Оливия грустно усмехнулась.
— Вот-вот, Бек. Мне ли не понять. А ты еще спрашиваешь, почему я не согласилась на предложение Дуэйна.
— Но ведь не все же, мужики бабники! — пылко воскликнула Бекки. — Посмотри на моего Билла. Мы с ним вместе уже семь лет, а он влюблен в меня как в первый день. Даже больше. И твой Дуэйн… разве у тебя есть какие-то основания не доверять ему?
— Нет. — Она качнула головой. — Никаких. Более того, Дуэйн относится ко мне… даже не знаю, как сказать… с пониманием, что ли. Он знает… гмм… некоторые факты моей замужней жизни и обстоятельства, приведшие к разводу. Так что… Но признаюсь тебе, Бек, я много передумала за последние дни и пришла к выводу, что пора прекратить постоянно оглядываться назад. Ты знаешь, у меня ощущение, словно я родилась заново.
— Вот и прекрасно. Я рада за тебя, Олли. Честное слово, рада. Даже если ты и не надумаешь выйти замуж, все равно здорово, что ты стала по-новому смотреть на жизнь. А теперь расскажи мне, пожалуйста, немного о Дуэйне. Он какой? Если это не секрет, конечно…
— Да нет, какой там секрет! — весело засмеялась Оливия. — Он очень красивый, очень умный, очень обаятельный… В общем, мистер Совершенство.
— Высокий?
— Угу. Почти на голову выше меня.
— Блондин?
— С чего ты взяла?
— Не знаю, — пожала плечами Бекки. — Наверное, решила, что раз ты брюнетка, то должна влюбиться в блондина.
— Не-а… — мечтательно протянула Оливия. — У него волосы как солнце. Такие же рыжие и блестящие. А мягкие какие…
Бекки засмеялась — радостно.
— Господи, как я завидую тебе, Олли.
— Завидуешь? Но почему?
— Это чудесное ощущение влюбленности, пожалуй, самое лучшее, что выпадает на долю женщине.
— Не может быть! — воскликнула Оливия. — И это говоришь мне ты, мать двоих детей!
— О, дети — это великолепно. Но они, помимо радости, и большой труд, и еще большая ответственность. А зарождающаяся любовь…
— Ох, Бек, чего бы я только ни отдала, чтобы добиться этой ответственности.
— Не волнуйся, милая, это-то, как раз самое простое. Раз у тебя появился возлюбленный…
— Хотелось бы верить, Бекки, очень хотелось бы. Но ты ведь помнишь, что у меня уже два раза не получилось. И лет мне скоро…
— Подумаешь! — фыркнула подруга. — Тридцать три — отличный возраст! А то, что у тебя были выкидыши, так, вполне возможно, это не от тебя зависело.
— Ты полагаешь?
— Конечно!
Оливия тихо и радостно улыбнулась, мечтательно погладила живот. Может быть, там уже зреет новая жизнь, ее и Дуэйна, их общее дитя. Тот рыжеволосый мальчик, которого она вчера видела во сне…
— Бек, я так довольна, что открылась тебе. Правда!
— Что ж, на то ведь и существуют друзья, чтобы было с кем поделиться сокровенными мыслями. А теперь давай-ка есть. Ты, небось, умираешь с голоду. И я хороша — позвала в гости и не кормлю.
Подруги проболтали до темноты, сплетничая об общих знакомых, о возросших расходах по содержанию ранчо и других насущных проблемах, о детях Бекки и предстоящей в ноябре выставке Оливии. Вначале десятого они расцеловались и простились, как нельзя более довольные проведенным вечером.
Вернувшись домой, Оливия обнаружила, что опять пропустила звонок Дуэйна, и на минуту расстроилась. Но, прослушав запись, повеселена. Он снова и снова повторял, что любит ее и с нетерпением ждет будущей встречи.
— Я буду, как и собирался, завтра. Тем рейсом, что прилетает в восемнадцать двадцать. Так что ждать осталось меньше суток…
Она прижала пальцы к вспыхнувшим щекам — меньше суток, и они будут держать друг друга в объятиях. Меньше суток, и она упьется его поцелуями. Меньше суток, и они снова будут любить друг друга на прохладных простынях в ее спальне на втором этаже. Меньше суток…
Оливия непрестанно посматривала на часы — одиннадцать пятнадцать, двенадцать двадцать, двенадцать пятьдесят… Она уже решила, что отправится домой не позже двух. Ей еще надо будет принять душ, перекусить, проверить, все ли готово для приема ее дорогого гостя. И выехать пораньше, чтобы до прилета самолета заглянуть в супермаркет и купить кое-какие мелочи. Черт возьми, как медленно ползет время, когда чего-то очень ждешь!
А ты не жди, а работай, негромко напомнил голос благоразумия. Но тут же смолк, не выдержав конкуренции с нетерпеливой любовной страстью, переходящей почти в лихорадку.
Да ладно, сдалась, наконец, Оливия, чего мучиться, когда голова все равно занята другим. Она решительно закрыла этюдник и свистнула, подзывая свою любимую серую кобылку по кличке Ржавая Подкова. У нее в очередной, уже, наверное, тысячный, раз мелькнула мысль: и кто только придумал дать такому благородному животному неблагозвучное и оскорбительное имя?
Обладательница же его, похоже, не думала о благозвучии и не страдала от обид, потому что подошла и ткнулась мордой, проверяя, не забыла ли хозяйка захватить излюбленное ею лакомство. И не ошиблась — Оливия сунула руку в карман рабочей блузы и достала большое сочное яблоко. Ржавая Подкова с удовольствием захрустела.
— Давай, девочка, пойдем домой, — ласково поглаживая шелковистую гриву, произнесла Оливия. Кобыла покосилась большим темным глазом, слегка фыркнула и снова подтолкнула ее носом. — Нет-нет, больше у меня нет. Подожди до дома. Не надо быть такой жадной и нетерпеливой. — Она вздохнула. — Я-то вот терплю…
Если бы лошади умели читать мысли, то при этих словах Ржавая Подкова непременно бы заржала. Громко и возмущенно. В знак протеста против людского лицемерия. Потому что именно отсутствием терпения и объяснялось их раннее возвращение домой, хотя на лугу было намного приятнее, чем в деннике или даже в загоне.
Но она не умела, поэтому, покорно позволила оседлать себя и неторопливо направилась вниз…
— Мисс Олли! Вам звонил мистер Картрайт! — встретила ее громким криком Эмма Грейнджер.
Оливия похолодела от внезапного дурного предчувствия, но внешне спокойно поинтересовалась:
— Он просил что-то передать?
— Да. Сказал, что ему необходимо сегодня же быть в Нью-Йорке. По известному вам делу. Вернется дня через два, не раньше. Обещал перезвонить вам при первой же возможности. И оставил название отеля, где остановится.
Ее захлестнула волна отчаяния: он не приедет! Не приедет! Оливия закусила губу, чтобы не расплакаться, молча, кивнула и медленно пошла к лестнице на второй этаж. Ей не хотелось разговаривать, не хотелось отвечать на вопросы, не хотелось думать. Упав на кровать, она зарылась головой в подушку и только тут позволила себе глубоко-глубоко вздохнуть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
