и нервов ее лицо выглядело тусклым и помятым. От этого мать бесилась еще больше.
— Какая же ты страшная! Даже если мы обойдем все бутики и ты примеришь всю одежду, твое поганое лицо изуродует ее! Черт! Да за что мне все это?! Почему у такой как я родилась такая страшная дочь?! Снимай! Снимай это! Не позорь мой любимый бренд! Проклятье!
Элис молча снимала одежду и надевала свою прежнюю. Хорошо, что с утра предусмотрительно выпила успокоительное. Поэтому сейчас молча могла выносить все, что говорил мать. Ей было плевать на то, как психует Урсула. Плевать, что ей изменили прическу и полностью обесцветили волосы. Плевать, как накрасили глаза. Плевать, что скоро ей придется знакомиться с будущим женихом и улыбаться ему так, словно она неимоверно счастлива, что выходит за него замуж. Элис было плевать, что в зеркале отражается лицо настолько вымотанное и несчастное, что страшно смотреть. А по ночам, когда она остается одна, тихо воет в подушку, каждый день думая о том, не покончить ли ей жизнь самоубийством. Но потом пьет снотворное и засыпает. И снова видит сны. А во снах видит того, с кем так и не попрощалась. Того, кому так ничего и не сказала.
И видя его лицо, она пыталась запомнить каждый кусочек несчастного сна. Ведь Дамиан был действительно прекрасен.
Он был великолепен. Он был настолько великолепен, что Элис не смогла сдержать себя. Этот диковатый псих оставил на ней свой сводящий с ума запах. Обжог кожу в тех местах, к которым прикасались его губы. Взглядом растопил внутри то, что ледышкой покоилось уже так долго. Дамиан сломал тот барьер, которым Элис огораживала себя от людей. Он проломил его и, вцепившись в девушку, яркой вспышкой соприкосновения ослепил их обоих.
И Крамер, закрыв глаза, вспоминала, как этот чертов парень смотрел на нее. Смотрел своим хитрым взглядом так откровенно и пристально. Раздевая и облизывая глазами, пялился на нее как на самую красивую девушку в этом мире. Но в этом взгляде было что-то еще, из-за чего Элис и было не по себе. Из-за чего сердце и начинало биться быстрее. А в животе появлялась приятная истома. Во всей этой смеси страсти, похоти и наглости светилась мягкая искра нежности.
Из-за нее взгляд парня был так невыносим и приятен, что у Элис подкашивались ноги. Из-за этого она, в конце концов, сдалась. Обхватив Дамиана руками, сплелась с ним в безумном танце откровенного наслаждения.
Как в тот последний раз, когда она молча плавилась в его руках. Отдавая себя целиком, жадно вдыхая чужой запах, примкнув носом к плечу. Пальцами впивалась в кожу спины, боясь отстраниться. И единственное, чего хотелось тогда — страстно выдыхать его имя. Шептать на ухо его имя при каждом толчке. Чтобы Дамиан узнал. Узнал, как Элис хорошо быть с ним. Как ей приятно. Что он единственный, кому Элис позволила столько. Что он единственный, кому девушка отдала всю себя.
Но она молчала…
Она не смогла пересилить себя. Она не выдыхала его имя. Она просто молча лежала и, утопая в наслаждении, давила в себе страх и осознание того, что это конец. Что это последний раз, когда они вместе.
И теперь, когда Элис из раза в раз снится этот сумасшедший и до безумия приятный сон, она тихо стонет. Губы, еле заметно шевелясь, шепчут имя того, кого нет рядом. И, скорее всего, уже никогда не будет…
* * *
Крамер вздрогнула, когда ее телефон зазвонил прямо посреди ночи. Девушка, щурясь, попыталась разглядеть надпись на дисплее. Но вместо имени там был лишь номер. И будь Элис в собранном состоянии, она бы сразу вспомнила, чей он. Но сейчас ее мозг отказывался работать. Она приняла вызов и поднесла телефон к уху.
— Да, — сонно выдохнула Элис.
— Это я, — немного нервно отозвался Честер.
Девушка не сразу узнала голос бывшего. Поэтому еще несколько секунд стояла гробовая тишина.
— Честер, — на всякий случай нервно уточнил парень.
Элис полностью проснулась и пришла в себя. Сердце громко застучало в груди — память быстро вернула все глыбы бремени обратно на плечи девушки.
— Чего тебе? — раздраженно прохрипела она, садясь.
— … Я слышал, что у тебя скоро свадьба.
— … И? Тебе-то что? — холодно спросила Элис. Если бы этот парень сейчас стоял здесь, она бы плюнула ему в лицо.
— Ты хоть видела его? Ты… ты ведь не хочешь выходить за него. Так зачем согласилась?
— … Блядь, тебе-то какая разница? Какого черта мне вообще звонишь среди ночи? Думаешь, я хочу с тобой разговаривать?
— … Не выходи за него.
— Что?
— Откажись. Скажи, что не хочешь. Скажи, что любишь другого.
Элис истерически захохотала.
— Тебя что ли?
— … Нам же было хорошо вместе, — начав сомневаться, выдавил Честер.
— … Ты ебанулся? — после сокрушительной паузы отрезала Крамер.
— Элис, нам же было хорошо, помнишь? Я, как узнал, что ты замуж выходишь, понял, что не хочу отдавать тебя никому… Что скучаю.
— … Трахаться не с кем? Просто скажи как есть. К чему весь этот спектакль?
Честер ничего не ответил и Элис, встав с кровати, подошла к окну.
— У тебя есть еще те таблетки? Достань их мне.
— Да. Хорошо. Сколько?
— Много. Чем больше, тем лучше.
В трубке повисло напряженное молчание.
— Не волнуйся, не собираюсь я убиваться. Просто нужно запастись на будущее.
— Хорошо, я достану их для тебя.
— Не волнуйся, сладкий, я не останусь в долгу, — томным голосом прошептала Крамер, ледяным взглядом глядя на свое лицо, отражающееся в стекле окна.
— Да. Завтра. Завтра я тебе достану столько, что утащить не сможешь, — радостно сказал Честер, улыбаясь в предвкушении и ликуя от маленькой победы. Ведь сколько бы он после Элис девушек ни поимел, никто из них ей даже в подметки не годился. Крамер была настолько сексуальной, что у Честера просто срывало крышу. И ради еще одного перепихона он был готов достать все, что Элис у него попросит. Крамер была лучше любой элитной шлюхи.
Сбросив звонок, девушка спокойно подошла к зеркалу и включила лампу. Взглянув на свое опухшее лицо, тяжело вздохнула. После чего раскрыла многоярусный шкафчик с косметикой. Протерев лицо очищающими салфетками, достала увлажняющий и успокаивающий ночной крем. Аккуратно и равномерно нанеся его на лицо, рвано выдохнула. Завтра у нее снова будут те таблетки, от которых так приятно сносит крышу. И она снова переспит со своим бывшим.
Завтра она должна раз и навсегда поставить точку на том, что было, и наконец сосредоточиться
