каморке они беседовали с женщиной, проживавшей с мужем и сыном, ослепшими от бракованного лекарства, которого оказалась целая партия. Моузи не в первый раз слышал о подобных трагедиях. Слепой, сидевший спиной к стене, повернул хмурое лицо в сторону говоривших.
– Что, интересно вам, да? – спросил он.
Его сын, прижавшись к плечу отца, обводил пальцем щель в полу, глядя в пустоту невидящими глазами с расширенными зрачками.
Вслед за сморщенной хозяйкой бордингауза (полпенни в неделю) группа поднялась на скрипучую, замусоренную перьями крышу, чтобы осмотреть голубятню: старухе очень хотелось продемонстрировать свой метод сворачивания голов. Резкий поворот шеи – и птица испускала струйку белого помета, вяло обвисая в руке. Это слегка покоробило даже Моузи (а голубя так вообще прикончило). Старуха тут же ощипала и разделала тушку на покрытой пятнами крови доске, пока остальные птицы хлопали крыльями и кричали в своих клетках, сколоченных из всякого хлама.
Однако позорного бегства Лайонела Моузи так и не дождался.
Лайонел держал в руке надушенный шелковый носовой платок с монограммой (стоивший, по мнению докера, больше всего наличного гардероба любого из тех, кого они посетили) и прижимал его к носу всякий раз, как они выходили из очередной каморки, но тщедушный юнец дошел до финиша вместе с остальными, ни разу не заныв. Если он и был потрясен нищетой, то держался достойно, признал про себя Моузи.
Затем визитеров повели смотреть на огромный отстойник, над которым просела почва и увлекла за собой полдома; из выгребной ямы не смогли выбраться две лошади и человек по имени Валль. Вот тут Лайонел отошел на несколько ярдов, и его стошнило, но и с другими студентами приключилась та же беда. Моузи и сам еле сдержал подступившую к горлу желчь от смрадных испарений, стоявших над поверхностью гигантской багрово-серой лужи.
Напоследок они посетили Пойнт – южную оконечность города, где океанский воздух почти побеждал вонь гари и испражнений. Моузи хорошо знал это место – на Пойнте сохранилась самая древняя кумирня в городе. Среди травинок, пробивавшихся из засыпанной галькой почвы, стояли каменные и деревянные идолы разного возраста и сходства с персонажами легенды: иные почти утратили очертания человеческих фигур, не говоря уже о кошачьих. У подножия тотемов лежали приношения – цветы, рыбьи скелеты и кусочки рыбы. Несколько стареньких верующих молились, припав к земле. Чтобы задобрить свою мать, Моузи молился в Пойнте бесчисленное множество раз, но после ее смерти не был здесь ни разу.
Как почти везде в Лисе, здесь жили бродячие кошки. Эти вездесущие твари грелись на камнях, возлежали возле идолов или сидели в усыпанной гравием траве, ожидая, пока просители закончат молиться и можно будет съесть жертвенную рыбу. Они были по-своему величавы, эти бродячие коты с рваными ушами, шрамами на мордах и жесткой косматой шерстью. Некоторые нетерпеливо помахивали хвостами, но в основном кошки выжидали, сузив глаза и застыв в царственной неподвижности.
И снова Лайонел удивил Моузи. Тот ожидал, что университетский студентик сморщит нос при виде нищих стариков, молящих кошек об улыбке. Но Лайонел, увидев, что одному из просителей трудно подняться с колен, подошел и помог ему встать.
– Как вы, сэр? – спросил Лайонел у бедняка, чья ветхая, выгоревшая на солнце шляпа была лучшим предметом его жалкого гардероба. Из багрового пористого носа вытекали два темно-желтых поршня соплей.
– Я в порядке, сэр, спасибо. Вы знаете, если мы будем заботиться об этих тварях, они в свою очередь позаботятся о нас! Да-да, это правда. Помните историю о девочке, которая заблудилась в пустыне?
– Нет, – ответил Лайонел. – О чем там говорится?
Влажное, нездоровое лицо старика осветилось радостью.
– Одна девочка вышла в темноту поглядеть, как там устроено в темноте, и не смогла найти дорогу домой. Она блуждала много часов и дней, изнемогая от жажды, и в конце концов упала на песок, думая, что умрет. Но тут появился – кто бы вы думали? – черный кот потрясающей красоты, с шелковистой черной шубкой. Девочка заглянула ему в глаза, а кот заглянул в глаза девочке, и ей стало понятно: если она поднимется и подойдет к сухому дереву в царапинах, о которое черный кот точил когти, и направится в ту сторону, то найдет и воду, и дорогу домой.
– И она нашла? – поторопил Лайонел.
– О да, сэр!
Мать Моузи рассказывала ему чуть иначе: девочку бросили в темницу за преступления злого короля, а кошка поскребла по полу там, где под половицами был спрятан ключ, но общая идея примерно совпадала. Мать научила Моузи всем своим сказкам, начиная с самой любимой, о том, как дьявол, устав от своих проделок, заснул, и его мудрость выбралась наружу, приняв вид кошки, и наделила смекалкой признательных мужчин и женщин для их преуспеяния. Родители Моузи перебрались в этот город из своей родной страны еще до его рождения; его отец был одним из иностранных рекрутов Великой армии, соблазнившихся обещанными военными трофеями. Когда папаша скончался от пневмонии в разгар первой Оттоманской кампании Гилдерслива, не оставив ни пенсии, ни добычи, мать Моузи, беременная им, забросила веру предков и всей душой предалась местному культу. Выгода от этой перемены оказалась сомнительной: ее ребенок выжил, но сама она умерла, когда Моузи было десять лет. Внутри у нее все сгнило, поэтому она улыбалась сыну и одновременно скрежетала зубами от боли. Так уж повелось в Лисе среди верующих и неверующих: смерть от болезни, когда приходится делить комнату с двенадцатью соседями, или голодная смерть, когда ты покалечился на работе и не можешь больше работать, или смерть от пожара, когда нищие так уставали просить на улицах, что засыпали, уронив свечку на кучу лохмотьев, или смерть от иностранной пули, потому что Гилдерслив погнал тебя в наступление, а теперь добавилась еще и смерть от чертовой прогнившей почвы, когда ты стоишь на земле, и вдруг она разверзается под тобой без предупреждения. Если и существовала какая-нибудь монструозная волшебная кошка, которая присматривала за верующими, она явно отличалась поганой пунктуальностью, неизменно выжидая со своей помощью до тех пор, пока верующий не помирал какой-нибудь жуткой смертью.
– А когда мы умрем, то, если мы жили достойно и были добры к меньшим братьям, – старик показал на кошек, лениво бродивших по каменистой площадке, – нас примет Большая кошка, Великая мать. Она придет и подхватит нас за шиворот, как своих котят.
– Правда? – серьезно переспросил Лайонел.
– Истинная правда. – Верующий расплылся в беззубой улыбке, показав черные десны, и похлопал себя по грязной шее сзади. – Это не больно, клянусь. Она знает, как брать за шкирку. Она отнесет нас
