноВ душе погубле́нной отныне;И он обретет осужденье одноВ чистейшей небесной святыне.
Беги ж, осужденный; отвергнись от нас:Не жди моего заклинанья;Беги: да свершу невозбранно в сей часВеликий обряд покаянья».
С толпой на коленях стоял пилигрим,В простую одет власяницу;Впервые узрел он сияющий Рим,Великую веры столицу.
Молчанье храня, он пришел из своейДалекой отчизны как нищий;И целые сорок он дней и ночейПочти не касался до пищи;
И в храме, в святой покаяния час,Усердней никто не молился…Но грянул над ним заклинательный гласОн бледен поднялся и скрылся.
Спешит запрещенный покинуть он Рим;Преследуем словом ужасным,К шотландским идет он горам голубым,К озерам отечества ясным.
Когда ж возвратился в отечество он,В старинную дедов обитель:Вассалы к нему собрались на поклонИ ждали, что скажет властитель.
Но прежний властитель, дотоле вождемИх бывший ко славе победной,Их принял с унылым, суровым лицом,С потухшими взорами, бледный.
Сложил он с вассалов подданства обетИ с ними безмолвно простился;Покинул он замок, покинул он светИ в келью отшельником скрылся.
Себя он обрек на молчанье и труд;Без сна проводил он все ночи;Как бледный убийца, ведомый на суд,Бродил он, потупивши очи.
Не знал он покрова ни в холод, ни в дождь;В раздранной ходил власянице;И в келье, бывалый властитель и вождь,Гнездился, как мертвый в гробнице.
В святой монастырь богоматери далОн часть своего достоянья:Чтоб там о погибших собор совершалВседневно обряд поминанья.
Когда ж поминанье собор совершал,Моляся в усердии теплом,Он в храм не входил; перед дверью лежалОн в прахе, осыпанный пеплом.
Окрест сторона та прекрасна была:Река, наравне с берегами,По зелени яркой лазурно теклаИ зелень поила струями;
Живые дороги вились по полям;Меж нивами села блистали;Пестрели стада; отвечая рогам,Долины и холмы звучали;
Святой монастырь на пригорке стоялЗа темною кленов оградой:Меж ними – в то время, как вечер сиял, —Багряной горел он громадой.
Но грешным очам неприметна красаВеселой окрестной природы;Без блеска для мертвой души небеса,Без голоса рощи и воды.
Есть место – туда, как могильная тень,Одною дорогой он ходит;Там часто, задумчив, сидит он весь день,Там часто и ночи проводит.
В лесном захолустье, где сонный ворчитИсточник, влачася лениво,На дикой поляне часовня стоитВ обломках, заглохших крапивой;
И черны обломки: пожар там прошел;Золою, стопившейся в камень,И падшею кровлей задавленный пол,Решетки, стерпевшие пламень,
И полосы дыма на голых стенах,И древний алтарь без святыни,Все сердцу твердит, пробуждая в нем страх,О тайне сей мрачной пустыни.
Ужасное дело свершилося там:В часовне пустынного места,В час ночи, обет принося небесам,Стояли жених и невеста.
К красавице бурною страстью пылалОкруги могучий властитель;Но нравился боле ей скромный вассал,Чем гордый его повелитель.
Соперника ревность была им страшна:И втайне их брак совершился.Уж клятва любви небесам предана,И пастырь над ними молился…
Вдруг топот и клики и пламя кругом!Их тайна открыта; в кипеньеОбиды, любви, обезумлен вином,Дерзнул он на страшное мщенье:
Захлопнуты двери; часовня горит;Стенаньям смеется губитель;Все пышет, валится, трещит и гремит,И в пепле святыни обитель.
Был вечер прекрасен, и тих, и душист;На горных вершинах сияло;Свод неба глубокий был темен и чист;Торжественно все утихало.
В обители иноков слышался звон:Там было вечернее бденье;И иноки пели хвалебный канон,И было их сладостно пенье.
По-прежнему грустен, по-прежнему дик(Уж годы прошли в покаянье),На место, где сердце он мучить привык,Он шел, погруженный в молчанье.
Но вечер невольно беседовал с нимСвоей миротворной красою,И тихой земли усыпленьем святым,И звездных небес тишиною.
И воздух его обнимал теплотой,И пил аромат он целебный,И в слух долетал издалека поройОтшельников голос хвалебный.
И с чувством, давно позабытым, поднялНа небо он взор свой угрюмый,И долго смотрел, и недвижим стоял,Окованный тайною думой…
Но вдруг содрогнулся – как будто о чемУжасном он вспомнил, – глубокоВздохнул, стал бледней и обычным путемПошел, как мертвец, одиноко.
Главу опустя, безнадежно уныл,Отчаянно стиснувши руки,Приходит туда он, куда приходилУж годы вседневно для муки.
И видит… у входа часовни сидитЧернец в размышленье глубоком,Он чуден лицом; на него он глядитПронзающим внутренность оком.
И тихо сказал наконец он: «ХристосТебя сохрани и помилуй!»И грешнику душу привет сей потрёс,Как луч воскресенья могилу.
«Ответствуй мне, кто ты? (чернец вопросил)Свою мне поведай судьбину;По виду ты странник; быть может, ходил,Свершая обет, в Палестину?
Или ко гробам чудотворцев святыхСвое приносил поклоненье?С собою мощей не принес ли каких,Дарующих грешным спасенье?»
«Мощей не принес я; к гробам не ходил,Спасающим нас благодатью;Не зрел Палестины… Но в Риме я былИ предан навеки проклятью».
«Проклятия вечного нет для живых:Есть верный за падших заступник.Приди, исповедайся в тайных своихГрехах предо мною, преступник».
«Что сделать не властен святейший отец,Владыка и божий наместник,Тебе ли то сделать? И кто ты, чернец?Кем послан ты, милости вестник?»
«Я здесь издалека: был в той стороне,Где ведома участь земного;Здесь память загладить позволено мнеУжасного дела ночного».
При слове сем грешник на землю упал…Все члены его трепетали…Он исповедь начал… но что он сказал,Того на земле не узнали.
Лишь месяц их тайным свидетелем был,Смотря сквозь древесные сени;И, мнилось, в то время, когда он светил,Две легкие веяли тени;
Двумя облачками казались оне;Все выше, все выше взлетали;И все неразлучны; и вдруг в вышинеС лазурью слились и пропали.
И он на земле не встречался с тех пор.Одно сохранилось в преданье:С обычным обрядом священный соборВо храме свершал поминанье;
И пеньем торжественным полон был храм,И тихо дымились кадилы,И вместе с земными невидимо тамСлужили небесные силы.
И в храм он вошел, к алтарю приступил,Пречистых даров причастился,На небо сияющий взор устремил,Сжал набожно руки… и скрылся.
Конец марта – начало апреля 1831
Старый рыцарь
Он был весной своейВ земле обетованнойИ много славных днейПровел в тревоге бранной.
Там ветку от святойОливы оторвал он;На шлем железный свойТу ветку навязал он.
С неверным он врагом,Нося ту ветку, билсяИ с нею в отчий домПрославлен возвратился.
Ту ветку посадилСам в землю он роднуюИ часто приносилЕй воду ключевую.
Он стал старик седой,И сила мышц пропала;Из ветки молодойОлива древом стала.
Под нею часто онСидит, уединенный,В невыразимый сонДушою погруженный.
Над ним, как друг, стоит,Обняв его седины,И ветвями шумитОлива Палестины;
И, внемля ей во сне,Вздыхает он глубокоО славной старинеИ о земле далекой.
26 ноября 1832
Братоубийца
На скале приморской мшистой,Там, где берег грозно дик,Богоматери пречистойЧудотворный зрится лик;С той крутой скалы на водыМатерь божия глядитИ пловца от непогодыУгрожающей хранит.
Каждый вечер, лишь молебныйНа скале раздастся звон,Глас ответственный хвалебныйВосстает со всех сторон;Пахарь пеньем освящаетДня и всех трудов конец,И на пaлубе читает«Ave Maria» пловец.
Благодатного УспеньяСветлый праздник наступил;Все окрестные селеньяЗвон призывный огласил;Солнце радостно и ярко,Бездна вод светла до дна,И природа, мнится, жаркойВся молитвою полна.
Все пути кипят толпами,Все блестит вдали, вдали;Убралися вымпеламиЧелноки и корабли;И, в один слиявшись крестныйБогомольно-шумный ход,Вьется лестницей небеснойПо святой скале народ.
Сзади, в грубых власяницах,Слезы тяжкие в очах,Бледный пост на мрачных лицах,На главе зола и прах,Идут грешные в молчанье;Им с другими не вступитьВ храм святой; им в покаяньеПеред храмом слезы лить.
И от всех других далекоМертвецом бредет один:Щеки впалы; тускло око;Полон мрачный лоб морщин;Из железа пояс ржавыйТело чахлое гнетет,И, к ноге прильнув кровавой,Злая цепь ее грызет.
Брата некогда убил он;Изломав проклятый меч,Сталь убийства обратил онВ пояс; латы скинул с плеч,И в оковах, как колодник,Бродит он с тех пор и ждет,Что какой-нибудь угодникЧудом цепь с него сорвет.
Бродит он, бездомный странник,Бродит много, много лет;Но прощения посланникИм не встречен; чуда нет.Смутен день, бессонны ночи,Скорбь с людьми и без людей,Вид небес пугает очи,Жизнь страшна, конец страшней.
Вот, как бы дорогой терний,Тяжко к храму всходит он;В храме все молчат, вечернийВнемля благовеста звон.Стал он в страхе пред дверями:Девы лик сквозь фимиамБлещет, обданный лучамиДня, сходящего к водам.
И окрест благоговеньяРаспростерлась тишина:Мнится, таинством УспеньяВся земля еще полна,И на облаке сияетВозлетевшей девы след,И она благословляет,Исчезая, здешний свет.
Все пошли назад толпами;Но преступник не спешитИм вослед, перед дверями,Бледен ликом, он стоит:Цепи все еще вкруг тела,Ими сжатого, лежат,А душа уж улетелаВ град свободы, в божий град.
1832
Поэмы. Повести в стихах. Сказки
